Рождение змея. Из сборника Рождение шлюхи

Глава первая

Мытарства Евы

Римскому императору Клавдию, которого, увы, часто либо недооценивают, считая слабаком и подкаблучником, либо изображают каким-то недоумком, удалось сделать то, что в свое время не удалось даже великому Юлию Цезарю, а именно: покорить Британию, которая теперь стала одной из окраинных провинций. И именно туда по приказу императора была сослана проповедница по имени Ева, когда-то звавшаяся римским именем Ливия. Впрочем, истинным автором приказа об ее ссылке была жена Клавдия Мессалина, посчитавшая произносившую свою невнятную проповедь для ее царственного супруга Еву хитрой авантюристкой, решившей таким способом обратить на себя внимание неравнодушного к женской красоте Клавдия. Валерия Мессалина, улучив момент, отчитала очаровательную бродяжку, выглядевшую все еще довольно соблазнительно, назвав ее, несмотря на собственную репутацию, шлюхой, и тут же велела добровольно удалиться в ссылку, если она не хочет быть распятой.

Посетовав на человеческую несправедливость, Ева решила смириться и подчиниться приказу, тем более, что защитников у нее больше не было, ибо ее мать, славная воительница Зена, нашла свою смерть в Японии. Что же до боевой поэтессы Габриэль, то после гибели подруги она куда-то исчезла и вестей о ней давно не было.

Но, все-таки, один защитник у бывшей Ливии нашелся. Им оказался Верджил — сын убитого ею бедного весельчака Джоксера. Он решил разделить с ней изгнание, и они вместе отправились в Британию. Там между молодым человеком и женщиной, которой он когда-то страстно хотел отомстить за смерть отца, вспыхнула искра. Полюбив друг друга, они стали мужем и женой. Вместе они стали и обращать в свою веру живших в Британии варваров, уча их Пути Любви и Мира. Увы, те не всегда охотно их слушали, а однажды случилось несчастье — муж посланницы Элая был убит противниками веры, оставив ее беременной. Какое-то время вдова горевала о своем погибшем муже, но будущий ребенок и — еще больше — фанатическая вера помогли её горю.

Однажды, уже будучи на последнем месяце беременности, Ева, прохаживаясь во дворе у своей хижины, увидела, что к ней приближается — о чудо! — Габриэль, живая и здоровая. Выглядела её вторая мать удивительно помолодевшей и похорошевшей. Она вновь отрастила волосы, и они теперь золотым плащом падали на её плечи и спину. Сама же стала какой-то более хрупкой и женственной, что поразило Еву, помнившую подругу матери амазонкой, почти не уступавшей в силе Зене. При этом взгляд светлых глаз Габриэль, напротив, стал тверже и иногда его трудно было выдержать.

— Габриэль! — радостно воскликнула Ева, раскрыв объятия подруге матери.

— Здравствуй, Ева! — ответила та, и проповедница почему-то вздрогнула, слыша ее голос. В нем ей послышались какие-то несвойственные Габи металлические нотки, но она тут же успокоила себя тем, что прошло много времени, и бард могла измениться, а сама она просто нагнетает из-за своей беременности.

— Проходи, — пригласила Ева свою старую знакомую, почти что родственницу, — мы так давно не виделись, и мне о стольком нужно тебе рассказать!

Габриэль, молча кивнув, зашла вместе с ней в хижину. Там хозяйка угостила её обедом, а потом начала рассказывать о своей неудачной проповеди для императора Клавдия, преследованиях со стороны Мессалины, ссылке, недолгом счастье в браке и о ребенке, который вот-вот появится на свет и скрасит ее одинокое вдовство.

— Роды должны произойти со дня на день, — поделилась она своей радостью, — и, ты знаешь, я совсем не боюсь!

Габриэль криво усмехнулась.

«А зря…», — подумала она, но Ева не могла прочитать ее мысли и продолжала щебетать. Затем, как это иногда бывает с беременными, настроение у нее резко изменилось, и дочь Зены принялась жаловаться на судьбу, которая, по ее мнению, не была к ней благосклонна с самого рождения.

— Отчего я не была обыкновенным ребенком и не родилась обычным путем от любви мужчины и женщины? Почему олимпийские боги возненавидели меня и пытались уничтожить еще во младенчестве? — сетовала она.

— Ты просто избранная от самого рождения и не выбирала от кого родиться… Все решили за тебя, — тихо проговорила Габриэль. — А ещё и людям, и богам свойственно бояться того, кто не похож на них и стремиться его уничтожить. Даже если это ребенок.

Ева удивленно посмотрела на нее, но выражение лица собеседницы было невозмутимым.

