Часть 6

Спокойно уехать не получилось. На стоянке возле Геленвагена отирается давешняя компания. Трое парней, уже сильно-сильно на взводе, и две девчонки, все примерно мои ровесники. В легкомысленных пляжных нарядах, но взгляды злобные и пьяные. Артемка тут как тут, его уже покачивает. Парни глазеют на черного монстра, обсуждают, девчонки за их спинами перешептываются и хихикают между собой. Напрягаюсь внутри, но это не страх, это тяжелая, вполне себе осознанная злоба. Кошусь на Андрея, он убийственно-безмятежен, за руку ведет меня к машине, по пути вежливо двигает двоих парней, вежливое: «Разрешите», и щелкает брелком сигнализации.

- Аккуратнее, мужчина, - с явным вызовом и очевидной готовностью к разборке, говорит один из подвинутых. За его спиной девчоночье хихиканье усиливается.

- Ребята, это моя машина, - Андрей спокоен, как спящий мамонт, даже руку мою не выпустил.

- Че, бл…, доеб…ься решил? – неубиваемый, вечный аргумент в любой подобной ситуации.

- Нет, - кротко произносит Андрей, - я просто сказал, что это моя машина.

- Лох, бл…, - уже явная провокация, и я начинаю злиться по-настоящему. Правда, в свое время я давно и прочно усвоила, что при наличии рядом мужчины, лезть в такие разговоры – признак не самого большого ума.

Вместо ответа Андрей кивает мне на пассажирское сиденье и садится за руль, хлопнув дверцей. Внутри я просто киплю, но молча сажусь рядом. Когда он трогается с места, слышу приглушенный удар по чему-то.

- По колесу стукнули, - поясняет Андрей, выруливая со стоянки.

Кошусь на него. Он совершенно спокоен, в глазах пляшут смешливые чертенята, опускает окно и закуривает.

- И как это понимать? – наконец, не выдерживаю я.

- Русалка, а чего ты хотела? – он смотрит на меня, и я вижу, как сгущается туман в серо-голубых глазах на бронзовом от загара лице.

- Ну, я не знаю… Ведь явно же провоцировали. Или ты испугался?

- Лизка, - туман в глазах больше не сгущается, он откровенно смеется, - конечно, испугался. Их же трое. А я врач. Не Рембо и даже не Терминатор, простой хирург. Что, мне с фингалом надо ходить, чтобы доказать тебе, какой я крутой?

- Ты прямо как Евгений Воганыч сейчас юморишь, - ядовито отвечаю я, - или даже как Фима Шифрин. Оборжаться можно.

Отворачиваюсь к окну под его смешливое хрюканье. Испугался. Просто врач. Видела я таких испуганных. Но постепенно раздражение от глупой выходки пьяных оболтусов проходит. Ладно, потерплю и насмерть перепуганного, фыркаю про себя.

Уже почти привычно скидываю сланцы и закидываю ноги на торпеду. Даже не хочется узнавать, куда мы едем. Едем и едем. Машина неторопливо движется по узеньким улочкам.

- Любишь виноград? – вдруг спрашивает он.

- Ага, - киваю я.

- Я тоже.

Возле небольшого базарчика он останавливается, выходит, через несколько минут возвращается с огромной гроздью прозрачно-зеленого, в капельках воды, винограда, протягивает мне. Есть за мной такая привычка, когда мне хорошо, я мурлычу, ворчу, бубню себе под нос, сама не знаю что, просто так, тихонько, но если прислушаться, то услышать все же можно. Сейчас тоже. Андрей иногда косится на меня. Виноград я действительно люблю, тем более, такой вкусный, я щиплю ягоды с грозди, запихиваю в рот, время от времени, привстав, заталкиваю и ему в рот несколько ягод. Мы давно выехали из городка, за окном незнакомый пейзаж, изредка в глаза бросается зеркало моря, когда машина взбирается на подъем. Едем было долго, явно больше часа, пока наконец Андрей не сворачивает с трассы на узкую шоссейную дорогу, ведущую вниз, к морю, которая вьется между маленькими скалами, поросшими реденьким лесом. Петляем по ней, спускаясь все ниже, пока не проезжаем маленькую деревеньку. Еще несколько минут, и Андрей тормозит возле довольно большого двухэтажного дома, обнесенного забором. Он выходит, открывает вручную ворота и въезжает во двор. Двор большой, ухоженный, вымощенный плиткой, он утопает в цветах и зелени. Сам же дом сложен из красного кирпича, украшен деревянной резьбой, и даже на вид кажется уютным, как-то сразу он мне нравится. В открытом гараже я вижу багажник обычных Жигулей, наверное, принадлежавших владельцу этого дома. Нас никто не встречает, Андрей запирает ворота, берет меня за руку и ведет куда-то в глубину сада.

