Нет слез на одуванчиках...

*****

Солнце вспомнило о том, что оно есть, нещадно, не по-весеннему, разогревая тротуарную плитку. Алиса не спеша шла в сторону знакомого дома. Странно, еще вчера она была уверена, что ненавидеть так сильно никого в принципе невозможно. Сегодня уже перестала быть так уверена. Точнее, стала не уверена совсем. Алиса даже не знала, зачем нужны эти шаги в сторону дома… Его дома.

Когда она кричала в телефон «что б ты сдох», потеряв всю свою извечную невозмутимость и «королевскую сдержанность», добавляя ещё много разных эпитетов…тогда она не думала, что станет так сложно пройти эти шаги. Что злость, станет биться в висках и требовать выхода. «Что б ты сдох» … - не самое мягкое пожелание, но оно не отражало даже части того, чего ей хотелось. Что бы черти в аду отрывали, вырезали мелкими тупыми, непременно тупыми и ржавыми, маникюрными «ноженками» по кусочку и тут же скармливали…при этом посадив голой задницей на пустую внутри палку, или нет, лучше грязную трубу, из-под смененного водопровода, прослужившую годов с тридцатых прошлого века, с живущими внутри муравьями. А наверх этой трубы обязательно налить сахарный сироп…и много-много мелких щелей, что б муравьям было удобнее выползать. И пусть это будет лишь началом, что б ты сдох…

Бессильные слезы, от ярости, навернулись на ресницы. Тушь не смывается, хорошая тушь…значит, наплевать. А эта тварь ещё осмеливается звонить… писать он уже не может. Публично не станет, а все остальные возможности давно блокированы – в ЧС его. Везде. Но не удаляя, ведь…все таки, престижно. Он же «Звезда»…. Козел он. Но, народ слетается на страницу, видя в списке его паршивое имя, как мухи на…сладкое. Или, на несладкое. В общем, как мухи.   Он предложил ей «пооформлять» посты для него, «обдумать и предложить идеи», при чем публично. Мерзкий жирный старый глупый пень, давно неспособный ни на что. Что требует отрыва задницы от стула. Беспроигрышный ход. Она не сможет не ответить, ведь все на виду, и, уж тем более, никогда не напишет то, что станет снова и снова орать в телефон или в его отвратительную плебейскую морду…

А, ведь эта гадюка в клоунском своем амплуа, эта развалина, от которого давно уже нет на сцене никакого толка, все тянут ударник и гитаристы… этот практически старикашка, толком не умеющий даже машину нормально водить, этот… в общем то, он всего лишь помпезно, с присущим ему умением превращать все в фарс и спектакль для самого себя, всего лишь дотошно воплощал в жизнь её же план его счастья. План, который она придумала, расписала по тезисам, разжевала и разложила по полочкам, аргументируя необходимость каждого шага в нем. И преподнесла все это гадкому человеку на «блюдечке». Сама же убеждала его в долгие часы переписки в правильности, в необходимости всех этих действий, прося. Умоляя, хотя бы попробовать…. Хотя бы только подумать. Настаивая, что времена просто музыкантов, когда был важен талант, давно прошли… Что нельзя, нельзя просто жить, как хочется…Что, для того. Что бы люди несли тебе деньги, нужно дать им то, что они хотят… так, чтобы они все обалдели.   И не секс, наркотики и рок-эн-ролл, нет, это как и эксплуатировалось всю его жизнь им. Нужно «превратиться из гадкого утенка в лебедя»… ему нужна сказка «Красавица и чудовище», совмещенная с сопливой историей Золушки, желательно из какого-нибудь телемыла, некоторой давности… того, которое смотрели и умилялись по возрасту те, кто сейчас платит за билеты. И он, покопавшись в своих бесконечных «архивах романтики» нашел идеальное воплощение её креативной задумки. Как он там говорил – «не произноси того, чего не хочешь на самом деле…это неправильно, ты ждешь другого, но посылаешь неверный сигнал…и потом удивляешься, почему приходит не то назад…». Будь ты проклят…

Так ведь она хотела. Так искренне, так неистово … хотела ему счастья. Счастья и света, любви, самой беззастенчивой и неудержимой, самой честной и радостной. Самой красивой любви под этим небом… Почему же, откуда сейчас столько ненависти, столько злости, столько эгоизма…? Откуда вообще взялся этот эгоизм? Боги, как же она сейчас его ненавидела… паршивого алкоголика, за которого была готова перегрызть глотку любому, кто хотя бы косо взглянет в его сторону…или, упаси господь, выскажет, да хотя бы подумает усомниться в его гениальности, абсолютной аксиомной правоте во всем… да, самой себе она могла признаться, её терзал в его действиях только один момент, почему?! Почему не она оказалась у его ног? Историю ведь можно было и подкорректировать, или, вообще, придумать заново… её терзало, что весь отвратительный фарс с множеством незамеченных автором, непродуманных деталей, мелочей в кадрах, почему этот фарс достался не ей?! Как, как вообще такой поворот стал возможен?

Алиса, буквально задыхаясь от острой режущей левые ребра злости, от убивающей изнутри ревности, эмоции неприятной ей и для нее совершенно новой, принципиально ранее чуждой. Как она всегда искренне считала, задыхаясь в прямом смысле, остановилась. Сосчитала до десяти, перевела дыхание и зашла в маленький магазин на первом этаже четырехэтажного дома, мрачной тенью, несмотря на светлую облицовку, возвышавшегося над улицей. Хотелось пить. Нестерпимо, прямо сейчас. пройти без глотка воды несколько оставшихся метров было просто немыслимо. Да и… «в доме врага своего» не следует ни пить, ни есть. Конечно же, никакой он не враг… но и не друг. Он – чудовище, но не из сказки, а из самых дальних темных полос подсознания, кошмар, отупляющий до слепоты, до звенящего внутри несмолкаемого воя, от которого сейчас так хочется пить.

- Девушка, проснитесь же уже, - толстая и смешная продавщица, с глазками, озорными огоньками, поблескивающими хитровато и оптимистично, над объемистым мясным слоем щек, имеющая неоспоримое сходство с карикатурным грызуном, набравшим в рот орехов и произошедшим от кровосмешения хомяка и свиньи, простой, обычной свиньи, той, из которой делают ветчину. Продавщица все же была начисто лишена признаков возраста. – Ау, девушка, воду то вам какую? С газом, без газа?

Алиса подняла глаза на нечто в униформе, глаза, сильно потемневшие от стоящих внутри злых мертвых слез, и ставших из серых почти что черными, с расширенными яростью зрачками, метнула в сторону тетки колючий, промерзающий от лишь возрастающей обиды и ревности взгляд:

- Мне по фигу. Мне пить, а не пантоваться.

Продавщица притихла, как-то сникла щеками к низу, быстро выдала самую близко стоящую пластиковую бутылку и проводила спину Алисы почему-то расстроенным взглядом.

Пройдя под окончательно разбушевавшимся солнцем, нещадно жарившим еще не распустившиеся почки на деревьях, подошла к ставшему близко знакомым за эти недели, подъезду. Остановилась, порылась в сумке, достала ключи… и убрала их в карман. Набрала номер на домофоне. Ответ был почти мгновенным:

- Да, слушаю вас.

Злость, совсем почти отпустившая, вновь встала комком в горле. Очень сложно было её задавить, но, она же актриса, хоть и «погорелых подмостков» … Взяла под контроль свои эмоции и весело ответила:

- Привет, это Алиса. Мы с тобой созванивались, если ты, конечно, за счастливые дни новой семейной жизни, не забыл. Или что там у тебя сейчас, медовый месяц на Карибах?

- У меня сейчас репетиции, работа, тур и альбом…и твой чертов имидж, контракты на рекламу, - он замолчал на минуту, - не переигрывай, талантливая моя, поднимайся.

Щелчок замка где-то в сердце двери. Так же, этим же звуком, щелкает в висках бешенство. Где-то, в какой-то момент, Алиса поверила… в возможность счастья, как у людей, для себя, здесь, в этом доме, рядом с ним… она пропустила момент, когда стала считать его своим. Упустила мгновение, в котором завязла по самые уши… Еще чуть ли не несколько дней назад, она так искренне, так горячо доказывала ему, что совершенно не подходит на роль его официальной спутницы, что ему нужна не её аристократичная сдержанность, а взрыв, пусть и с неправильной симметрией лица… сверхэффектная кукла. Такая вся, что б оборачивались, уронив на пол челюсти.

Сама же… она медленно поднималась по отвесным ступенькам лестницы, словно на Голгофу, хотя, неудачное сравнение. На ту гору поднимался Иисус, а не Магдалена… Только её Иисус не предавал, не вселял в сердце смердящих червей… хотя… Магдалена ведь не была ни женой, ни официальной демонстрируемой подружкой. Да и он, её чертов рокер, тоже не предавал – она была не свободна номинально, и открыто сказала, что не станет ничего менять…сама. В ответ на слова, показавшиеся шуткой…  А ведь та же Магдалена была никем. Так, таскалась всюду за ним… за Иисусом. Без статуса. Странно, еще недавно, она бы сказала – «вне статуса»…. Да, о чем речь, Алиса готова была таскаться за ним, за, как она чувствовала ещё недавно, за её Звездой… как Магдалена за своим Иисусом. И вовсе не спорно сравнивать Назарянина и музыканта. Как ни крути, но Иисус был просто обычной суперзвездой, легендой, идолом для своего времени… а, вовремя умерев, стал всем этим вне времени. В своем жанре, конечно. Как и он сейчас, не её Звезда. Только он не божество, скорее демон, чарующий, отнимающий волю, да, какую там волю… отнимающий саму личность. Выворачивающий наружу все потаенное из души и становящийся единственным возможным смыслом жизни, самой сутью которой естественно становится служение ему… такой желанный образ в мыслях - у ног. Слушая его гитару и хрипловатый голос, вечно…это же так естественно, слушать его вечно.

Он стоял на пороге, прислонившись спиной к дверному косяку. Разумеется, не курил. Он курил на кухне. Алиса резко остановилась, разглядывая картинку, будто со стороны. Странно…но, почему то никак. Ноль эмоций. У другой двери другой гитарист бы курил. Просто взял бы с собой пепельницу. Но курил бы. Она подошла к порогу и вопросительно посмотрела в поблёскивающие за стеклами очков глаза.

- Привет, - он слегка сощурился, - где твои ключи? Выбросила со злости?

- Привет, нет. Собираюсь как раз вернуть. Мне можно пройти?