— Да что ты можешь знать об этом? — горько проговорила дочь Зены. — У тебя было самое обычное детство… счастливое детство! Да, ты жила в деревне, и твои родители были простыми крестьянами, но у тебя была любовь отца и матери, их защита. А я росла пусть и во дворце на Палатине, но без родной матери, которую совсем не знала, так как ей пришлось отдать меня на воспитание Октавиану еще младенцем. Ты не представляешь, как мне жилось у него! Да, его сестра Октавия, нежная и заботливая женщина, была добра ко мне, как если бы я была ее дочерью, но вот его жена Ливия, в честь которой я и получила свое римское имя, возненавидела меня и даже пыталась отравить, но, должно быть, Элай защитил меня и не дал свершиться этому злодеянию.

Габриэль мрачно слушала ее, больше не говоря ни слова.

— А сам Октавиан, прикидывавшийся святошей, домогался меня. Ливия видела это, но винила не своего мужа, а меня — маленькую девочку. — продолжала свой печальный рассказ Ева. — Все было против меня, но я выжила и выросла, и даже смогла стать полководцем, думаю, не намного уступавшим в своем таланте Помпею Магнусу или даже самому Цезарю.

Габриэль подавила улыбку.

«А ты тщеславна! — подумала поэтесса или та, кто назвалась ею. — Только вот тебе до Цезаря, как до звезды небесной далеко. Он был все же гениален, а у тебя просто было умение махать мечом, а еще — ярость и поддержка этого бабника Ареса… Убить его мало! »

— У меня тогда не было матери, но своей матерью я считала взрастивший меня Рим. Для него я завоевывала новые земли и истребляла последователей учения Элая, в своем ослеплении думая, что этим спасаю империю от угрозы.

Далее Ева-Ливия принялась вспоминать о своем обращении и покаянии, о том, как Рим, который она раньше звала матерью, отвернулся от нее, забыв, как верно она ему служила. О преследованиях со стороны сменявших друг друга цезарей. Габриэль, слушая ее своеобразную исповедь, лишь кивала, ничего не отвечая при этом.

— Все римские императоры — чудовища, — констатировала бывшая Ливия, — но самым гнусным из них был Калигула. За то, что я отказалась молиться ему и его культу крови и призывала римский народ к тому же, он велел подвергнуть меня бичеванию, а потом отдать на потеху солдатам. Но и этого поругания ему показалось мало, и он устроил мое изнасилование своим любимым конем Инцитатом.

Женщина закрыла лицо руками и разрыдалась. Гостья с минуту просто смотрела на неё без признаков жалости, потом вспомнила о своей роли и подошла к Еве со словами утешения.

— Тише, тише, дорогая, — начала она, стараясь говорить помягче и поласковее, — ты можешь навредить ребенку…

Затем Габриэль обняла Еву с такой силой, будто хотела задушить.

Однако, вдова Верджила не могла успокоиться. Ева подняла на барда свое красивое, залитое слезами лицо, по выражению которого было видно, как сильно она сейчас страдает.

— Но римские императоры, какими бы чудовищами они ни были, все же не так жестоки, как китайский император Минг Тьен, прозванный Зеленым Драконом, — снова заговорила посланница Элая. — Однажды волей судьбы мне довелось побывать в Китае и столкнуться там с этим монстром, которого, как я думала, одолела и навсегда уничтожила моя мать. Но нет! Он вернулся к жизни… и он, и его сестра-любовница — Пао Су. Они стали править империей вместе. Минг Тьен, которому чувство греха было неведомо в такой степени, что он изнасиловал и убил собственную мать Лао Ма, приказал схватить меня. «Теперь ты будешь подвергнута адским пыткам, римская шлюха», — ухмыльнувшись, сказал он мне. Я похолодела от ужаса и с трудом удержалась, чтобы не закричать.

Ева с минуту помолчала, потом продолжила:

— По приказу Зеленого Дракона меня посадили на бамбуковую жердь, укрепленную между двумя высокими пальмами. Руки мне связали и подняли над головой так, что стали видны мои груди. Я думала, что умру от стыда и унижения. Но это было только начало. По знаку императора мне развели в стороны ноги, также привязав их к деревьям. Теперь мое лоно было выставлено напоказ, и я видела похотливые взгляды солдат. Что же до самого Минг Тьена, то он просто наслаждался моими муками и позором. То ли этот, с позволения сказать, человек был ожившей статуей, то ли вся его любовь, пусть и плотская, принадлежала сестре, не уступавшей ему в жестокости и пытавшей в это самое время пленных мужчин. Но вот она решила присоединиться к брату-любовнику и подошла к нему, нежно обняв и поцеловав в губы. «Мне пришла в голову мысль о члене, а тебя не было рядом, братец! », — страстно сказала Минг Тьену Пао Су. Зеленый Дракон расхохотался. Он взял ее руку и поднес к губам, а потом направил к тому органу, о котором она только что говорила. И все это происходило на моих глазах. Впрочем, вскоре мне стало не до этого, так как один из солдат сжал в ладонях мою голову. Мне казалось, что он сейчас раздавит её, как орех. Другой воткнул мне в рот какую-то трубку и запихал ее в мою глотку. Мне хотелось крикнуть, но теперь я могла только мычать. Вероятно, для того, чтобы я не смогла избавиться от трубки, в рот мне вокруг нее забили кляп. Другой конец трубки привязали над моей головой к дереву и вставили в него большую воронку. «А теперь приступаем к самому интересному…», — произнес со своей отвратительной ухмылкой Минг Тьен. Пао Су в это время нежно ласкала его. А я дрожала в ожидании чего-то ужасного. И не зря. Солдат начал безостановочно лить воду в воронку. Одна кружка, вторая, третья… Я давилась и захлебывалась, но вода всё продолжала литься. Очень скоро я стала выглядеть, как сейчас — на девятом месяце беременности. Мой желудок болезненно растянулся. Я выносила поистине адские муки, а Минг Тьен, глядя на это, подпитывался моими страданиями, как вампир. Он направился ко мне и стал забавляться, засовывая пальцы мне во влагалище, а Пао Су, приревновав ко мне брата, начала бить меня кулаком прямо в переполненный живот. Боль была просто невыносимой! Затем Минг Тьен хотел отсечь мои груди, после чего меня, скорее всего, умертвили бы каким-нибудь изощренным способом, но Элай вспомнил о своей посланнице. На помощь мне явился архангел Михаил. Меч его поразил Зеленого Дракона и Пао Су, но не знаю, уничтожены ли эти исчадия ада окончательно. «Я еще вернусь! », — прошипел, умирая, Минг Тьен.