- Я здесь живу, уже три недели, - на ходу объясняет он, - дом моего друга. Они будут рады тебе.

- Они? – я думала, что только я пользуюсь множественным монархическим, обозначая «братцев». «Братцы», они, и лучше в третьем лице, так внушительней.

- Он с женой. Тебе понравится, вот увидишь.

В глубине сада – большое деревянное строение, не знаю, как его назвать. Скорее, большая дачная беседка, под резной крышей, с изящными невысокими стенками, внутри несколько плетенных, низких кресел, в которых можно только полулежать, диван, плетенный же стол, тоже низкий, под стать креслам, застеленный цветастой скатертью, небольшой сервант из темного дерева в углу. В беседке прохладно, сквозняк и густая тень обступивших деревьев не дают жаре вступить в свои права. В одном из кресел дремлет женщина, лет сорока на вид, с длинными черными волосами, загорелая, в легком домашнем платье. При нашем появлении она открывает угольно-черные, бездонные глаза в обрамлении длиннющих ресниц, и у меня мороз невольно идет по коже. Она ведьма, это точно. Глаза будто зажигают все ее лицо, притягивают к себе, я вижу большой чувственный рот, горбатый нос, который, однако, совсем ее не портит, а только придает какой-то хищности и необычности всему этому удивительному лицу. Она красива колдовской, немного зловещей красотой, но удивительно теплая улыбка смывает это ощущение напрочь. Женщина встает, подходит к нам и целует Андрея в щеку. Высокая, с крепкой ладной фигурой, налитая внутренней силой. Точно ведьма. Только потом смотрит на меня и еще раз тепло, по-дружески улыбается, протягивает руку.

- Айсул, - говорит она, - будь нашей гостьей.

Я неуверенно жму сильную, теплую ладонь.

- Лиза. Очень приятно.

Кошусь на Андрея. Он ехидно смотрит на меня, видимо, ждет реакции. Экспериментатор хренов. Даже представить не удосужился.

- Андрей, иди, буди Влада, - распорядилась хозяйка, - пусть придумает что-нибудь на обед.

Я слышу в ее голосе трудноуловимый акцент, явно не славянский, но говорит женщина замечательно, немного низким, глубоким, мягким голосом, наверное, она хорошо поет, мелькает в голове. Потом она поворачивается ко мне.

- Садись, - мягкий, плавный приглашающий жест, - это теперь и твой дом.

Присаживаюсь в кресло, мне немного не по себе, слишком все необычно. Айсул идет к серванту, возвращается, неся в руках два темных широких бокала и бутылку вина, с простой бумажной этикеткой, по которой струится вязь на незнакомом языке. Рубиновое вино тяжелым потоком струится в бокалы, один она протягивает мне. Кивком благодарю ее.

- Ты девочка Андрея? – Айсул усаживается в кресло, подносит бокал к губам, я замечаю, что она исподволь меня разглядывает.

- Мы знакомы два дня, - честно говорю я, - я и сама не знаю.

- Он тебе нравится?

Киваю вместо ответа.

- Ты ему тоже понравилась, иначе он никогда бы не привел тебя к нам. – женщина улыбается. – У нас, считай, его второй дом.