- Совсем с ума сошла, - он развернулся, быстро и как-то дерганно миновал коридор и свернул на кухню. Разумеется, на кухню, ведь курил он там. Она перешагнула порог, сбросила туфли, плащ…даже не посмотрев на вешалку и пол, в поисках какого-либо «компромата». Захлопнула входную дверь, сделала пару шагов, но вернулась. За забытыми в кармане ключами. Переложила их в сумку и, совершенно не испытывая никаких эмоций, словно и не сама вовсе, будто со стороны, направилась вглубь квартиры.

Влад, естественно, курил. Алиса максимально царственно присела на стул, даже не заметив, что совершенно спокойно вернулась к своим обычным манерам, растеряв всю «жертвенность» и простоту, присущие в последние дни этого такого длинного и мгновенно короткого месяца. Он затушил сигарету и встал к закипавшему на плите кофе. Кто-то другой, просто оставил бы сигарету в пепельнице и сделал шаг в сторону кофемашины. Красивой, блестящей итальянской машине, красной, в вишневый оттенок немного… и дал бы ей ристретто. Кофе сбежал, с шипением залив газ. А ведь, у него никогда, за то время, что она могла наблюдать этот процесс, не удирал кофе. Все когда то случается впервые. Даже побеги из турки. Она прикурила сигарету, достав пачку из своей сумки, демонстративно игнорируя лежащую на столе, придвинула к себе пепельницу.

- Так и будем молчать? – Влад поставил перед ней чашку, сел в старое кресло, взял гитару, отставил её обратно, встал, прошел к окну, вернулся, снова сел, - будешь коньяк? Может, станет по-другому, проще?

Она усмехнулась, вскинув тщательно, идеально почти подведенные брови.

- Как хочешь, а я буду. Если надоест позёрствовать, ты знаешь, где он.

А где-то, буквально через две-три станции отсюда, кто-то другой просто не задал бы этого вопроса. Молча налил бы ей коньяку, потом себе. И продолжал бы спокойно курить.

- Сколько можно? Скажи мне хоть что-нибудь, начни кричать, хотя бы, - он залпом выпил, тут же налив ещё, - будь ты проклята с твоей молчанкой, понимаешь, я устал от неё, честное слово.

Она сделала глоток кофе, вздохнула, удивившись тому, куда подевались все чувства, словно в кому впали:

- Это сложно, начать говорить.

- Конечно, да и разговоры, похоже, тебе вообще чужды. А что делать мне? Я вообще тебя не понимаю.

- Но ты меня и не слушаешь, когда я говорю.

- Ошибаешься, слушаю. Но ты молчишь. Даже о себе, молчишь. Тебе проще дать мне свой паспорт, а, дальше – мне догадываться?

- Не кричи, ты можешь сорвать голос.

- Хватит уже, хватит этого спокойствия! Или тебе реально просто наплевать?! Я вообще уже ничего не понимаю. Если я что-то делаю – все не так. Не делаю, тоже не так. Я, пойми ты, я боюсь что-то сделать или не сделать.

- Ты уже сделал, тебе так не кажется? Память тебя раньше не подводила.

- Ирония или сарказм? Или и то, и другое? Ты же сама практически требовала от меня всего этого. Да, черт возьми, я бы спокойно сидел в компе со своих страниц, экспериментировал со звуком, ходил в гости к соседям и друзьям, жил бы... дальше, как привык. Твои же мысли…

- Вот и поговорили. Ответь мне, как тебе что-то говорить? Вот, сказала. В итоге получила то, что меня просто убило.

- Ничего не понимаю уже, если тебе не нужно было, почему ты долбила это все мне в голову так долго?! Зачем?!

- Я же говорю, ты меня совсем не слушаешь.

- Да что ты?! А не твои ли слова – посмотри, как другие делают, так сейчас нужно, одно другому не мешает, хочешь спать с кем-то для души – спи, для народа все должно быть так, что б офигели и упали.

- Логично. К тому же, ты умудрился реально «выстрелить». И «попасть». Осталось немного – «добить».

- Ты сейчас о чем? Что это – сейчас?! мне искать потаенные подсмыслы? Принять, как комплимент? Как оценку текущих событий? Как начало обсуждения?! Или…это укор?

- Ты сам говорил мне: «Не пытайся анализировать чувства, для этого есть Фрейд». Не противоречь самому себе.

- Так нельзя. Ты меня разрываешь. И тебе мало сердца, мало нервов…ты разрываешь голову.

- Я? Тебе не кажется, легендарный ты, такой-растакой, что не я?! Не я на твоих вдруг появившихся лайфах.

- Да что не так то?! ты же синим, по-белому, сама мне писала… Тебе показать твои же идеи?!!!!!

- Ты – идиот. И это уже не оскорбление, это констатация факта. Может и гениальный, но идиот.

Она прикурила новую сигарету, странно, но злость не стучала в висках. Апатия, усталость. Вселенская усталость. Очень, нестерпимо, хотелось уснуть. Надолго. Похоже – все, переболела. Глупо… так глупо. Но, нет чувств. Нет восхищения. Нет осознания его власти. Вообще ничего нет…Из-под стеклянных брызг видно лишь стареющего, талантливого человека, с непростым характером, очень умного, практичного, но и только…

- Перестань. Так сложно просто сказать все, что есть? Так, как есть?!

- Сложно. Сложно даже понять, есть ли… Может и нет.

- Это тупик. Пойми, я устал. Ты прямо сейчас вымотала меня хуже, чем сто фотосессий.

- Судя по последним дням, тебе нравится фотографироваться. И фотографировать тоже. Для одаренных поясню, это сарказм и намек.

- То есть?...

Она достала подаренный им телефон, который просто не смогла почему-то запустить в стену… открыла Instagram, нашла снимок и положила аппарат на стол, не дав ему в руку. Он через мгновенье убрал протянутую ладонь, подвинул к себе смартфон.

- Это не мое. Я так пока не умею. Тут хитрая обработка, ещё не освоил, и ракурс…посмотри внимательнее, почему ты не видишь таких простых моментов, которые всегда замечала?

- Может, потому что их просто нет? – она достала ключи, положила на столешницу, встала, улыбнулась ему, - знаешь, наверное, когда-то я тебя очень сильно обидела… Сейчас ты отыгрался полностью. С дивидендами. С процентами. Учтя инфляцию. Просто браво. Ты, все же гений. Закрой за мной.

Алиса развернулась и пошла в коридор. Он догнал её и припечатал с двух сторон к книжному шкафу:

- Я ни во что не играл. И, тем более, не отыгрывался. Да, когда-то ты была самым ярким впечатлением, да, ты права, ты была даже чувством… Но, я не отыгрывался. Сейчас всё внезапно, пойми, в моем болоте пронеслась буря…Я не понимаю, что с этим делать. Я не понимаю тебя. Совсем.

- Ты уже все сделал. Всё…сложно не припомнить твоего любимого Данте… Хотя, буду проще – «Тарас Бульба» тоже сойдет.

- Прекрати играть, перестань, пожалуйста. Что я сделал?!

- Ты действительно не понимаешь?

- Не понимаю. Не понимаю, почему ты меня ненавидишь…не спорь, это видно и слышно. Я не знаю, что делать или не делать… Помоги мне, хоть немного…Ну, хоть намекни…

- Уже намекала. И то, куда ты укатился… Не вариант тебе намекать.

- Куда укатился?!

- Ты реально тупишь?! Почему, скажи мне, гений нашего времени, не я на этих, безусловно прекрасных, снимках?!

- Что…?....,- он замолчал, подбирая слова, явно не ожидая такого поворота, потрясенно и удивленно глядя в её глаза, но не убирая рук, - Да.. ведь, я же… как ты сказала… ты же сама…Господи, ты, ты ревнуешь?! Черт, ведь, ты отказалась…и, подожди, я дам тебе паспорт, просто просмотри страницу семейного положения.

- Стой. Не нужно. Поверь, уже ничего не нужно. Совсем ничего. И…уже не ревную.

- Я сказал тебе утром, до «объявления о публикации», до того, как мы оба начали орать… Почему?! Черт, почему было не высказать мне все тогда?!

- Ты не услышал. Ты меня никогда не слышишь. Слушаешь, возможно, но не слышишь.

- Стоп. Прямо сейчас, без полутонов, так как есть – что мне сделать?! Поверь, мне по фигу, как скажешь, так и будет.

- А сам чего хочешь?

- Сам я не знаю, что именно сделать или не сделать. Сам я просто подумал и понял, что ты права. Время уходит и нужно подумать, на что стареть. На что жить, когда не смогу работать. Что все не вечно. И сейчас ещё можно заработать больше. Гораздо больше, если не плыть против течения. Твои же слова… И, одно другому совсем не мешает – твои же слова… И, ты не станешь ничего менять – твои слова, твои… Или? глупое кокетство? Сколько можно объяснять, что кокетство не в этом? Не в речи? Не в том, чем ты передаешь другим свои мысли, тебя слышат так, как ты говоришь…не так, как ты думаешь.

- Да. И я права. Вот увидишь. Ты очень умный человек, действительно очень умный и очень талантливый, просто гениальный…Ты же сам мне разжевывал, еще будучи далеко от Москвы, разъяснял, как все устроено. Я лишь продумала твое видение по отношению к тебе самому.

- Резюмируя – я сам себе идиот. Так?

- Так.

Он вздохнул, снял очки, положил их на полку шкафа, рядом с собранием фантастики, про космос, десантников космобудущего, покорение планет и так далее. Прищурил глаза, глядя в её, наверное, уже совсем пустые.

- Я скучал, очень… - он поправил её волосы, не закрепленные лаком, провел пальцами по лицу, она отвернулась, - перестань, пожалуйста… Так не бывает, девочка моя, так просто не может быть… Ты… Ты просто устала. Не может быть пустоты.

- Если бы…  Но, как ты обычно говоришь, пойми, да? пойми, так бывает, сейчас же есть, значит, бывает. Все правильно, случайность, которая встряхнула обоих. Все так, как и нужно, не затягивай. Мы сделали за это время многое друг для друга. И пришёл логичный конец, больше уже ничего… Ничего не сможем дать, перенять, пережить…

- Нет, так неправильно.

- Может, ты не знаешь, но … я прочувствовала те эмоции, о которых лишь читала… Ты гениальный режиссер, дающий необходимый и недостающий опыт.

- Не нужно. Я повторю, пойми, я ничего не играл и не режиссировал… Хочешь, сходим в ресторан? В тот же самый, послушаем музыку, поужинаем. И, в этот раз, ни с кем не столкнемся.