— Все это в прошлом, все позади… — снова принялась успокаивать Еву Габриэль, дослушав рассказ о ее мытарствах. Затем она предложила ей: — Во время родов, да и после них тебе может понадобиться помощь… Давай я пока останусь здесь, с тобой, если ты не против, конечно?

— Да, конечно, оставайся и будь здесь как дома! Я так нуждалась в тебе и твоей поддержке все это время! — с радостью согласилась Ева.

— Вот и чудесно, Евочка! — еще раз обняв её, сказала блондинка.

Дочь Зены не видела странной улыбки на её красивых губах.

Глава вторая

Роды

Итак, Габриэль осталась с дочерью своей подруги, чтобы помочь ей с родами. Ева иногда становилась заторможенной, рассеянной и забывчивой. Ее часто клонило в сон. Это иной раз вызывало вспышку раздражения у боевой поэтессы, но она тут же старалась взять себя в руки. Тем более, что в другое время посланница Элая вновь начинала погружаться в прошлое, и это действовало на неё угнетающе, ведь мрачных воспоминаний у Евы было куда больше, чем светлых.

Габриэль узнала об еще одном ее злоключении — встрече с какой-то безумной фанатичкой, которая любила вести беседы с джиннами. Ева пыталась научить её Пути Любви и Мира, но у этой женщины был свой собственный путь и своя — чисто восточная — философия. Вскоре их философский спор перешел в спор на мечах. Проповедница давно отвыкла держать в руках оружие, так как этого не позволяла её религия, но ей пришлось вспомнить одну простую истину «Сердце может предать, но меч — никогда». Увы, она за все эти годы почти не вступала в схватки и утратила свои боевые навыки. Слабая рука Евы не была сильной, твердой рукой Ливии. Фанатичка одолела её и стала, в свою очередь, призывать встать на путь истинный уже в том смысле, как понимала его она. Посланница Элая, конечно же, отказалась. Тогда фанатичная воительница рассвирепела и принялась избивать её, а потом, уже устав, проговорила: «Теперь ты узнаешь, что такое женское обрезание». С этими словами она с помощью простого ножа отрезала жертве клитор, после чего изнасиловала её, уже искалеченную, с помощью камня, а потом ей что-то померещилось, и фанатичка принялась вновь говорить со своими джиннами. Воспользовавшейся этим Еве тогда чудом удалось выжить и сбежать.

Габриэль терпеливо выслушала новые излияния родившейся под несчастливой звездой проповедницы, после чего вновь принялась её утешать, как вдруг та, побледнев и пронзительно вскрикнув, схватилась за живот.

— Кажется, начинается! — крикнула она.

Бард бросила на нее мрачный взгляд, а затем, ухмыльнувшись, неожиданно ударила её по животу.

— Габриэль, что ты делаешь?! — с удивлением и испугом вскричала роженица.

Та, ничего ей на это не ответив, снова хотела ее ударить, но Ева как-то изловчилась увернуться и, держась за живот, начала отступать, пятясь от неё.

— Не так быстро, дорогуша! — прошипела блондинка, после чего бросилась на неё, начав душить. Ева мысленно вознесла молитву Элаю, чтобы тот снова защитил её и ребенка.

— Да, молись, молись, проклятая… — с ненавистью в голосе произнесла бард.

Тут произошло совершенно неожиданное событие: в хижину вломилось несколько мужчин, и с ними были… Зена — живее всех живых! — и… вторая Габриэль!

Взгляды обеих Габриэль встретились и впились друг в друга. Сложно было сказать, кто из них двоих был сейчас бледнее.

— Здравствуй, мама! — мрачно проговорила та, кого Ева принимала за подругу своей матери.