Я тяжело схожусь с людьми. Долго, трудно, присматриваясь, с большим недоверием. Но здесь я чувствую себя спокойно, нет внутреннего напряжения и неловкости, которые всегда бывают при разговоре с незнакомыми людьми в незнакомом месте. Это странное чувство ощущения дома, и оно мне нравится. Я знаю, откуда берется это ощущение. Андрей, эта колдунья Айсул, пока неизвестный мне ее муж, они свои для меня. Раньше, когда я читала книги о Великой войне, Ремарка, очень часто обращала внимание на одну вещь, которую считала красивой метафорой. О безошибочном распознании «своих» среди тысячной толпы. Оказывается, это не шутка, не гипербола и не преувеличение. Эта система распознания, более совершенная, чем в ракетах, «свой-чужой», сидит где-то глубоко в подсознании, на уровне инстинктов, и сбоев она не дает. Свои могут ругаться, дуться, обижаться друг на друга, даже подраться, но они останутся своими. Здесь не имеют значения деньги, социальный статус, положение в обществе, это выше, огромное, всеобъемлющее, неосязаемое, но тем не менее, очень прочное, ощущение сопричастности к великому и важному делу.

Отвлекшись на свои мысли, я не обращаю внимания, что говорит мне Айсул. К ней я возвращаюсь только когда она мягко, но твердо берет мою правую руку в свои теплые сильные ладони.

- Если хочешь, я расскажу тебе о твоем будущем, - ее черные глаза пристально смотрят на меня, будто прожигают насквозь.

- Нет, - вздрагиваю я, - не хочу. Я фаталистка.

- Тогда о прошлом?

- Мне сразу показалось, что вы ведьма… - бормочу я в ответ.

- Есть немного, - смеется Айсул, - самая настоящая восточная ведьма.

- О прошлом я и так все знаю… - я тоже улыбаюсь. – Это неинтересно. Лучше расскажите мне об Андрее.

- Это нечестно. – женщина грозит мне пальцем.

- Победа – это не главная цель. – вздыхаю я. – Это – единственная цель.

- Так понравился?

- Ага.

- Тогда я тебе скажу одно. – вдруг неожиданно жестко говорит Айсул. – выкинь из головы то, что уже успела придумать. Поверь, он сложный. С ним иногда тяжело.

- Я ленивая, неряха, в моей квартире живет подружка, которую время от времени я хочу прибить, я переписываюсь со многими парнями в соцсетях, - старательно перечисляю я.

- Не ершись, - мягко отвечает женщина, - раз привел к нам, значит, действительно зацепила. Привыкнет. И на мужа моего внимания особо не обращай. В больших количествах, с непривычки, он вреден для здоровья. Просто не бери в голову.

- Боевые друзья?

- Последний «котел». Только я до сих пор не разобралась, кто там кого спасал. Ранили обоих. Чип и Дейл, блин.

За разговором я как-то не замечаю, что мой бокал пустеет, от второго отказываюсь, закуриваю и откидываюсь в кресле. Но посидеть спокойно не получается. В беседке появляются мужчины. Андрей и хозяин дома. Это большой, мощный, грузный громила лет сорока, в одних шортах и шлепках. У него по-настоящему мощный торс, большой толстый живот, широченная грудь, поросшая густыми черными волосами, бицепсы, кажется, больше, чем мое бедро, короткие толстые ноги, тоже поросшие черными волосами, короткая, почти «под ноль» стрижка черных волос с сильной проседью, три золотые фиксы во рту, маленькие синенькие жизнерадостные глазки, и вообще, он напоминает почему-то добродушного гнома-переростка. Нас знакомят, он долго тискает мою руку в своей лапище, что-то громогласно излагает, что, видимо, должно сойти за комплименты, я как-то теряюсь под его натиском и отыскиваю глазами Андрея. Провокатор с удовольствием смотрит на это, безмятежно улыбается, потягивает из горлышка принесенное с собой пиво и явно получает удовольствие от происходящего. Даже злиться на него не получается.