- Почему не столкнемся?

- Не делай вид, что ты не в курсе перемещений своего «вечного героя романа».

- Ты, - она повернулась и удивленно заглянула в голубые глаза, - ты…сам ревнуешь? После того, как сам же меня предал?

- Ревную, всегда ревновал. Я не предавал тебя. Я лишь играю, так, как ты сама подсказала. И я боюсь… не буду врать, прямо сейчас, не стану ничего менять, слишком сильная буря… Не понимаю и не уверен в тебе. Что будет теперь, как в твоей голове?

- Как раньше. Я не стану больше кричать и рыдать… больше ничего нет. Нет так же сразу, как и появилось. Произошло растворение, - она рассмеялась, - а в ресторан я не пойду. И ты не смей по ресторанам больше гулять. Теперь у тебя есть имидж. Теперь – считаться с ним и оглядываться. Вот что в моей голове.

- И всё? И.. больше никаких... слов? ты…ты не пришлёшь мне mms с бензопилой?

- Там был Джейсон с мачете. Ты не только не слушаешь, но и не смотришь.

- А я хочу в ресторан.

- Зачем? Ты сам отлично готовишь.

- Ты тоже не понимаешь. Я хочу повторить тот день. Все было и хочу, чтобы осталось.

Она посмотрела внимательно в его голубые прищуренные глаза… Скользнула взглядом по лицу, гладко выбритому. Теперь он всегда выбрит, последние дни. И будет выбрит. Влад упрям и последователен. Начав что-то, всегда доведет до финала. Никогда не бросает сам. Ни дела, ни стихи, ни песни, ни людей… И женщин сам не бросает. Она ошиблась тогда, в ресторане. Нужно было поступить совсем по-другому, и все бы было красиво и просто… И не дошло бы до этого абсурда, до закрашенных подглазин от слез, до фарса вопиющей глупости… Тогда, случайность осталась бы красивым до боли воспоминанием…не была бы испорчена история. Тогда… тогда не наступило бы сейчас, не было бы безобразных чувств и нервов, не скатилась бы ситуация по неверным рельсам… Но, она ошиблась. И не стало красивой случайной любви…стала нелепая дешевая постановка. От которой уже скучно и зрителям, и актерам, а режиссер не видит сценарий и отпускает все на самотек. Мысли Алисы унеслись в тот далекий день, о котором он говорил…счастливый день.

*****

(пару недель назад)

… Небольшой очень помпезный «мексиканский» ресторан тонул в обилии тропических растений, это было видно сквозь витринные окна, сияющие прямо-таки неестественной чистотой и прозрачностью. Действительно, яркое пятно, кусочек пригорода Мехико в центре вечно холодной и серой Москвы.

Алиса вцепилась в рукав его пиджака и резко остановилась. Что-то не так. Словно сердце чувствует, не надо. Оно стало биться так сильно, что казалось, будто это даже заметно под тонким платьем. Хотелось развернуться и сбежать, почему-то так стало страшно. Влад повернул голову и внимательно посмотрел на нее. Осторожно освободился из её судорожно сжатых пальцев, обнял за талию и тихо поцеловал волосы.

- Девочка моя, ты прекрасна, - ещё один поцелуй, словно закрепляющий слова, - само совершенство.

- Я знаю, - она закрыла глаза, - просто, не поверишь, почему-то страшно… Я совсем не хочу сейчас переступать этот порог.

- Я же с тобой, - он чуть отстранился, взглянув ей в глаза поверх стёкол очков, - не бойся. Это просто ресторан. Тот же самый, как и позавчера. Только днем. С отличной кухней и прекрасной программой, даже сейчас, во время, как называется? Ланча? Нет, это где попроще, время коктейлей, кажется. И, я знаю, что ты всё ещё отличаешь десертную вилку от рыбной.

- Опять? Для десерта и для рыбы.

- Вот видишь.

- Я боюсь не самого ресторана. Просто есть сильнейшее нежелание идти в него…

- Пойдем. Нас ждет курица с креветками. Всё будет прекрасно, - Влад улыбнулся, - я, кстати, совсем не привык к таким местам… - он шагнул назад, обшарил Алису взглядом, в голубых глазах было столько восторга, столько совершенно наивной радости, обожания, нежности…и, чего-то ещё, чего она все ещё совсем не хотела. Потому что хотела ему счастья. потому что не знала, что будет дальше… А выглядела Алиса действительно прекрасно. Утро они провели в «Пассаже», поход по примерочным оказался весёлым. Влад не диктовал ей, что выбирать, а она не вмешивалась в его предпочтения. Хотя, их вкус практически совпал. Правда, удивило, что он, любящий спокойные темные цвета, все-таки категорично настоял на ярко-красном, вызывающе броском, и, не очень-то ей понравившемся платье… к которому пришлось подбирать и все остальное.   Алиса вздохнула, еще раз взглянула в его ироничные спокойные голубые глаза, улыбнулась и шагнула к распахнутым швейцаром дверям, увлекая его за собой.

Острые, безумно необычные по смешению продуктов, пряные салаты разжигали аппетит. Бутылка португальского вина с непроизносимым названием и демонстрирующей статусность этикеткой незаметно подходила ко дну. Её опасения быстро ушли. Столики здесь были уютными и уединенными, несмотря на небольшое пространство зала, наверное, за счёт диванчиков, обилия плюща-лианы на перегородках, и, вообще, небольшие «джунгли» на каждом свободном месте. Он собрался заказать текилу. Но она настояла на ещё бутылке вина, только другой. Хотелось попробовать. А он выбрал совершенно сумасшедшую курицу на горячее, со всем. С чем только можно представить, кроме креветок…даже с кокосом и авокадо. Под горячим соусом. Тоже, просто захотелось попробовать. По проходам, иногда возвращаясь на эстраду, бродили трое гитаристов кавказских кровей в костюмах марьячи и с двенадцатиструнными акустическими гитарами… В принципе, ей очень нравилось. А вот Влад, слушая её комплименты, усмехался и подливал вина, ничего не говоря. Неожиданно, он как-то напрягся, слишком резко и заметно, так что она почувствовала эту перемену всем телом, выпустил её руку из своих, глядя сузившимися глазами куда-то за её плечо…

- Всем привет, давно не виделись, - знакомый до волнения голос, когда-то такой родной и нужный, не веря ушам, не веря носу, уловившему в воздухе Givenchy, она подняла глаза и растерялась, глядя на подошедшего красивого мужчину, по-прежнему обладающему безупречным вкусом, ощущением грани стиля, с все ещё напоминающими океан глазами и сбившейся на них непослушной челкой. «Хорош…так же чертовски хорош», - пронеслось в мыслях, но аромат Givenchy остался в носу, не ударив в голову.

Мужчины какое-то время предельно весело и обрадованно разговаривали между собой, она держала бокал у губ и смотрела на перемещающихся лже-марьячи. Все же, краем глаз поглядывая на ситуацию за столиком. Поймала себя на мысли, что их навороченная курица снова замерзла. Только в прошлый раз замерзла потому, что они целовались, забыв о еде. Под знойные ритмы фламенко… а сейчас, потому что есть было неудобно. Ни Алиса, ни Влад так и не притронулись даже к вилкам…

Стало грустно. Она скользнула глазами по залу, насколько хватало обзора. Да, так и есть. Он был не один, но столик ему достался совершенно неудобный, у выхода… или, его супруга сама так захотела, чтобы быть максимально на виду. Любила она быть в каждой бочке затычкой, всюду максимально себя показывать, но лишь рядом с ним, словно крича – «Смотрите, а это моё», как в песочнице дети – «смотри, что у меня есть». Кто же знал, что они все столкнуться? Она сама знала, чувствовала, что ненужно идти. Одно радовало, её не видно, видно лишь Влада. Хотя, чего ей стесняться? Будь хоть еще столько же вложено средств в его жену…лучше не станет. А рядом…просто не выдержит никакого сравнения. Но вот ей…повезло, вовремя и в нужном месте…точнее, за нужное место.   Как-то краем мысли Алиса отметила, что Dior элегантнее Givenchy, и четко поняла, что уже совсем скоро, наверное, прямо сейчас, все снова станет так, как и должно быть, как, наверное, суждено.

Повернула голову и встретилась взглядом с его грустными, понимающими, ироничными голубыми глазами… Алиса замерла и удивилась. Ей было жаль, жаль до сжатия сердца… Странно, ведь она четко понимала, что этого просто не может быть, не может случиться. Ясно представила себе, как Влад сейчас встанет из-за стола, якобы о чем-то вспомнив, улыбаясь попрощается и уйдет…уйдет без неё. И…почему-то не хотелось, что б так случилось. Видимо, Алиса увлеклась гораздо сильнее, чем сама считала. Она поправила вычурный браслет, сверкающий на алой ткани коктейльной высокой перчатки… Браслет, ценою в скромный автомобиль, все еще хранящий аромат Givenchy в сырости предрассветного тумана Праги… Отстраненно подняла глаза на Влада. Красивое лицо, уникальной внутренней красотой, отличная стрижка, линия плеч, руки… мысль о его руках обожгла изнутри и она спешно отвела взгляд. Что б не выдать нахлынувшее чувство, тут же столкнувшись с другим взглядом, похожим на океан, и, смутившись, скользнула вниз – хорош, как всегда, чертовски хорош. Так было и будет, было столько долгих лет… и осталось немного.       Почему же сердце не бьётся сильнее? Почему не хочется немедленно расстегнуть эту рубашку и вновь умирать в его руках до рассвета, под сверкающими звездами светодиодов прямо на полу балкона? Алиса растерянно перевела взгляд назад и столкнулась с понимающим, каким-то ещё взглядом голубых, словно небо глаз…

Влад легко хлопнул ладонями по столу:

- Ребята и девчата, я отбегу от вас ненадолго.

Алиса отвернулась, чтобы никто ничего не заметил. Она чувствовала, что сейчас совершенно не владела своим лицом…

- Звезда моя, - она уже взяла себя под контроль и повернула голову обратно, - ну, вот и всё. Ты меня простишь?

- За что? – мучительно хотелось вскочить и выбежать в холл. Невероятно странно, как-то не предусмотрено, что ли…

- За глупость.

Она осмотрела стол, как же жаль эту проклятую курицу…даже не попробованную. Не нужно заказывать куриц, не везет с ними. Расширились глаза – телефон, телефон Влада. Относительно простой, не модный и не престижный. Просто старый хороший надежный телефон, удобный, функциональный для того, что нужно его владельцу.