— Это Надежда! — закричал старший из мужчин, должно быть, являвшийся предводителем. — Хватайте ее!

По его команде все кинулись на Надежду. Зене и Габриэль были хорошо известны её способности. Они знали, что дочери Дахока достаточно было бы лишь направить свой гипнотический взгляд в их сторону, как всеми овладело бы безумие, и они стали бы драться между собой. Но… дочь Дахока почему-то не сделала этого, не воспользовалась своей силой! Вместо этого она начала отбиваться саями, причем довольно умело.

Затем, сделав кувырок, которому могла бы позавидовать Зена, Надежда сбежала через окно.

В другое время Зена бросилась бы вслед за той, кого ненавидела больше всех на свете, но не сейчас. Она нужна была своей дочери, а с отродьем Дахока можно будет разобраться в другой раз. Надежда не могла уйти далеко. Они с Габриэль вдвоем подбежали к Еве.

— Как ты, девочка?! — с тревогой спросила у дочери Зена.

— Мама, мой ребенок… — простонала она.

— Не беспокойся, мы поможем ему появиться на свет, — стала успокаивать её мать, положив на лоб свою сильную, но нежную руку, — все будет хорошо.

Роженица стонала от боли. Ей хотелось даже не кричать, а выть. Внезапно у Евы начались судороги в ногах, а глаза как-то странно потемнели.

— Во имя всех богов! — вскричала Зена, испугавшись за нее. — Что происходит?

— Я — служитель Элая, — откликнулся на эти слова предводитель, — и могу сказать только одно: её нужно доставить в наш храм, поскольку эти роды могут быть не совсем обычными, так как сама она появилась на свет не совсем обычным способом. Да и из-за издевательства, которому ее когда-то подвергла Наджара, даже при обычных родах возможны осложнения. В храме она будет находиться под защитой Элая. Кроме того, мы лучше знаем, как нужно действовать при подобных обстоятельствах. Твоей подруге Габриэль очень повезло, что она встретила нас, и мы предупредили её насчет Надежды, которая теперь угрожает всем последователям нашей религии, а значит, в первую очередь, твоей дочери. Исчадие ада хочет уничтожить дитя света, которое должна родить Ева! Но Элай и наш бог не допустят подобного злодеяния! Они и помогли тебе вернуться в мир живых, Зена.

Зена невесело усмехнулась:

— Я не могла позволить себе роскошь отдыхать в могиле, когда отродье Дахока вернулось. Но меньше слов, больше дела. Помогите Еве, раз вы можете это сделать. Но, если вы чем-то повредите ей, пеняйте на себя!

По тяжелому взгляду Зены было видно, что она не шутит, и тот, кто навлечет на себя ее гнев, познакомится с ее не менее тяжелым кулаком.

— Ты можешь быть спокойна, — заверил её служитель Элая, и его люди забрали Еву в свой храм.

Там они полностью раздели Еву и положили её, обнаженную и полуживую от страданий и ужаса, на алтарь, словно жертвенного ягненка. Присутствовавшим при этом Зене и Габриэль стало как-то не по себе, но они успокаивали себя тем, что, должно быть, так нужно.

Однако, когда предводитель и его люди одели синие балахоны и принялись что-то бормотать на каком-то неизвестном ей наречии, Зена, все-таки, воспротивилась:

— Что вы делаете? Моей дочери нужна конкретная помощь, а не ваше заупокойное пение!

— Так нужно, — строго произнес предводитель, — мы возносим молитвы Элаю, чтобы он помог своей посланнице.

Зена что-то проворчала в ответ, но мешать не стала, и этот странный ритуал был продолжен. Габриэль же тревожно наблюдала за происходящим. Ей казалось, что нечто подобное она уже где-то видела. Но где? Кроме того, ей вдруг вспомнилось, что сторонники Элая не должны драться, да и, вообще, пользоваться оружием, но они дрались!

«А Надежда… она повела себя как-то совсем необычно, — думала бард, — использовала простое оружие вместо своей магии… С чего бы это? »

Боевая поэтесса хотела было поделиться своими мыслями с подругой-воительницей, когда служитель Элая достал ритуальный кинжал и сделал им надрез на своей правой руке, после чего начертал на белом как мел лбу Евы знак змея.

— Наш бог… единственный, истинный бог, приди же в этот мир! — произнес он, воздев руки кверху. — Да опустится тьма!

И тут случилось нечто жуткое: Ева принялась завывать и корчиться в неистовых конвульсиях, подобно одержимой бесом. При этом она истекала омерзительной кровавой слизью, смешанной с гноем.

Зена и Габриэль бросились к ней, и вот… из Евиной кровавой раны — иначе её лоно теперь было сложно назвать — начало выходить ОНО.

Глава третья

Дочь против отца

Из утробы посланницы Элая вместо ребенка появился черный трехглавый и шестиглазый змей. Чудовище тут же атаковало королеву воинов и барда, тогда как мнимые служители Элая принялись выкрикивать здравицы Дахоку, что не помешало змею сожрать одного из них.