- Выметайтесь, гости дорогие, - командует хозяин дома, - пойдите, подышите свежим воздухом, вернетесь к обеду.

- Шурпа? – уточняет Андрей.

- Обижаешь. – тянет Влад и жизнерадостно хохочет с неумелым грузинским акцентом, - палчыкы аблыжиш, да.

- Тогда имеет смысл вернуться, - кивает провокатор и берет меня за руку. В другой руке у него прозрачный пакет с несколькими банками пива, на шее полотенца, - пойдем, русалка, посидим спокойно. Здесь начнется небольшой армагедец.

Айсул ободряюще кивает мне, я улыбаюсь в ответ.

По узеньким улочкам деревушки он ведет меня к морю.

- Местный пляж, - поясняет на ходу, - знаешь, синдром аборигенов. Море под боком, а купаются два раза в месяц. Там обычно никого нет.

Пляж действительно пустынен. Галька, немного штормящее море, горячий ветер. От беспощадного солнца и жары спасает большой деревянный навес с несколькими вручную сколоченными лежаками. Андрей, успевший переодеться в шорты и майку, раздевается до плавок, я тоже остаюсь в одном купальнике, ложимся на подстеленные полотенца. Сквозь очки смотрю на него. Дует пиво, в другой руке горящая сигарета, глаза закрыты.

- Открой и мне, - прошу я.

Когда в руке оказывается холодная, запотевшая банка, делаю глоток. Решаюсь. Надо же когда-нибудь начинать.

- Почему ты один?

- Я разведен, - спокойно отвечает он, - хорошо, без детей обошлось. Банальная история. Студенческий брак по любви, четыре года прожили, квартиру купили, детей планировали. Потом войнушка. Она оставаться не захотела, хотела нормальной обычной жизни. Вывез, где безопасно, сам под знамена пошел. Полгода перезванивались, переписывались, она приезжала, когда получалось. Закончилось тем, чем и должно было закончиться. Нашла себе кого-то. Я не осуждаю, вернуть не пытался, побесился, конечно, побухал, как положено. Сейчас перегорело все. Почти дружим, одним словом. А ты почему ни с кем не встречаешься?

Я вздыхаю. Знать бы самой, кто мне нужен.

- Потому что…

- А вот этот ответ меня устроил.

- И все?

- Да. А что ты хотела? Чтобы я лез тебе в душу? Захочешь – сама расскажешь.

- Дружочек, - шиплю я. Это безразличие бесит необычайно, - давай сразу договоримся. Если я для тебя курортное приключение, просто отвези меня в мой отель и все. Будем вспоминать о прошедших сутках как о забавном недоразумении.

- А если нет?

- А если нет, сделай так, чтобы мне было хорошо рядом с тобой.

- Ого. – Андрей привстает на локте и смотрит на меня. – Ты Скорпионша по зодиаку?

- Да.

- Я тоже. – он опять укладывается на спину. – Страшно подумать, кто у нас родится, если ты забеременеешь.

Возмущенно фыркаю в ответ. Ну как с таким быть?

- Не фыркай, не фыркай, - комментирует провокатор, - лучше иди ко мне, я опять вспомнил одну очень важную вещь.

Подсаживаюсь к нему, ставлю свою банку на гальку и кладу руки на его грудь, пальцем обвожу белый, будто вдавленный в кожу шрам повыше правого соска.

- Страдаешь амнезией?

- Контуженный я, - серьезно объясняет провокатор, пока его руки ловко справляются с застежкой моего бюстика, - забываю иногда важные вещи.

- Например… - но поехидничать не получается, потому что его язык скользит по моему соску, потом по другому, и горячий, жадный рот приникает к моей груди. Меня просто выгибает навстречу, с губ слетает стон.