- Звездочка? – она подняла взгляд, машинально заметила опять сбившиеся волосы и не поправила их. Рука не дернулась механически к его лицу. Просто взяла бокал.

- Прости меня, - он сам поправил свою челку, - к чему нам эта игра? Ну что ты сейчас хочешь? Мы же оба знаем, что опять просто тратим время.

- И что ты предлагаешь? – она снова подняла на него усталые глаза, отвлекшись от проема выхода в холл.

- Встать и уйти. Прямо сейчас, - он взял её руку, но Алиса вновь смотрела за его плечо. С трудом сдерживая улыбку, пытаясь поймать на расстоянии взгляд голубых глаз. Влад подошел к столику, взглянул на свой телефон, её полупустой бокал и негромко сказал с ироничной усмешкой:

- Знаешь, там твоя жена волнуется. И она наволновалась уже на полбутылки текилы.

…… Алиса проводила взглядом грациозную по-звериному, полную кошачьей красоты спину и, повернувшись, зацепилась взглядом за тарелку. Как же жалко, до слез, эту остывшую курицу с уже потемневшими под расслоившимся соусом кокосовыми палочками. Жаль этот соус, скорчившихся креветок… Влад взял её за руку, другой подзывая официанта.

- Что ты делаешь? – она так хотела прижаться к нему сейчас, настолько, что расстегнула браслет и, аккуратно скатывая стала снимать перчатки. Просто, чтобы взять его за руку без тканевого посредника.

- Прошу счет и вызываю себе такси, - он устало вздохнул, сфокусировав на её лице взгляд прищуренных глаз, - я бы пожелал тебе счастья и успеха, но… твое счастье исключает твой успех. Наверное, как то так… я не знаю, что ещё сказать. Не забывай про меня, если вдруг что-то…хотя, ладно, забей.

Он отвернулся, собираясь встать, но Алиса сжала его руку, подарив сноп искр в прямом смысле, статическое электричество проявилось весьма кстати. Влад обернулся – удивление, вопрос, неверие в голубых глазах.

- Ты иногда такой идиот, - она смотрела на него с усмешкой и всей возможной в этом мире теплотой, какую только можно было выразить взглядом, - совсем идиот. Да, мне жаль, до слез жаль, до истерики жаль … этот пропавший то ли обед, то ли уже ужин… Я, не поверишь, очень хочу съесть эту курицу. Такой, какую нам принесли, без мертвых кокосов с опять расслоившейся подливкой…

К столику подошла вертлявая девица с угрожающим всему окружающему бюстом, совершенно непонятных лет, бывшая местным официантом.

- Девушка, милая, замените нам нашу еду, то есть просто заберите, и приготовьте новую, все тоже самое, и, - он обернулся к Алисе, словно спрашивая, - ещё вина, то, что у вас там такое же, но с другим названием, да, красавица моя?

- Да, и ещё маленькую минералку, - она улыбнулась, - и ристретто, один, прямо сейчас.

Курица, в окружении всего на свете внутри тарелки, оказалась фантастически вкусной. Как и незаметно наступивший вечер в целом. А потом… потом их несло такси под спускавшимися сумерками, а они беззастенчиво целовались до того, что начинало сводить зубы, на заднем сиденье, шепча друг другу всякие жаркие глупости… Словно ничего вокруг не существовало.

*****

Горячее прикосновение выдернуло из воспоминания… А, ведь она поверила, так искренне приняла в тот вечер саму мысль о возможности…а сейчас, лишь воспоминание. Как быстро. Отодвинулась чуть в сторону, назад было никак, мешал шкаф, да и в сторону не особо, мешала его рука.

- Все таки, - Влад усмехнулся, - пошли куда-нибудь. Не хочешь в ресторан, пошли в театр.

- Я не люблю театр, - она с тоской смотрела на входную дверь, - странно, могу уверенно утверждать, что ты пьян. А ведь, лишь грамм двести, если бы сама не видела…

- Я пьян, - он зло взглянул на её профиль, - только коньяк тут ни при чем. Определись уже, помоги мне понять хоть что-то, пока я ещё вообще хочу что-то понимать… Я уже не мальчик, черт тебя раздери, ты это понимаешь? У меня нет ни сил, ни времени отгадывать шарады без ответов… Я хочу простой, обычной, черт, банальной и скучной жизни… так трудно просто рассказать? Сколько же можно гонять меня по темной комнате с завязанным наглухо лицом?

- Лицом?

- Вообще головой. Что сейчас сделать? Закрыть за тобой дверь? Я не хочу. А ты… Ты действительно хочешь? Или, опять, все станет не так? И как сделать так?

- Не кричи, - Алиса сморщилась, - пожалуйста, не кричи. Ты – клинический идиот. Сейчас уже ничего не нужно, и, что ты сделаешь, или не сделаешь… Теперь просто не важно. Важно было тогда, когда я могла пойти за тобой не то, что в ад… за ад. Хоть в рай… Когда сидеть у твоих ног и слушать каждое слово было смыслом, когда … когда я летела к тебе. Хотя бы до того. Как вошла в твою квартиру сегодня. Ещё было не поздно. Нужно было. Сейчас не нужно. Нет больше цветка, который стоило беречь… Я понятно выражаюсь?

- Ты… ты за мной в ад? Не смеши, сама то веришь ли в этот бред? – в его голосе звенела злость, - Девочка моя, как долго? Месяц? Может, пару лет? Как долго тебе было бы не скучно?! Я никогда не сяду на мотоцикл. Тем более, в зимний гололед, только что б растормошить тебя. Ты – циничная гидра, и каждой твоей голове всегда нужно что-то дать…

- Отличное сравнение, спасибо, звездный ты наш, - она готова была уже поднырнуть под его руку, но что-то стрельнуло в ребрах, не позволяя даже шевельнуться, - только, не обязательно садиться на байк, об этом можно просто спеть… Байк зимой – это отчаяние, когда просто теряешь. Когда все ускользает… Тебе не понять.    

- Где мне понять… Я вообще непонятливый.

- Не злись. Ты все равно не умеешь злиться.

Он вздохнул, опустил руки, но тут же вернул их.

- Девочка моя, я действительно скучал… Пойми, до психоза скучал. И не понимал, почему ты ведёшь себя так странно, что вообще случилось, совсем не понимал… А потом ты пропала. Зачем? Почему просто не сказала все сразу? Я бы не стал меняться…мне то ведь было не нужно.

- А ты один, да?

- Почему? Хорошее соглашение, поговорили, договорились, поняли и приняли взаимовыгодность. Она то, кстати, давно чего-то такого хотела, так что, ход мыслей подобный был не только у тебя.

Алиса грустно посмотрела на него, простоты, банальности, а, ведь сам же проморгал и простоту, и обычность… Ведь, как раз уже было…не так то и давно, но словно в другой жизни…

*****

(около двух недель назад)

,..

«- Привет, куда ты пропала? Я опять чего-то не сделал? Или сделал? Вроде, вообще не шевелился даже…

- Вот что смеешься? Просто батарейка села. Зарядка всмысле. Посмотри ещё раз планшетку, ладно? Хотя, похоже, совсем умерла.

- Розетка?

- Какая розетка? Ты о чем?

- Обычная, оставила бы на зарядке.

- Я ведь гуляла, я тебе говорила.

- Я помню, что ты собиралась, но ты не сказала, что все таки пошла. Ты уже дома?

- Нет, еще в парке, в кафе. Греюсь и пользуюсь розеткой, как раз.

- И как?

- Весело, вкусно. После этого фастфудного праздника, точно нельзя будет есть. Знаешь, чем коварны бургеры? Тем, что их никогда не бывает много.

- А вот я бы что-то съел сейчас, что-то вкусное.

- Ты не обедал, что ли?

- Почему, обедал. Просто хочется чего-нибудь эдакого…

- Картошки с селедкой? И с пельменями?

- Ты мне всю жизнь станешь эту картошку вспоминать?

- Да, потому что она была очень-очень вкусная, эта картошка… я еще хочу. Странный у нас с тобой разговор, как то «не о вечном».

- Сколько ж «о вечном» то можно? Понимаешь, я скучаю. И… очень хочу домой, очень. Ты разочарована?

- Нет, может удивлена.

- Когда я вернусь, ты будешь дома?

- А ты хочешь?

- Разумеется. Понимаешь, девочка моя, я … действительно, сильно скучаю.

- Конечно буду, наверное. Давай о приземленном, набрать тебе тут бургеров?

- Ага, и побольше, и, обязательно, разных.

- Ты точно обедал?

- Точно, не волнуйся. Хотя, нет, волнуйся. Мне нравится. Только странно совсем.

- Разговаривать о бургерах?

- И это тоже. »

*****

- Ты забыл? - она повернулась к нему лицом, - Уже было. Было просто. Банально. Но ты вбил в свою глупую голову, что куда-то нужно стремиться… И улетел. А я осталась.

Он потрясенно на неё смотрел, словно действительно не понимал, будто пытался догадаться, о чем она говорит, как … на другом языке… смысл где-то рядом, но не дается, искажается. Алиса снова отвела глаза.

*****

(около двух недель назад)

… когда повернулся ключ в замке входной двери, она крепко спала, вытянув руку к touchpad. Влад прижался спиной к дверному косяку, закрыл глаза и вздохнул с облегчением. Тихо, что б не разбудить, вернулся в коридор, разулся, повесил курточку, поднял брошенные рядом с сумкой розы, зачем-то взглянул на себя в зеркало… Вернулся в комнату, сел на пол, рядом с диваном, положил розы так, чтобы, только открыв глаза Алиса сразу их увидела… только их. Провел пальцами по её вытянутой руке вверх, по лицу, по волосам… Она улыбнулась ещё во сне, и, начиная просыпаться, прошептала его имя… он с улыбкой наблюдал, как его девочка открыла глаза, как, собираясь потянуться, увидела цветы… зрачки расширились, замерло дыхание… пару-тройку минут она наслаждалась ароматом, чуть раздувая тонкие ноздри, совсем как лошадь… так мило, только что не чихала и не фыркала. Потом, сев, перегнулась через цветы и обвила его шею, покрывая поцелуями уставшее лицо. Он тут же ответил, перехватив движение её суетящихся губ, которые через мгновенье уже таяли под самым ласковым, самым горячим и нежным поцелуем под этим вечно серым небом….

… за окном было предельно мрачно, небо проснулось даже не серым, а словно черным, но с эффектом прозрачности.