Зена отчаянно и яростно дралась против монстра, пустив в ход и меч, и шакрам, но простое оружие оказалось против него бессильным. Хуже того, подобно гидре, этот чудовищный змей обладал способностью к регенерации, и после того, как воительница отрубила одну из его голов, на её месте тут же выросла другая.

— Проклятье! — вскричала при этом Зена. — Нужно уничтожить эту тварь, пока она не причинила вред Еве!

— Да, но как это сделать?! — эти слова принадлежали уже Габриэль, дравшейся саями.

Помощь явилась с той стороны, с которой её точно не ждали… В этот проклятый храм, ставший свидетелем появления на свет какого-то дьявольского создания, вбежала Надежда, причем не одна, а с отрядом римских легионеров, командиром которого являлся некий молодой центурион, чья внешность при других обстоятельствах неприятно поразила бы Зену, так как он был немного похож на Юлия Цезаря в молодости. Однако, сейчас ей было не до этого и не до своих напряженных отношений с Вечным городом.

— Жопа Плутона! — выругался молодой центурион. — Я понимал, что ввязываюсь в какую-то чертовщину, но чтобы до такой степени!..

— Я тебя предупреждала, — сказала ему Надежда. — Но хватит болтать. Вперёд! Нужно остановить его, пока ритуал ещё неполностью закончен.

— В атаку! — крикнул юноша своим воинам, и те бросились на змея, но, увы, их ждал не больший успех, чем Зену, которая сейчас пораженно наблюдала за их действиями, задавшись вопросом, почему Надежда не на стороне сектантов. Твари было не страшно и оружие легионеров.

Мало того, увидев, что они атаковали змея, мнимые служители Элая встали на защиту чудовища, в то время, как их предводитель стал бормотать слова то ли молитвы, то ли заклинания. Очевидно, его молитвы дошли по назначению, так как тело змея вспыхнуло каким-то зеленоватым светом, а затем начало видоизменяться. Мгновение спустя на месте змея появился… покойный жених Габриэль Пердикас, являвшийся её первой любовью, первым её мужчиной.

Подруга Зены, побледнев, уставилась на него. Подобный шок ей довелось испытать лишь однажды, когда она увидела появление из кокона своей дочери Надежды, оказавшейся похожей на неё, как две капли воды.

— Пердикас… — пролепетала она. — Ты украл его образ! Из всего, что ты сделал, этого я тебе точно никогда не прощу!

— Я и есть Пердикас, Габи, — сказал двойник её убитого жениха его же голосом. — Иди ко мне, любовь моя! Я пришел за тобой!

Говоря так, демонический юноша протянул к ней руки, словно желая обнять женщину. При этом глаза его неотрывно смотрели в её глаза. Завороженная, она не могла отвести взгляд. И вот, её воля оказалась полностью порабощенной этим доппельгангером, и она хотела кинуться к нему, оказаться в его объятиях.

Увидев это движение подруги, Зена остановила её, схватив поперёк туловища.

— Нет, не слушай его и не смотри в его глаза, Габи, это не Пердикас! — закричала она.

— Это Пердикас, Зена! — не хотела верить ей и вырывалась из её сильных рук Габриэль. — Каллисто не убила его! Он пришел за мной!

— Да, я пришел за тобой, моя Габи! — манил её к себе двойник давно умершего жениха.

— Нет, он лжет! — Зена хотела напасть на преобразившегося Дахока, ибо нетрудно было догадаться, что это был именно он, но не могла оставить Габриэль. С другой стороны, её волновал вопрос о Еве, которая сейчас лежала неподвижно, к счастью для себя, потеряв сознание.

— О, наш великий повелитель! — простерся ниц перед Дахоком главный из его служителей. — Чем я могу служить тебе?

— Послужить ты можешь… — ухмыльнулся Пердикас-Дахок, и глаза его начали темнеть, пока не стали черными и пустыми. — И послужишь ты прямо сейчас…

Рука мнимого Пердикаса превратилась в когтистую лапу, и своими черными когтями он разодрал грудь своего верного слуги, даже не ставшего противиться этому или пробовать защититься. Затем Дахок вырвал из его груди дымящееся, совсем недавно бившееся сердце. С кривой ухмылкой на губах он поиграл им в руке, потом поднес к губам и лизнул, прежде чем съесть.

— Чудесно! — пропел он. — Теперь у меня энергии через край. Спасибо, милый друг, ты хорошо послужил мне, и теперь ад наполнится твоими верноподданическими криками!

Дахок расхохотался, и дикий этот хохот вскоре перестал походить на человеческий.

— Клянусь Юпитером! — воскликнул молодой центурион. — Надо положить этому конец, иначе кто знает, что он может натворить!