В его руках я завожусь практически мгновенно. Жадные, торопливые ласки, быстрые поцелуи, я задыхаюсь, я умираю, когда ощущаю его внутри себя, царапаюсь и кусаюсь, пока не взрываюсь огненным шаром оргазма. Перед глазами еще плывут разноцветные круги, и волшебная легкость наполняет тело, и я сползаю губами по его шее, груди, животу вниз, пока моих губ не касается его член. Господи, как это приятно, дарить радость своему мужчине, и я очень-очень стараюсь, чтобы ему понравилось, пока он не издает глухой стон, его рука вцепляется в мои волосы, и горячая влага бьет мне в рот. Облизываюсь, как кошка, когда он притягивает меня к себе, сильные руки обнимают и ласкают мою грудь, скользят по животу, гладят бедра. Ни с одним мужчиной мне не было так хорошо, я выжата, опустошена, кажется, я наполнена одним эфиром, и сила притяжения уже не для меня. Хочется взлететь, смеяться, делать глупости и продолжать вжиматься в его худое, мускулистое тело, ощущать губами волоски на его груди и животе, дышать его запахом.

- Русалка, что ты со мной делаешь… - издалека доносится его шепот. – я не хочу, я не могу влюбляться…

- Не влюбляйся, - мурлычу я, - давай просто продолжать трахаться, как кролики, пока не умрем от истощения. Я лично очень даже за.

- А ты любишь этот спорт, я посмотрю, - его голос улыбается, но мне лень открывать глаза. Я прижимаюсь к нему всем телом, его рука покоится на моей груди, неторопливо и нежно ласкает соски, гладит, и я боюсь пошевелиться, лишь бы он не переставал.

- Прикури для меня… - затягиваюсь поднесенной к губам сигаретой, - да, люблю… Ты против?

- Я только за, - смеется провокатор, - только иногда мне кажется, что я смогу не на высоте оказаться.

- Виагру будешь пить, - угрожаю я, беру из его пальцев сигарету, и дым приятно щекочет горло, - чтобы я от такого секса отказалась...

Вместо ответа он еще крепче вжимает меня в себя, и я затихаю. Желание ехидничать пропадает само собой. Потом у нас случился еще один раз, и еще, пока я не взмолилась о пощаде. Перед глазами стоит цветной туман, и явно дрожат колени. Он опустошает, высасывает меня начисто.

- Пойдем к твоим друзьям, - шепчу я, - дай мне отдохнуть немного.

- Виагра, виагра, - бормочет Андрей, грубовато-ласково спихивая меня на гальку, - слабачка.

- Подожди до ночи, сладкий мой, - приторно-тягуче отвечаю я, - я тебе спинной мозг высосу.

Быстро окунаемся в море, и домой к Айсул и Владу возвращаемся, накрытые одним полотенцем, обнявшись. Нас ждут. В беседке накрыт стол, при виде которого у меня немедленно начинает бурчать в животе. Большой казан на хитрой металлической подставке, от которого идет неземной аромат, глубокие глиняные тарелки, лаваш, зелень, крупно, по-мужски порезанные овощи, темные бутылки с бумажными этикетками, исписанными вязью. Айсул и гном-переросток при нашем появлении заканчивают последние приготовления и приглашают к столу. В бокалы льется темно-золотистая жидкость, и я понимаю, что это не вино.

- Коньяк, коньяк, - сообщает Айсул, заметив, как я вздрагиваю, когда в моем бокале оказывается больше половины, - с завода, не самоделка. Это коньяк, который коньяк, а не то, что в бутылки льют.

- Ася, ей по хрен, - ее муженек вовсе не страдает избытком тактичности. Хотя я подозреваю, это, скорее, пробив, тест на благовоспитанность, - у девочки еще на губах…

- Сперма не засохла, - любезно подсказываю я, - разрешите, Влад, я сразу продолжу вашу мысль. Меня вафлили, дали на клык, отымели в рот, просто дали, мне понравилось, хочу еще. Да, у меня высшее филологическое образование. Русский и литература в школе. – он мне глубоко симпатичен, с ним хочется дурачиться и болтать глупости.

Андрей задавленно хрюкает. Гном-переросток подносит мою руку к своим губам, целует.

- Я ваш рыцарь, мадемуазель. Ася, Бэмби, не вздумайте ревновать. У нас платоническая любовь.