- И, куда ты собралась? – Влад пил горячий кофе мелкими глотками, смешно морща нос.

- Гулять, я же тебе говорила, сегодня второй день празднования в честь фастфуда, никак не выучу, как это правильно называется, - Алиса с укором взглянула на него, - ты никогда меня не слушаешь…

- Ошибаешься, слушаю, - он поставил чашку на стол, - ты видела погоду? В любой момент пойдет дождь. Холодно. Смысл куда-то идти? В холодильнике полно вчерашних бургеров, я с тобой поделюсь.

- Но я хочу, - она вскинула чуть подкрашенные брови.

- Я же не против, только не заболела бы, - он подошел к ней, чуть нагнулся, ласково поцеловал волосы.

- Не заболею, только снова объемся всякими вкусными вредными штуками. И насмотрюсь на все вокруг.

- Что может быть вредного в булке с мясной котлетой? – он усмехнулся и вновь коснулся губами волос, -  Кстати, красавица моя, об объемся… У нас с тобой на этот вечер планы, так что не объедайся и не загуливайся.

- Какие планы? – она кокетливо сощурила глаза, становясь похожей на лисичку.

- Тебе понравится. Понимаешь, мы…мы с тобой в этой жизни не все перепробовали и перепили…так что, вечером мы пойдем в ресторан. В настоящий ресторан, а не в кафе за углом. С настоящим ужином, а не с парой коньячек, тарелкой с виноградом и чашкой кофе. И ещё, мы будем слушать отличную музыку.

- Я без часов… ты мне напомнишь?

- Конечно, только, пойми, там не лето. Ты замерзнешь намного раньше, чем я напомню, - Влад проводил её в коридор, помог одеться и ласково поцеловал, удерживая в объятиях на пороге открытой двери, которую потом просто захлопнул.

*****

Как же так вышло… откуда же взялось это «что б ты сдох» … а следом, пустота…полная. Вот же он, на расстоянии дыхания, почему вообще ничего нет? Даже злости нет, нет обиды… Ей уже нечего ему сказать… Ни плохого, ни хорошего. Когда было – она молчала. Потом стала кричать. Но кричать не то, совсем не то… Теперь нет слов. Совсем. Никаких. А он снова не понимает. Как сказать, если нет слов… никак. Лучше молчать. Ведь…вдруг? И…она тоже не понимает. Совсем. Вкладывает в его голову своё его видение…то есть, воспринимает лишь отражение собственных представлений… не больше. А он говорит, он, в отличие от нее, разговаривает, отвечая откровенно на любой вопрос…всегда объясняя, терпеливо разжевывая, пока не убедится, что он понят. Не понят и не услышан. С какого-то мгновения – не он сам, а только отражение ее надуманного восприятия. И всё.    

- Я думаю, что ты мне врешь, - Алиса устало посмотрела на него, -  может, не совсем врешь, а, просто чего-то не договариваешь… В любом случае, мне уже не интересно.

- А мне интересно, - нотки странной, граничащей с чем-то немного пугающим, злости, звенели в его хрипловатом голосе, - мне очень интересно, что случилось тем чертовым утром до меня?

- Ты считаешь, что все кончилось тогда?

- Я не считаю, только я хотел…обговорить, еще сомневался. Твои проклятые розы, я съехал с катушек, наверное. Но, казалось все логично. Я хочу знать.

- К чему? – она посмотрела в глаза человека, который еще недавно вызывал бесконечное восхищение…

*****

(около двух недель назад)

Алиса вышла из ванной, кутаясь в пушистый, нежно-желтый, цвета цыплячьего пуха халат, свернула к кухне, улавливая в воздухе что-то очень знакомое, такое …важное, но забытое.   Резко остановилась. Givenchy. Ущипнула себя за ладонь. В недоумении прошла оставшиеся шаги и толкнула дверь с панелью в цветах, вместо когда-то разбившегося декоративного стекла, буквально сразу же встретив взгляд светлых, похожих на океан глаз из-под непослушной челки.

- Привет, - он нерешительно взглянул на нее, отставив в сторону чашку с чаем.

- Привет, - она картинно изогнула бровь годами отработанным жестом. Конечно, у него же были ключи. Слишком долгим, каким-то болезненно затяжным стало это их последнее «потепление», резко закончившееся из-за него. Так же резко, как и началось. Она внимательно оглядела сидящего напротив. Хорош, чертовски хорош… конечно, не красавец, но столько природного, прямо-таки животного мужского обаяния, и отличная фигура… Да, определенно, женщины должны стаями падать к его ногам. Постарел, снова сильно постарел, или, может, просто давно его не видела… хотя, стоит ему только улыбнуться, видимое впечатление старости тут же уйдет с его лица, Алиса это точно знала. Как же все-таки чертовски хорош…и… конечно же, желтые розы. Не заметила сразу.   Только вот…так хочется сейчас увидеть не его плечи, утонуть не в его взгляде, улыбнуться пусть не такому впечатляющему, но для Алисы – самому красивому и ласковому человеку на этой земле. И взять розы. Белые розы.

Она вздохнула и сняла с волос полотенце:

- Ты сваришь мне кофе?

Он улыбнулся, как-то действительно сразу изменившись, будто сбросив мгновенно несколько лет.

- Уже варю, - через минуту протянул ей чашку с любимым ристретто, который по сути то сварила кофемашина… Милая блестящая машинка, притаившаяся на столешнице у окна, поближе к розетке. Им же и подаренная. Она взяла чашку, скользнула по нему задумчивым взглядом, развернулась и ушла в комнату. Открыла форточку, прикурила сигарету. Через несколько минут дверь тихонько стукнула, она обернулась. Он принес розы, уже в вазе, удивленно взглянул на нее. Заметив в коробочке на столе рядом с монитором, мертвый желтый цветок… его «последняя» роза… над которой сейчас столпились в вазе новые, живые, красивые и такие-же нежно-желтые… Она прикурила сигарету и протянула ему. Всё правильно сейчас… так много было отдано ради этих, с чего-то сейчас раздражающих, мгновений с ним… так дорого встало это украденное счастье… очень дорого, для того, чтобы сейчас равнодушно смотреть в окно. Она вздрогнула от неожиданности, когда он обнял сзади за плечи, потушила почти докуренную сигарету… резкая трель звонка его телефона взорвала пространство комнаты. Отпустил её, ответил.

Разговаривал долго. Алиса успела допить кофе и выкурить ещё одну сигарету. Наконец, он отложил телефон, виновато взглянув на нее.

- Ты, - внезапно догадавшись, она подняла на него взгляд, из разговора не слышала ни слова, думая о чем-то своем и далеком, - ты…уже уезжаешь?

- Да, Звезда моя, - он сосредоточенно что-то просматривал в опять взятом в руку телефоне, - я же снова вернусь, и, конечно же, раньше, чем ты даже подумаешь начать ждать.

- Я о другом, - Алиса вновь прикурила, протянула сигарету ему, себе взяла другую, - я вроде бы… не знаю, как тебе и сказать…

- Звездочка, ты «вроде бы немножко влюблена», - он усмехнулся, - скажи лучше, давно ли ты полюбила походы по навороченным ресторанам?

- Перестань, я тоже отлично помню, что мы все столкнулись, - она резко подняла на него взгляд, - а ты…

- Тише. Я, Звезда моя, именно я… как бы ты сейчас не злилась, - он рассмеялся, но глаза остались мрачными и растерянными, - ты проводишь, или мне самому?

Алиса затушила сигарету, шагнула к нему и поправила сбившиеся волосы. Он осторожно перехватил её запястье, коснулся губами тыльной стороны ладони, вопросительно глядя в серые глаза.

- Я провожу, - она с усилием улыбнулась и отвела взгляд в сторону. Он отпустил её руку, но тут же взял снова:

- Звездочка, потом, - улыбнулся, так же с усилием, очень заметным, - проверь розы.

Алиса вопросительно взглянула в спокойные, как штиль в океане, и такие же бесконечные глаза:

- Стой, я посмотрю прямо сейчас, - повернулась к букету, пробежалась по цветам глазами. ничего не заметила, прошлась по лепесткам пальцами, даже не пытаясь скрыть заинтересованность. Он наблюдал за ней смеющимися глазами, в которых вовсю скакали озорные чертенята. Наконец, Алиса что-то почувствовала, аккуратно раздвинула лепестки, чуть прикусив от нетерпения и любопытства нижнюю губу, достала кольцо. Он тут же перехватил её руку и, через мгновенье, надел на палец переливающееся украшение.

- Тебе нравится? – чертенята во взгляде выросли в чертей.

Она тихо вздохнула, обняла его за шею, благодарно целуя щеку. Он тоже коснулся губами её щеки, настойчиво разворачивая лицо в поцелуе… Она отстранилась. Givenchy просто щекотал ноздри, не опьяняя… остановила его, коснувшись пальцами рта. Он грустно усмехнулся и поцеловал пальцы:

- Проводи меня, или я не уеду.

- Уедешь, тебе же нужно, - она улыбнулась. Удивительно, но контролировать свои эмоции снова стало легко, а он вновь ничего не видел сквозь маску…хотя, может, просто не хотел видеть.

Закрыв дверь, вернулась в комнату, прикурила сигарету и включила компьютер. Сняла кольцо. Придирчиво его рассмотрела и убрала в шкатулку. Красиво, очень красиво. Шикарно, как и он сам. Совершенно бессмысленно, потому что неприлично дорого. Не так-то и давно, но, будто совсем в другой жизни и не с ней, в чужой жизни, стоимость этой безделушки потянула бы на два-три месячных бюджета, а может и больше.   Куда в нем можно пойти? То есть, конечно, много куда, но… поэтому «много куда» он станет ходить не с ней… А тот человек, по чьим рукам сейчас Алиса так отчаянно скучала, тот человек не делал таких подарков… Да и вообще, никаких. Только цветы… Белые розы. С кровавым ободком.

Не стала выходить в сети, просто включила музыку громко. Совсем громко, пользуясь тем, что одна. Забралась под одеяло… В какой-то момент, в паузу между треками, услышала настойчивую трель дверного звонка. Закрыла голову второй подушкой, потом вспомнила, что кроме нее никого дома нет… вылезла из-под одеяла, зевнула, взглянула на часы… оказывается, уснула. Перебирая нехорошие слова в адрес всех, кто мог сейчас звонить так настырно, уже открывая, сообразила, что её «арии» прекрасно слышно в подъезде, поэтому обвинить кого-то в невежливости просто не выйдет… так и не взглянув в глазок, распахнула дверь, и, в следующую секунду, с остановившимся от счастья сердцем, повисла у Влада на шее, покрывая быстрыми поцелуями небритые щеки и задевая носом очки. Обнимая её, ласково поймал спешащие с поцелуями губы. Не успевая. За ней, ласкающейся, как кошка, крепко прижал к себе, целуя медленно, нежно, только легкой дрожью в руках, ощутимой сквозь одежду, выдавая сжигающую и его сейчас страсть.