С этими словами юноша обнажил знаменитый римский меч — гладиус — и бросился с ним на Лже-Пердикаса. Его воины, тем временем, продолжали драться с адептами Дахока. Кажется, Фортуна была на стороне римлян, но, увы, не на стороне их молодого командира, столкнувшегося с непобедимой, темной силой. Дахоку достаточно было бросить в его сторону взгляд, чтобы центуриона отбросило к стене, но, к счастью, он остался жив.

Зена также хотела напасть на Дахока, но тут её остановила Надежда:

— Зена, это могу сделать только я, — сказала ей та, кого она так ненавидела в свое время, — у меня есть камень Сотворения — артефакт, способный остановить его. А ты присмотри за мамой, а то она сейчас находится под властью его чар!

Воительница хотела спросить у дочери тьмы, почему она помогает им против своего отца, но не успела это сделать, потому что Надежда уже оставила их, чтобы попробовать сразиться с Дахоком.

Тут к ним с Габриэль подбежал тот самый римский юноша, с беспокойством в голосе спросив:

— С вами все в порядке, дамы?

Зена бросила на него мрачный взгляд и проговорила:

— Тебе-то что до нас, римлянин? Кто ты такой, вообще?

— А что так грубо? — слегка обиделся тот. — Мое имя вряд ли вам что-нибудь скажет. Меня зовут Марк Флавий Аквила. Мое родовое имя означает по-латински «орел». Я прибыл на Британские острова, чтобы отправиться на поиски пропавшего много лет назад легендарного Девятого легиона, которым когда-то командовал мой отец. Также я хочу найти символ легиона — Знак орла. Это моя судьба.

Услышав слова о судьбе, Зена вздрогнула — он снова напомнил ей Цезаря.

— Но как ты сюда попал и что у тебя общего с Надеждой?

— Мы с моим рабой Эской случайно повстречали ее и поняли, что это какая-то молодая колдунья или, может, даже богиня. Она обещала мне помочь с поисками, если я поучаствую в одном деле. Она предупредила меня, что будет опасно, но я не привык отступать перед опасностью.

Черные глаза Марка блеснули, и королева воинов невольно залюбовалась им.

В это самое время Надежде удалось подобраться к Дахоку поближе, но тут её заметил один молодой человек из числа уцелевших слуг темного бога. Поняв, что она собирается сделать, этот рыжеволосый и сероглазый юноша моментально среагировал, яростно атаковав её.

Увидев его, Надежда смертельно побледнела и проговорила чуть дрогнувшим голосом:

— Нет, мой мальчик, я не стану с тобой драться!

— Тем хуже для тебя, подлая дрянь! — с невыразимой ненавистью в голосе вскричал он. — Ты убила мою мать и теперь ответишь за это!

— Нет, мой дорогой, нет, — горестно сказала Надежда, чей взгляд был полон болезненной нежности, — твоя мать жива и любит тебя! Борись с ним, не давай ему обманывать себя и руководить тобой!

Рыжий юноша застонал, затыкая уши.

— Нет, я не должен слушать этого! Ты все лжешь!

Надежда хотела было что-то возразить ему на это, как вдруг она заметила Марка Аквилу, собирающегося пронзить парня своим мечом.

— Марк, нет! — закричала она. — Не делай этого, он не враг нам!

— Разве? — раздосадованно от того, что она помешала ему, проговорил Марк. — По-моему, сам он считает иначе!

— Ты прав, римлянин, — бросил молодой слуга Дахока, — и раз на то пошло, сначала я разделаюсь с тобой, а потом уже с этой мерзавкой!

По реакции Надежды было видно, что жестокие эти слова для нее, словно нож в сердце.

— Член Юпитера! — снова выругался молодой центурион. — Вот видишь, этот рыжий и не отрицает того, что он наш враг! Сейчас посмотрим, кто с кем разделается!

Участники разыгравшейся драмы даже не заметили, как наступила ночь. И как только это произошло, тело рыжеволосого юноши свело судорогой, и он упал на землю в каких-то мучительных корчах.

— Что еще за?.. — начал Марк.

— Отойди! — крикнула ему Надежда, и на сей раз он послушался.

С юным слугой Дахока произошла метаморфоза: его тело начало расти, терять человеческие очертания, обрастать шипами…

— Теперь-то ты вспомнишь меня, моя единственная радость, моя гордость? — произнесла Надежда, раскрывая свои объятия тому, кто являлся никем иным, как Разрушителем. Монстр, в чьей физиономии, однако, не было ничего особо отталкивающего или злобного, с минуту всматривался на нее, как-будто что-то вспоминая.

Но тут послышался голос Дахока:

— Эта ведьма пытается тебя околдовать, не верь ей! Убей ее!

Воля Разрушителя вновь оказалась под его контролем, и он, взревев, хотел пронзить Надежду шипом, как когда-то, но она чудом смогла увернуться и убежать.

Увидевшая эту сцену Зена поняла, что Дахок стер память Разрушителя, и тот не узнает свою мать, либо принимает её за кого-то другого, коль хочет убить. Она наблюдала за ними со смешанными чувствами, все ещё не способная разучиться упорно видеть в них врагов.

