Инцидент

Встретились мы случайно, в троллейбусе. Я - из командировки, она - с работы. Сначала я увидел ее глаза - такие же серые, волнистые пепельные волосы, и только радостно поздоровавшись, заметил большой, не оставлявший сомнений, живот.

А чему, собственно, удивляться? Думаешь, все девушки только и ждут тебя? Это же сколько лет: армия, институт...

Я знал ее с девятого класса. Она была годом младше. Как знатоку химии и победителю разных олимпиад, мне было поручено проверить контрольные работы в восьмых и девятых. У нее оказалась какая-то ошибка - я выставил четверку. Она пришла с подругой - разбираться. Я разъяснил. - Да, а себе ты что поставил? - С обидой спросила она. - Тоже четыре. - Это было правдой. У себя я тоже нашел, при проверке, ошибку. И вынужден был признать это. На этом мы помирились. Вместе дружили в какой-то еврейской компании - у нас оказались общие знакомые.

Потом я исчез на два года. Потом у меня была другая девушка, а у нее - другая компания. Кажется, и дед ее был врачом. Или философом - она доставала из шкафа толстую книжку. Такая же, как у нее фамилия, солидно вытисненая золотом на темно-коричневом дерматиновом переплете.

- Когда ставишь клизму, на какой бок класть пациента? Я напрягся. - На левый. - А почему? - Не знаю. Кажется, так правильнее. - А потому, что толстая кишка подходит справа.

Как-то раз я застал ее за чтением книжки по иммунологии. - Вот, изучаю монографию, - не то пожаловалась, не то похвасталась она. Я взглянул еще раз на обложку. - Какая же это монография, если у нее четыре автора? - Ну, сейчас так пишут, пожала она плечами.

И она же порекомендовала мне Свядоща - недавно вышедшую "Женскую секспатологию".

Потом у нее в квартире поселилась подруга. С мужской прической и мужскими повадками. Из тех, что на зоне называют "кобла". - Как ваша семейная жизнь? - спросил я как-то. - Нормально, - ответила она, не смутившись вопросом.

Признаться, после школы, я тоже думал о "мед". И с проректором по науке был знаком еще по кружку юннатов. Там мы разошлись с ним во мнениях, как правильно ласкать морских свинок. Он был уверен, что их надо чесать за ушами. А я настаивал, что их надо гладить по носу.

Потом, в девятом, я ходил к нему в НОУ при кафедре. Когда я пришел и заявил, что хочу заниматься биохимией, он снял очки, прищурился, посмотрел на меня и спросил: - А ты знаешь, что такое "биохимия"? - Знаю, - ответил я уверенно. - А я вот не знаю, - вздохнул он, и направил меня к своим аспирантам.

Правда, вскоре, я сбежал назад - в химию при пед. Не лежала душа макать крыс в жидкий азот и резать им ножницами головы - это называлось "декапитация".

Два аспиранта разгоняли в пробирках кровь на ультрацентрифуге - она отвратительно выла, - и долго потом разглядывали цветные пятна на хроматографе. В мои обязанности входило отмывать пробирки хромпиком. Отмывать пробирки приходилось и в "химии", но опыты по каталитическому разложению бертолетовой соли показались мне занимательнее вивисекции.

Сейчас, через много лет, я думаю, что профессор был прав - и с биохимией, и с морскими свинками.

Во всяком случае, об институте я думал довольно серьезно - меня привлекали токсикология и судмедэкспертиза. В "публичке" я перерыл всю картотеку по теме и в третьем "медицинском" зале библиотекарши знали меня в лицо.

Институт, однако, готовил акушеров-гинекологов. Все прочее требовало отдельной специализации. Это расхолаживало. Представить себя на приеме... какие-то тетки... я был не в состоянии.

Выходит, прошло семь лет. Или восемь?

Она - молодой врач, работает в нашей районной консультации. Летняя практика в области. Или командировка? Не помню... Жара, лето. Глупая молодая девчонка, вырвавшаяся на свободу из семьи и института. Отца у нее не было. То есть, в какой-то момент он, конечно, был, но всякий, кто знал ее мать, понимал, что этот период не мог быть длительным. Еще был дядя - старый холостяк, проводивший дни за чтением газетных передовиц. Помню, как он торжествуя ворвался в комнату, размахивая, кажется, "Правдой": - Вот, слухи ходили о повышении цен. А здесь пишут: "Повышения цен не будет".