Влад слегка ослабил объятия, обшаривая ладонями её спину, поясницу, бедра, плечи…а она прижималась к нему чуть дыша, стараясь уловить каждый удар его сердца, тая в горячих волнах, рождающихся где-то внутри, под его руками. Наверху послышалась возня, голоса, гулким эхом отдававшиеся в высоких потолках подъездных полетов…

- Милая моя девочка, может, - он оторвался от её губ, продолжая блуждать пальцами по спине, шее, затылку, - может, ты все же пустишь меня?

Она смутилась, попробовала сделать шаг назад, он, не отпуская, поцеловал капризно изогнутые губы, нежно, но так жадно и сильно одновременно, что голова закружилась…

Через несколько минут они орали друг другу в лицо все подряд, а потом он уехал… бросив на стол белую розу…с кровавым ободком на лепестках…

*****

…

- Ты доволен? – Алиса вопросительно, но без эмоций, без упрека, посмотрела в голубые глаза и попробовала мягко приподнять его руку.

Влад сжал её, отрывая от шкафа с книжками, притянул к себе… Мягкий, ласковый, бесконечно нежный поцелуй, самый желанный, еще совсем недавно, вновь оставил сердце равнодушным. Алиса не отталкивала, она ждала, так ждала чуда…сама не веря уже в то, что …всё. Всё может так глупо закончится. Он сжимал её шею сзади, упираясь парой пальцев в затылок, будто она пыталась отвернуться. Она не пыталась. Ей хотелось вновь почувствовать электричество от его рук…хотя бы статическое. И она просто ждала…ведь, где-то, всего лишь через пару-тройку станций отсюда, вверх по ветке, кто-то другой обязательно растопил бы лед в её сердце. Просто не отпуская до вздоха, до дрожи …не разрывая взгляда в глаза. Сейчас её глаза были закрыты. Влад отстранился, сам. Опустил руки, Алиса хлопнула ресницами, вопросительно взглянув на него.

- Так не бывает, не может быть просто… Понимаешь, лучше бы ты… Не знаю, избила меня, перешвыряла посуду, кричала… Лучше бы ты мне просто соврала, а я бы поверил.

Она помолчала пару минут, с грустью разглядывая вновь ставшее безразличным, усталое, чуть осунувшееся лицо.

- Когда же мы перестали понимать, перестали слышать друг друга?

- Когда полюбили, когда поняли, что любим… - Влад, не глядя на неё ушел на кухню, прикурил сигарету, глядя на заляпанную кофе плиту, через пару минут вздрогнув от звука хлопнувшей двери, как от удара хлыстом по сердцу. Алиса любила лошадей… А он не успел их полюбить.

*****

На улице поднялся ветер, гоняющий пыль и оставшуюся с зимы, уже сухую грязь… В сумке осталась только одна связка ключей. Но она забыла, как называется теперь вновь нужная станция. Ерунда, можно ведь выйти, и, если пейзаж будет не верным, спуститься и проехать дальше. Алиса боялась возвращаться… Он всегда был слишком востребован, и, ей не было от этого больно или обидно…в его случае, это была данность. Алиса боялась столкнуться с изменениями, не найти чего-то на тех местах, которые помнила.

… захлопнула дверь, придирчиво потянув носом воздух. Ничего, что бы она не помнила…разве что, запустение… Скинула туфли, отодвинула зеркальную дверцу шкафа, повесила плащ… Странное чувство, когда все находится там, где осталось и так же, как было оставлено…  Словно вчера. Даже домашние туфельки лежали на коврике в ванной, точно так же… Может, его просто здесь не было? Прошла на кухню, взяла сигарету из брошенной на столе пачки, прикурила… Был, пепельницы забиты доверху, стала их вычищать – не вынесен мусор, состоящий в основном из окурков и пепла… не за пару вечеров.   Чашка… не вымыл. Подоконник, все, как и оставила.   Алиса прошла обратно в ванную и включила воду. Времени было полно, он вернется лишь завтра…Или, не завтра.   Может, вообще не станет метаться в Москву, пока не закончит все свои дела… Конечно, хотелось бы верить, что он все еще сумасшедший романтик…но, есть ли у него еще желание на безбашенные поступки…для неё? Ее путевка заканчивалась сегодня, она уехала раньше, чтобы увидеть Влада, или, чтобы оказаться здесь одной? Алиса не знала и не хотела обдумывать, хотела ванну и спать.

Она завернула краны и, набросив его/ее рубашку, пошлепала на кухню за кофе… перед «свиданием» с его диваном, в нос ударил аромат только что сваренного ристретто… Она потерла глаза, решив, что начались галлюцинации… Последнее время было тяжелым и все могло случиться.

- Привет, ты приехала раньше, - он внимательно и будто изучающе её рассматривал, - наверное, хочешь свой кофе?

Алиса взяла из его рук чашку, растерянно отведя в сторону глаза. Поставила её на стол, подошла к нему ближе, прижалась к пропитавшемуся Givenchy джемперу, зарывшись в него носом. Он оставил дымящуюся сигарету в пепельнице и обнял её, гладя по мокрым волосам… все в мире вернулось на свои места.

- Так, Звезда моя, - он отстранился, и приподнял её лицо за подбородок, - я о чем-то не знаю?

Алиса отрицательно помотала головой.

- Знаешь что, спать. Прямо сейчас.

Она снова помотала головой и зарылась носом в его джемпер.

- Не пойду, там холодно.

Он усмехнулся, в одно движение подхватил её на руки:

- Значит, придется тебя доставить к подушкам. Холодно не будет, я сам не откажусь от пары часов сна.

Алиса моментально отключилась, уже не чувствуя, как он прикрыл пледом и сам устроил поудобнее её голову у себя на груди.

Она действительно крепко проспала около получаса, проснувшись в замечательно отдохнувшем состоянии. Открыла глаза, но не шевелилась, не хотела еще какие-то минуты нарушать удивительное ощущение гармонии, уже забытое, приходящее со стуком его сердца.

- Почему ты молчишь? Ты же уже знаешь, что я не сплю.

- Знаю, я же слышу. Просто не хочу спугнуть момент, ты … удачно расположила свой нос.

- О чем ты?

- О совсем банальном моменте, не двигайся, я о твоем дыхании.

Алиса прижалась к нему сильнее, странно, но с ним ей было действительно тепло, физически тепло, всегда…

- Звездочка, знаешь, я всегда завидовал тебе, твоей потрясающей совершенно привычке, нет, неверно, твоему умению, забывать. Просто искренне забывать… События, людей, чувства, неважно что – просто раз, и все, не было. Ведь ты бы любой детектор смогла бы пройти…

Она приподнялась на локте, взглянула в его глаза – спокойный океан, с бродящими где-то у края неба, совсем у горизонта тучами… Он же замолчал, лишь глаза изменились, в них возник чуть уловимый намек на тревогу, на так и не высказанные вопрос… на один не заданный вопрос. Алиса коснулась его лица, убрала волосы, обрисовала линию губ:

- Я … я так хочу объяснить тебе, что ты не совсем все-таки прав…не во всем.

Он тут же притянул её к себе, переворачивая на спину и уже закусывая губы до боли, сразу же, без «вопросов», без робких первых секунд… тут же даря резкие, налетающие и отступающие, как прибой в неспокойном море, волны своей страсти…или своих сомнений.

*****

Он стоял у окна, курил, смотря куда-то сквозь стекло, спина слегка передергивалась, в такт с шевелящимися от ветра ветками деревьев за этим самым стеклом… Алиса подошла сзади, прижалась, осторожно обняв, царапнула живот:

- Скажи, Звездочка… а… как с ним? Так же?

- А…не совсем тебя поняла. Что именно – как? – она прижалась плотнее, ближе, насколько смогла, поцеловала еще влажную от пота кожу, - Конечно, не так же. Зачем тебе? Что ты сейчас хочешь услышать?

Он затушил истлевшую сигарету и прикурил новую. Только себе.

- Я хочу знать, наверно, хочу понять. Расскажи, как.

Она еще раз поцеловала его спину, сильнее сжав руки.

- Нет, звезда моя, словами…словами, в этот раз. Я понял, что ты никогда меня не забывала…точнее, не забыла в этот раз. Все-таки, расскажи мне. Как было с ним?

- Да зачем тебе? И что именно рассказать? Было по-другому.

- Как – по-другому? Он связывал тебя твоими же шарфиками, или подвешивал на меховых наручниках к стене? Насиловал до бесчувствия цветами? Размазывал по тебе твою же кровь…рисовал? Обливал апельсиновым маслом? Как – по-другому?!

Алиса вздрогнула и задышала чаще, в унисон стуку его сердца.

- Я и не знала…какие у тебя фантазии. Нет, конечно. Все обычно, совсем обычно, без чего-то такого. Если проще – то, прости тавтологию, было просто, банально и никак.

- Тогда, правдивая моя, - он прикурил третью сигарету, - тогда объясни мне, что же у вас такого случилось? Откуда взялся этот шквал чувств?  

- Никакого шквала, не придумывай.

- Назови, как хочешь. Но, мне пришлось долго вытаскивать тебя. И эти непроходящие подглазины… А, ведь, для арбузов еще не сезон. За что, Звездочка?!

- За иллюзию.

- Поясни. Максимально точно. Мне нужно знать, я…я хочу знать.

- Да зачем? Что ты, словно с цепи сорвался… спой да спой. Дай забыть, это же логичнее.

- Я… Звезда моя, я впервые испугался. Я… мне сложно правильно подобрать слова, просто, что бы максимально передать… я … впервые не выдержал конкуренции с мужчиной. Не злись, пусть женщины были лишь в моём воображении, возможно… ты, ты и не взглянула в мою сторону, дважды, Звездочка… А еще… Я же не слепой. На меня ты никогда так не смотрела… Ты… ты никогда так не злилась, никогда не желала мне смерти, не устраивала истерики в телефоне, ты…ты никогда не плакала из-за меня.