Дахок начал произносить заклинание на каком-то древнем языке, и слова его звучали, как клокотание смолы.

— Силы Тьмы, силы Ада, явитесь все на помощь мне! — это было единственным, что смогли разобрать присутствовавшие при этом.

— Жопа Плутона!.. — только и успел произнести центурион.

Явившиеся на зов Дахока рогатые демоны принялись истреблять воинов Аквилы. Сам Марк очевидно родился в рубашке, ибо все еще был жив.

— Хватит играть с легионерами! Идите убейте Зену и притащите ко мне Габриэль — живой и невредимой! Она нужна мне! — приказал Дахок демонам и Разрушителю.

Воительница стала бороться с атаковавшими её исчадиями ада. Что же, Зене не впервой было сталкиваться с подобным, да и мужества ей было не занимать. Кроме того, римский юноша бросился на выручку дамам, да и Габриэль начала понемногу приходить в себя, освобождаясь из-под контроля Лже-Пердикаса.

Нежная дружба, которую Зена испытывала к Габриэль, всегда была её слабым местом, ахиллесовой пятой. Увидев, что её подругу пытаются унести на своих перепончатых крыльях демоны, она отвлеклась на это, не заметив подобравшегося к ней сзади Разрушителя. Вскоре она ощутила невыносимую боль в позвоночнике между лопаток. Это сын Надежды засадил в нее свой шип, ранив ее в то же самое место, в которое когда-то она сама ранила его. Иногда все повторяется, возвращаясь в других образах…

С полным боли и ярости криком воительница резко развернулась, и тут… меч, который она держала в руках буквально разрезал напополам подползшую к ней Еву, не вовремя очнувшуюся на свою беду.

— НЕЕЕТ!!! — закричала несчастная мать, рухнув, как покошенная рядом с окровавленными останками своей дочери.

Марк Аквила, которому в этот момент удалось всадить меч в одного из демонов, метнулся к ней. Посчитав Зену мертвой, юноша с рыданиями упал на её тело. Он никогда не плакал, даже в детской колыбели. К тому же, сердце молодого центуриона давно огрубело в боях. Но, увидев эту женщину в первый раз, он понял, что именно она является его судьбой, а не поиск пропавшего Знака орла или тайно лелеемая им мечта стать Цезарем.

Чтобы навсегда соединиться с любимой Марк хотел было свести счеты с жизнью, бросившись на меч, но тут он почувствовал, что она дышит.

— Живи, живи, — бормотал он, осматривая ее рану, чтобы помочь ей. — Ты должна жить, ибо ты стала частью моей судьбы, а я — твоей. Наша встреча не могла быть напрасной.

***

…Габриэль была брошена своим единокровным внуком к ногам Дахока, и тот со своей омерзительной ухмылкой произнес:

— Здравствуй, дорогая! Наконец-то твоя назойливая подружка-лесбиянка больше не будет нам мешать!

— Я никогда не встану на твою сторону, — отвечала ему Габриэль, — а Зена жива, и она спасет меня.

— Зене сейчас нет до тебя дела, моя сладкая малютка, — вкрадчиво проговорил Лже-Пердикас. — Вот посмотри, — он указал в сторону уже очнувшейся Зены, вокруг которой хлопотал Марк, — она завела себе милого в лице реинкарнации её незабвенного Цезаря. Он больше не обманет и не предаст её, и они будут жить долго и счастливо, если, конечно, не будут мешать моим планам. Хотя нет, — снова ухмыльнулся он, — жить они не будут, поскольку мне понадобятся их сердечки. Питаться мне надо, видишь ли. Но они, голубки, ни о чем не подозревают, находясь сейчас под властью моих чар.

— Ты — чудовище! — разразилась слезами Габриэль.

— Чудовище говоришь? — съязвил Дахок. — Сейчас ты узнаешь, как чудовищен мой член!

Он принялся срывать с нее одежду, говоря при этом:

— Однажды ты с ним уже познакомилась, но в виде пламени, лизавшего твою милую пещерку и проникавшего в нее. Тебе ведь понравилось тогда, признайся?!

Она замотала головой, отчаянно пытаясь высвободиться из его жестоких рук.

— Понравилось-понравилось, можешь не отпираться, — безжалостно продолжал он, — но сейчас ты познакомишься с ним по-настоящему!

Лже-Пердикас уже полностью раздел её и разделся сам, после чего без всяких церемоний резко вогнал в неё свой, надо отдать ему должное, большой и красивый член. Из груди подруги Зены вырвался стон.

— Ты стонешь, как шлюха, моя дивная маленькая сучка! — хохотнул Дахок.

Бог тьмы, больше похожий сейчас на бога любви, задвигался в ней, толкая и толкая в неё свой член, при этом он ласкал её грудь, теребя языком соски. Он посасывал каждый из них, словно младенец, продолжая вгонять свой толстый, твердый член в её лоно.