В институте у нее была астма. Или подозрение на астму. Помню, еще на первых курсах все какие-то лекарства, аэрозоли. Видно, она от нее избавилась - вместе с девственностью. Даже, потихоньку, покуривает.

- ... немолодая женщина. Выписала ей направление на анализ мочи. Лаборатория мне возвращает: "Анализ мочи пересдать. Все поле зрения в сперматозоидах." - Ну, и как мне сказать ей об этом?

Она располнела после родов. Оказывается, живет все там же - с матерью и дядей. Излишняя строгость воспитания имеет оборотную сторону - отсутствие собственного опыта.

Лес, костер, гитара. Он - известный в городе хирург и бабник... - Отвернулся и захрапел, едва кончив. Я вообще ничего не почувствовала. А потом пошла в сортир - и там на меня такой смех напал... И все, никаких дел больше с ним не имела.

Обида жжет ее еще и сейчас, больше года спустя. - Мы же лекции проводим. Рассказываю: "Клитор - орган полового чувства женщины..." Вот, кстати, соседка сверху, молодая армянка - жаловалась, что ничего не испытывает. Муж только туда - она его хвать за руку: - "Ты куда, бесстыдник?" Она взглянула мечтательно: - Я бы дала полизать. Кто бы согласился... Родня ее совершенно не переменилась. - А, молочка-то у нас нет, - ее мать появляется на пороге комнаты. - Все это, одна бутафория.

А потом она как-то опять потерялась. Дела, командировки. И вдруг, встречаю ее подругу, ту самую, школьную, с контрольной. - Олин телефон? Конечно, знаю. Записывай! - Запомню.

Мы иногда встречаемся - когда я не в разъездах. Ее квартира - не лучшее для этого место, но вырваться из дому ей удается редко и ненадолго. И сын требует внимания, и сама под присмотром. - А, что, в чайник нельзя наливать горячую воду? Меня за это ругают. - спрашивает она. - Не стоит. Там техническая вода, добавки против накипи. - Ну, с одного-то раза ничего не будет. - С одного - конечно.

Однажды, мы оказались наедине. Я сидел, откинувшись, на диване в ее комнате, а она, потянувшись к телефону в изголовье, ответив, так и осталась лежать - грудью у меня на коленях. Затянись пауза еще немного... но щелкнул дверной замок - вернулся дядя. И немедленно оказался в комнате. Мы оба испытали неловкость.

- Это не ребенок - это настоящий гений! - Ее мать снова в дверях. Гений, тем временем, напускает в штаны. - Стас, командует она, - вытри за собой. Мальчишка угрюмо ковыляет куда-то, приносит тряпку и неуклюже затирает лужу на полу. Мне делается не по себе.

Кажется, она не стремилась к сближению - мы оставались школьными друзьями. Возможно, ей просто было не до меня. Я тоже не знал, чего хочу. Меня смущали и ее погрузневшая фигура, и ее сын и, особенно, ее родня. Изредка удавалось вырвать ее на прогулку, побыть вдвоем, но даже тогда мы не целовались. Кажется, мы оба боялись сбиться на интим - это потребовало бы каких-то серьезных перемен, а мы оба и не хотели их, и не были к ним готовы.

Открыл мне дядя. - Оли нет, - с удовольствием констатировал он и потянул дверь на себя. Я, машинально, вставил ногу в проем. Паршивец приоткрыл дверь снова и, с неожиданной для его мелкого роста ловкостью, лягнул меня в пах - я едва увернулся. Дверь захлопнулась.

Потоптавшись в ярости на площадке, я вынужден был уйти.

Через несколько дней, остыв, пришел снова. На этот раз открыла Оля. Я вытащил из кармана несколько алюминиевых волчков - выточил на работе, на большее моих токарных навыков не хватило, - и протянул ей. - Спасибо. - Она спрятала волчки в карман байкового халата и осталась стоять в дверях. Все еще не понимая, я шагнул вперед, но она не посторонилась. - Надо было вести себя прилично, - произнесла она, все так же загораживая дверь. Я не нашелся, что ответить.

Книжку Стругацких "Шесть спичек" - сборник ранних рассказов - она мне не вернула. Ее телефон я зачем-то помню до сих пор.