- Ты не давал мне повода. И… ты же не знаешь, как именно я смотрю тебе в спину, или на твою фотографию. Ты – не знаешь. Да и ладно…не нужно тебе знать… Хотя… Иллюзия, попробую объяснить. Я, - она отстранилась, поправила на груди его/свою рубашку, взяла из его пальцев наконец-то прикуренную для неё сигарету, - я…так хотела, только не смейся, пожалуйста, хотела проходить мимо тебя. Часто и с невозмутимым видом. Вся такая красивая-красивая и в официальном статусе. Что б ты локти кусал с досады и ревности, что б совсем спать перестал… Так вот, солнышко моей жизни, а ты говоришь… Я очень хотела, что б тебе стало обидно, сильно обидно… завидно, и, еще, больно. А потом, в финале, чтобы у тебя окончательно съехала крыша, совсем то есть, не как обычно…Чтобы ты… не знаю, ну, наплевал на все… и, не смейся, не перебивай, почти все – и, взял меня за шкирку… ну …и… - она замолчала и растерянно взглянула в его глаза.

- И…?

- Всё, хватит. Не скажу.

- И не говори, я понял. Мне интересен один момент, это «И», оно тоже должно быть на виду?

- «За шкирку» - да, обязательно публично, а вот… «И» … нет уже, не на виду.

Он улыбнулся, затушил остатки её сигареты, и, негромко, чуть ли не шепотом, глядя в сторону, явно с трудом, сказал:

- Тебе ведь удалось, Звездочка. Поверь, мне больно. Сильно больно. И ещё…я растерян, да, вообще, в шоке, - он снова прикурил две сигареты, протянув одну ей, - ты…ты так сильно любила своё желание причинить мне боль? Настолько хотела… скажи мне, а, если бы все сложилось, то…как бы всё это стало? Я бы тебя забрал? Или… помнишь, со школы или с института, по Пушкину…? Я про «…буду век…»…

- Помню, разумеется, - она подняла на него глаза, буквально заставляя себя выдержать его взгляд, не разорвать, не отвести свой, - моей героиней Ларина никогда не была…ты же знаешь.

Алиса затушила сигарету, попробовала сделать шаг к порогу, но замерла в его сильных родных до дрожи руках.

- … Звездочка… - его пальцы тихо начинали блуждать по её телу, уже отбрасывая ткань рубашки, - прости меня… Я ведь не думал, никогда не думал, что и для тебя все, что у нас… что не все равно… и, даже не представлял, как ты …как ты видишь, что ли…

Что-то поднялось из глубин сердца и взорвалось, словно разбился под внутренним напором хрустальный флакон, наглухо замурованный, в котором пряталось все, что хотелось, так часто хотелось, забыть по-настоящему – зачеркнуть, стереть…но, так хотелось никогда не отпускать, остаться…остаться хоть на миг, настолько, насколько только можно… чтобы всё снова. Без всякого смысла, без любого развития, без финала… Да и ладно.

*****

… Алиса проснулась от странного, какого-то нового, совсем незнакомого ощущения… Удивительно будоражащего нервы чувства от прикосновений к собственной коже. Она улыбнулась, хотела привычно потянуться, но рукам что-то мешало, что-то удерживало запястья, нерезко, но все же врезаясь при попытке движения… она резко распахнула глаза, тут же встретив его пристальный взгляд. По её шее скользила, касаясь лепестками, роза, медленно обводя горло, взбираясь на подбородок. Алиса больше не пыталась двигаться, наоборот замерла, прислушиваясь к себе. Она поняла все в долю мгновенья…ей тоже запало в воображение его случайно высказанное желание…случайно озвученный образ любви. Им обоим идеально подходила эта фантазия – он любил «вести и иметь», обожал момент власти, сходя с ума от ощущения дрожи, от вздоха …из-за него, от нескончаемого физического счастья в его объятиях, а она всегда была «берущей лентяйкой», нестерпимо жаждущей вытянуться, как кошка и сдаться его прикосновению, раствориться в его урагане такой желанной ею страсти. Иногда она так хотела любить его сама, он же выдерживал это, словно вино в бочке, давая дозреть, занять собой все мысли и сдавался, в финале, все равно ведя основную партию, чутко улавливая момент, как только она уставала любить соло.

Алиса чуть сузила глаза, ухватившись за его взгляд, как за ленту, ведущую в глубь неизвестного пока ещё лабиринта… Роза, обрисовав контур её лица, слегка раздвинула приоткрытые, суховатые без помады губы, скользнула по зубам…и, раздразнив, устремилась к задранному подбородку, неспешно прогуливаясь уже оттуда – вниз, по шее, к чуть заметно вздымающейся от дыхания груди. Алиса замирала ещё сильнее, шевеля губами в уже почти мольбе, не отрывая взгляда…но он так и не протянул руки, лишь цветок, скользя лепестками, чуть сильнее, то сверху, то принимая в себя, то с нажимом, носился по пламенеющей коже, заставляя дрожать… В какой-то момент, она уже просто мечтала хоть о какой-то защите, о простом китайском лифчике, хотя бы…или о руках, и, уже не только о руках, но в следующее мгновенье этот, казавшийся пределом возможного, барьер треснул, открыв новое… Она чуть заметно вздохнула, так же не разрывая взглядов, не отводя своих до предела расширенных бездонных глаз, удивленных и…молящих о восхищении, просящих и требующих, глаз, в которых всегда была жизнь и любовь, даже, под пленкой прозрачного льда… Любящих его и любимых им глаз. Роза, переставшая быть просто цветком, ставшая передатчиком, транслятором его желаний, его фантазии, ставшая кистью, в умелых пальцах художника, выводящей на холсте её тела этюд безумия любви…роза, охватив собой, долго прощалась и все же соскользнула по животу… Она дернулась, сжав плотно бедра, перехлестнув колени, пытаясь как-то снять напряжение, дернулась все же пытаясь дотянуться к нему и тут же упала обратно…Лепестки чуть уловимо пробежали по внутренней полоске бедра к сомкнутым коленям, обратно…настойчивее, сильнее…практически требуя, не уговаривая и не прося. Он не отрывал взгляда от ставших почти черными глаз…эти глаза, хамелеоны, меняющиеся, как небо, то прозрачные – иней, будящий в сердце озноб, то безбрежные, голубые – согревающие внутренним сиянием, теплыми лучиками радости, то элегантные – серый жемчуг, небрежно надменный, указывающий на тлен всего в этой и всех других реальностях, то такие…словно ночь, не зной юга, ночь северная, уютная и бесконечная, ночь, созданная для долгой, для вечной любви, кроме которой просто ничего и нет. Она же видела в его глазах океан…всепоглощающий, манящий, такой…притягательный и иногда жестокий, такой близкий и далекий океан… Алиса расслабила колени, вытянув одну ногу и, подчиняясь розе, чуть отклонив другую, согнутую, дрожащую от напряжения…или от желания, набирающего лишь новые витки, но с невидимым финалом, желания, уже абсолютного…нестерпимого, фанатичного…уже просто ждущего… Она вздрогнула, устремившись всем телом навстречу дразнящей лепестками розе… Он же по-прежнему не отводил взгляд, перемещая цветок интуитивно, словно зная, где должны оказаться измятые страстью лепестки в следующее мгновение…Алиса закусила губы, от невыносимости, от уже сводящей изнутри боли, от бьющегося в истерике сердца где-то не в груди уже совсем… И тут же, резко сузив глаза, вновь их распахнула, сжав пальцы привязанных рук, замирая и беззвучно крича только взглядом, от наслаждения, от неясных, таких…чувственных и убивающих, тут же воскрешая, от властных и уверенных, но изучающих и пробующих её изнутри движений розовых лепестков… Его глаза …совсем пьяные, не отрывались от её взгляда, пальцы скомкали, сжали плед  с такой яростью, что побелели суставы…жилка на шее напряглась, мелко дрожала…но…он таки не дотронулся до нее, осторожно убрав цветок с последним, почти не слышным вздохом вылетевшем из запрокинутых губ, все же чуть оцарапав кожу на еще дрожащем колене…

Он продолжал смотреть ей в глаза, осторожно распутывая шифоновые шарфы на запястьях… Потрясенно, но…словно не договорив, с незавершенностью и…нерешительностью, с ожиданием… Алиса попыталась унять колотящееся в груди дыхание, и, словно её озарило, вдруг четко почувствовала, что ему сейчас нужно, будто речь шла о её собственном желании… Она спустила с плеч не застегнутую рубашку, уже крепко обнимая его ногами… Она оказалась права. И, сдаваясь силе его бешеной, неуправляемой страсти, она знала, что в его сердце стучит сейчас только одно слово – ещё…

*****

Она потянулась, прижимаясь всем телом к его влажной ещё коже, обняв за шею, нашла его слегка обветренные губы, целовала и целовала, долго, уходя, заливая счастливой радостью щеки, нос, глаза и вновь возвращаясь к губам…пока не устала, но так не хотелось отрываться. Он опрокинул её на спину, отдавая поцелуй осторожно, чтобы не причинить боль закусанным им же, заметно припухшим, красным без помады, губам. Прикурил пару сигарет, передал одну ей. А потом, когда сигареты истлели, она уснула, в объятиях таких сильных родных надежных и понимающих рук, прижавшись к ещё чуть влажной коже, пахнущей одуряющим безумием смеси Givenchy и ни с чем не сравнимого аромата недавней страсти…всего того, что он так не любил сразу же смывать под журчащим душем.

Всегда очень, до противности мало времени, на счастье. Удивительно устроены люди… горе человеческое сознание смакует долго, кажется, что беда никогда не уйдет, не закончится… что слезы, длятся миллионы лет и весен, зим и темных осенних вечеров… А счастье – стремительно, быстротечно, раз… и все. Ушло его время. Может, дело не в людях, а в самом времени, оно не постоянно…и каждая минута на самом деле длится по-разному.

Алиса понимала это, как никто другой… она умела наслаждаться каждой секундой, иногда её способ радоваться, избранный именно в это мгновенье, ставил его в тупик. Он не понимал, для чего нужно тратить время на холод, на лед в глазах…она же наслаждалась его недоумением и полным спокойствием настоящего властителя её сердца, её мыслей, её тела. Дни пролетели мгновенно, вместе с ними слетели с лица подглазины, вновь выпрямилась спина… Словно постройнели вечно устающие в последний месяц ноги, демонстративно вытягиваемые в красивую позу на золотистом пледе… Он не переставал удивлять ни на секунду, и, стоило ей привыкнуть и начать ждать веточку орхидеи…она просыпалась от тонкого аромата гортензий. Лишь роз больше не было… Алиса скучала. Очень скучала по розам. По желтым розам.