- Бэмби… - я перевожу взгляд на Андрея.

- Позывной. Читала в детстве сказку об олененке?

- Очень неожиданно. Бэмби, - я ласкаю эти буквы языком, - но ты совсем не похож на олененка.

- Так уж сложилось…

- Теряем время, - Влад поднимает свой фужер, и он почти полный, и в нем совсем не газировка. Впрочем, чему удивляться, я и не такое видела.

Сдвигаются бокалы. Коньяк очень мягкий, ароматный, от одного запаха кружится голова, и я немного отпиваю из своего бокала, в него тоже налито немало. Теплая волна внутри. Шурпа, разлитая по тарелкам ловкими руками Айсул, необыкновенно вкусная, горячая, я быстро и старательно подчищаю тарелку, все остальные тоже не "теряют времени". Разговаривать не хочется, все слишком хорошо, чтобы болтать и «терять время».

- Люблю, знаете ли, повеселиться, а особенно – пожрать, - отдуваясь, изрекает гном, отодвинув свою тарелку. – Владик молодец, хорошо приготовил. Всем понравилось?

В ответ сыто-сонное мычание, да, всем. Между делом допили и бутылку коньяка.

- Тогда марш спать. Всех касается.

К моему удивлению, Андрея развезло. Не сильно, но серо-голубой туман в глазах явно сгустился, норовя, вопреки законам физики, минуя воду, перейти в лед и сталь. У братцев тоже такое бывает. Молча, он сгребает меня в охапку, улыбается Айсул, кулаком стучит по голове хозяина и тащит в дом. Иду, не сопротивляясь, под его ставшей тяжелой рукой. Разуваемся в прихожей, босиком шлепаю по деревянным полам. Большая гостиная, с ковром на полу, книжным шкафом, креслами, диваном, плазменной панелью на половину стены и несколькими дверями. К одной из них он подталкивает меня.

- Русалка, моя комната, - он останавливается перед одной из дверей, - душ-туалет там, - кивает на коридор.

В его комнате типично холостяцкий бардак, и это радует мое сердце. На кровати-полуторке смятое белье, разбросанные вещи, носки живописным пейзажем на ковре, джинсы на спинке стула, три книжки на прикроватной тумбочке с лампой, благополучно забытый бубнящий телевизор, новостной канал. Прямо радуюсь, что не я одна такая неряха. Андрей стягивает с себя майку, шорты вместе с трусами, и у меня сразу возникают хорошие-нехорошие мысли, и валится на кровать.

- Русалка, гладь меня, - переворачивается на живот, подставляя мне мускулистую спину, и не успевают мои руки дотронуться до него, как он проваливается в сон. Сижу рядом какое-то время, глажу спину. Господи, у него же ни грамма жира, спина чистая и гладкая, ни шерсти, ни прыщей, под пальцами под кожей только мышцы. Даже ущипнуть не за что. Засыпает он мгновенно, как из розетки выдергивают. Тихое, ровное сопение. Наконец, встаю, выхожу из комнаты через другую дверь, ведущую в коридор. Ванная комната не впечатляет, плещусь под душем, нагло пользуюсь шампунем, кондиционером и гелем Айсул, и почему-то мне не кажется, что меня осудят. Наконец, немного просушив волосы найденным феном, завернувшись в полотенце, возвращаюсь к нему. Впервые вижу его спящим. Сколько ему лет? Исчезла ранняя морщина на лбу, ушли жесткие складки из углов рта, он спит, глубоко вдавив голову в подушку, на боку, он кажется щеночком, заснувшим посреди жаркого дня, столько беззащитности и открытости сейчас. Длиннющие ресницы… Черные, густые брови, рот воина и любовника, сильный и чувственный. Длинный, чуть горбатый нос. Татушка на коричневом мускулистом плече. Бэмби. Проклятье. Я влюбилась. С этой мыслью я решительно залажу к нему под простыню, ворочаюсь, пытаясь устроиться поудобнее, наконец, устраиваюсь и проваливаюсь в сон.