Он уже должен был быть не здесь, совсем не здесь…но он был рядом. И та радость, то ни с чем не сравнимое чувство жизни, то тепло, которое она так хотела иногда забыть, все это продлилось дольше… хотя бы на несколько часов, но все-таки, дольше… Они гуляли, искали ворон, чтобы сфотографировать, смеялись, рассказывая друг другу, что только что прочитали или увидели на своих мониторах… Он иногда заглядывал через её плечо, усмехался, выдавал что-то типа «О, Господи…», иногда при этом смеясь… Она снова любила его. Хотя, ни под какой пыткой не сказала бы ему об этом, как обычно. Да и не нужно было, он и так это всегда знал.

Фотографии…так много было снято за эти часы… он любил её фотографировать, и, в общем то, никто и никогда не снимал её так…словно рисовал, хотя, речь шла о простом смартфоне, она пару раз его подловила, и он долго, молча, с прыгающими в светлых глазах веселыми чертенятами, наблюдал за ее желанием применить все корректирующие фильтры сразу… Алиса решила освоить селфи, а он, со смехом над её обиженным выражением лица от результата, схватив в охапку и кружа по кухне, предложил учебник по этому самому селфи…тут же получив множество острых ударов по груди пальцами… После чего поцеловал ее в нос и демонстративно отправился мыть зеркало и стену ванной…которая на ее снимках получалась просто прекрасно. Они пробовали заехать в пару клубов, но сбегали в машину почти сразу…до него никому не было никакого дела, просто, обоим мешали люди…люди мешали держаться за руки, постоянно касаться друг друга… останавливаться, что б утонуть в поцелуе, длинном и доводящем до головокружения и слабости в ногах, вновь обутых в тонкие высокие каблучки…

Алиса улыбнулась своим мыслям…Солнце за окном давно сияло, она видела сквозь стекло кусочек голубого неба… Сегодня он все же уедет. Но… он вернется, всегда возвращался и…Алиса знала, что он вернется раньше, чем сможет. Она не раз и не два слышала о нем «твой вечный герой романа» … это говорилось с издевкой, кем-то – с ревностью и обидой… Но, да, герой романа, действительно, вечный герой…только он всегда, не смотря на расстояния и разрывы, на холода и…на то, что оба, просто забывали друг друга, живя тем, что было рядом, что казалось правильным и, наверное, важным…только он заставлял её сердце останавливаться. С первых мгновений под майским дождем…и по сей день…целая жизнь. Какой бы она ни была и в какие тупики бы не загоняла…но лишь в его руках было всегда тепло. Физически тепло. Только с ним она не куталась в несколько одеял даже в июльский зной.

С кухни донесся запах кофе. Алиса улыбнулась, в одно движение спрыгнула с дивана, ещё раз потянулась, набросила его/свою рубашку, нашла свои домашние туфельки и отправилась на волнующий аромат свежемолотых кофейных зерен. Он был подавлен и это чувствовалось, хотя всячески старался не показать вида. Она же не могла не сиять. Подойдя к нему, обняла за шею, чуть коснулась губ… ни о чем не спрашивая, ведь он и сам скажет, или, наоборот, не скажет.

- Звездочка… - он отстранился, протянул ей кофе, прикурил пару сигарет, - Звездочка… Я не рискну вывести байк. Хотелось бы, самому бы хотелось… а на машине мы поедем дольше.

- Я успею умыться?

- Ты все успеешь. Я никуда не спешу, знаешь, вообще не хочу.

- Есть обязанности. И, сам же понимаешь, никуда не деться.

- Можно деться, можно… только продумать, как именно. Я не хочу, что б ты думала, что мне важны удобство, привычка, что там еще… деньги важны, но не так уж. Не хочется остаться без всего, что уже есть, конечно. Но вот, важны не эти моменты, и…

Она положила пальцы на его губы, мягко перебивая.

- Перестань. И, не забывай, что кроме тебя, несладко придется и мне… Не нужно так. Сейчас все снова хорошо и все счастливы…

- А ты?

- А я надеюсь, что сама все же стану что-то из себя представлять. Да, я счастлива. Я немного заигрываюсь, иногда, но…у меня, то есть все, все, что мне нужно.  

- Я хочу возвращаться к тебе…И, сколько я еще смогу быть, как сказать то, в седле, что ли…Так и не отвез тебя к лошадям, забыл…

- Я не стану спрашивать, как ты… - она провела пальцами по его лицу, убирая волосы, - и, знаешь, Харлей хорош при поездке в закат…а сейчас день.

Он благодарно улыбнулся и перехватив её руку поцеловал тыльную сторону запястья.

*****

… дорога словно вымерла, блестящий асфальт, сверкая свежими разметками, был пуст. Рай для взрывающей кожу скорости мотоцикла. Но они мчались в комфортном джипе, который сейчас его так раздражал. Она что-то читала в телефоне, что-то выкладывала сейчас… как же иногда трогала эта её забота о тайне…Ведь она так любила снимать и выкладывать все подряд в режиме «живого» времени. Но, с ним, хоть и щекотала нервы, всегда была предельно аккуратна…. И, он точно знал, что она «припозднится» по времени и с фотографиями стены в ванной и вообще… Иногда нервировало, сейчас …сейчас будило щемящее ноющее ощущение между ребер… Поэтому он и не вывел Харлей, просто боялся. Боялся её разбить, не справившись с байком и скоростью.

- Солнце, как ты думаешь, у нас уже где-то есть нормальные, летние полянки?

- Понятия не имею, но…все возможно. Сейчас попробуем найти.

Она не стала возражать, видя, как от такой невинной, ничего, кроме времени не стоящей фразы, он оживился, словно собрался победить дракона. Он любил побеждать драконов, и она об этом знала.

… совершенно зеленое, переливающееся скопищами маленьких ярких солнышек, море… Как же хотелось пойти в этот кусочек настоящего уже лета, забрести в его глубь и…может, просто упасть на траву и смотреть в небо.   Он улыбнулся, глядя на её мечтательно устремленный к горизонту взгляд:

- Ну что, прогуляемся? Как твои шпильки?

Она высокомерно усмехнулась, скинула туфли, стянула капроновые носки, и, победно задрав нос, сказала:

- Моя обувь не пострадает, пошли.

Он чем-то подкалывал её, она остро отвечала, и, в какой-то момент, увлекшись, оступилась и обязательно бы упала…если б была с кем-то другим. Привычным, моментальным движением он поймал её, удерживая, прижал к себе… Она поправила вновь сбившиеся, непослушные, как и он сам, волосы…Он вопросительно глядя в её глаза, робко, словно спрашивая разрешение, слегка коснулся губ, и, получив до сих пор неумелый, но такой же, как и всегда искренний ответ, сильно сжал её топя в долгом, непрекращающемся поцелуе, которому здесь точно никто не смог бы помешать.

Столько вопросов было в неясных, чуть уловимых касаниях пальцев, так долго …каждое движение, каждый вздох…так нежно и больно, когда уже нет сил ждать, а все равно не хочешь, не можешь остановиться… Когда смешиваются низ и верх, а небо, словно панорама, перетекает вокруг медленными облаками…

Он поддерживал рукой её спину, что бы она могла откинуться, как в кресле, сжимая пальцами кожу, словно перехватывая позвоночник, и взрывая изнутри, как будто доказывая всему вокруг возможность такой, в чем-то животной любви… Фиксируя ее бедро пальцами, оставляя синяки на груди… Она так хотела, чтобы …это никогда никогда не прекратилось, это сладкое чувство его власти… Странная нежность, граничащая с криком и только... это. Больше нет ничего и нигде, только руки, только безумие волн дрожи и судорог в бедрах, таявших где-то у колен…

Из её глаз осторожными, робкими, пробующими путь, струйками полились слезы… сами по себе, без напряжения в лице, или какого-то раздражения… просто так. Когда он замер, ловя её последний вздох, и плавно опуская на смятые одуванчики её спину, слезы все еще катились… Склонившись, он медленно сушил их губами, лишь размазывая…

- Скажи мне, ты таких слез хотел? – она прошептала чуть слышно, в глубине души стесняясь и страстно хотя, чтобы он не услышал… Но он услышал. Оторвавшись от ее лица, он долго смотрел в распахнутые серые глаза, обвел пальцами её губы:

- Других слез мне точно не нужно…

И вновь топя её в бешеном, оставляющем кровь поцелуе, перевернул на себя, сам оказавшись в обрамлении множества желтых цветов, забавно дополнявших его лицо, плечи…

… Она взяла у него сигарету, задумчиво повертела в пальцах:

- А мы похожи на школьников… на перепачкавшихся и довольных школьников, на не первом свидании.

- Почему не на первом?

- А на первом так красиво не получится…

Он рассмеялся, поднял с травы свой телефон:

- Не двигайся, - щелчок снимка, - и, еще на одуванчиках? Ложись.

- А первый кадр…против солнца же…

- А я и не портрет снимаю, - он с озорством совсем юного мальчишки и хитростью, как у настоящего, уже пожившего и все повидавшего матерого кота, улыбнулся и сделал еще пару снимков. Положил телефон, сорвал травинку, с легкой мечтательностью в ошалело счастливом взгляде, провел ею по Алисиной груди, не дразня, а словно очерчивая…

- Знаешь, Звездочка моя, мне не дает покоя еще одно, тогда же сказанное…

- Что же? Наручники?

- Нет…это то как раз не знаю, как, до полноты картины, сорвалось, в общем… вот только, как ты… – он нагнулся и что-то зашептал ей на ухо, Алиса внимательно слушала, её глаза расширялись.

- Ну… если ты хочешь, - она робко взглянула на него, - только вот… больно же, наверное, и потом, нужно будет что-то из кровоостанавливающих…

Он так же удивленно взглянул на нее, потом понял, рассмеялся:

- Ты не поняла… никаких ран. Ты что хоть… Я имел ввиду, - он чуть покраснел, снова нагнулся к её уху.

Она слушала, чуть сводя ноги... ей явно нравилось то, о чем он стеснялся сказать вслух.

… Большой джип несся по по-прежнему пустынной дороге, сейчас сильная машина увозила её, чтобы через какое-то время, за ней вернуться…вновь вернув ей по-прежнему сумасшедшего, совершенно бесбашенного героя её любви, со светлыми, меняющимися, словно океан глазами…