— О да, да! — стонал от наслаждения бог тьмы. — Нет ничего лучше, чем человеческая женщина! Сейчас я кончу в тебя и заделаю тебе нового ребеночка! Видишь ли, твоя Надежда была не очень послушной девочкой, хоть однажды она и сказала тебе, что всегда была папиной дочкой.

— Что ты такое говоришь? — тяжело дыша, спросила Габриэль.

Продолжая делать свое черное дело, Дахок отвечал ей:

— Да то, что Надежда никогда не была злом, она была сопливой и мягкотелой! Вся в тебя! Не она убила воина, будучи младенчиком. Это сделал я, выпив из него жизнь для того, чтобы Зена уверилась в злой природе твоей дочери и попыталась убить её.

— Но… зачем?! Надежда ведь и твоя дочь!

— Да, это так, но в большей степени она была твоей дочерью… с самого начала. Я не видел в ней зла, поэтому её нужно было сделать озлобленной и этого было легко добиться, благодаря твоей узколобой подруге и тебе, слепо верившей ей во всем! Конечно, Зена и вправду могла убить её, но… на этот случай у меня всегда имелся план "Б". Но о нём чуть позже.

Говоря это, он продолжал таранить её матку, вырывая у неё стоны и крики боли, смешанной с наслаждением.

— Надежда служила своему папочке, то есть мне, лишь из-за того, что ты, её мамочка, отреклась от неё. Вы с Зеной слишком много кричали о том, что она — Зло, забыв об одной пословице «Если человека долго называть свиньей, он захрюкает». И, все-таки, полностью вытравить из её души это проклятое добро у вас не получилось. Она простила тебя и не переставала лелеять мечту о том, что ты примешь её. Однако, надо отдать ей должное — она родила мне внучка — первого Разрушителя, а посему потерять хотя бы одного из них — её или его — было для меня непозволительной роскошью, вот почему я вернул своих дочурку и внучка к жизни, после того, как ты помогла своей подруге отправить их в Тартар. Ахх, я хочу кончить, но еще рано!..

Дахок двигался, словно дикий зверь, и Габриэль казалось, что её насилуют сотни демонов. Это несколько притупляло ужас от осознания страшной правды, которую он сейчас открывал ей.

— После того, как я вернул свою неблагодарную дочурку к жизни, — продолжал бог тьмы, — она ослушалась меня, отказавшись привести тебя ко мне на алтарь, чтобы сделать тебе еще детишек. За это я отобрал у неё сына, заставив его забыть свою мать и подменив его настоящие воспоминания фальшивыми. Что же до неё самой, то я лишил её способности к гипнозу, почему она её и не смогла применить. Да, Надежда неудачным ребенком получилась, но не беда, ибо… она была лишь пробным шаром, отвлекающим маневром. Основная моя ставка была на другую дочь — Еву!

— Что?! — воскликнула пораженная Габриэль.

— Да, ты не ослышалась, дорогая. Ева — моя дочь. Именно она послужила теми вратами, через которые я пришел в этот мир. А Зену я выбрал в её матери для того, чтобы мое чадо было под надежной защитой. А еще из-за того, что даже если бы Зене сказали, что её дочь — Зло, она никогда бы не отреклась от неё и защищала бы до последнего… в отличии от тебя.

— Ты лжешь! — дернулась всем телом Габи.

— Ты, вероятно, спросишь меня, а как же Элай и Каллисто, и я отвечу тебе: Элай — моя правая рука. Он еще больший ловкач и плут, чем Крафстар. Всех обманул, шельмец, за что и ценю его. Никакой Путь Любви он не предлагал, а просто обманывал и обольщал глупый народец. Римские императоры, начиная с того же Цезаря, чувствовали, что с этим учением что-то не так и что оно несет в себе опасность, а посему преследовали последователей Элая. Элай со своим Путем Любви послужил мне, как никто другой, ибо из-за этой «любви» на земле развязалось гораздо больше войн и пролилось крови. Но самое главное — олимпийские боги теперь мертвы, соперников в борьбе за власть над миром у меня нет! Каллисто же никогда ангелом не становилась и, ясен пень, никакого ребенка Зене не давала. Это была иллюзия, созданная мошенником Элаем. Настоящая Каллисто томится в аду. Правда, я гений, дорогая? — он впился губами в её губы, и его змеиный язык проник в её рот. — А сейчас я таки сделаю тебе нового ребеночка!

Бог тьмы, наконец, кончил в неё, полностью окропив матку своим демоническим семенем.

Тут неожиданно раздался голос Надежды:

— Привет, папочка! Извини, что мешаю!

Глава четвертая

Все становится на свои места

— О, кого я вижу, — глумливо проговорил Дахок, подняв голову и посмотрев на свою непокорную дочь, — моя неблагодарная дочурка! Все семейство в сборе! Надеюсь, ты пришла сказать, что образумилась и признаешь отцовскую власть? Тогда я, так и быть, прощу тебя, тем более, что ты можешь нарожать мне сотню славных внучат, которые устроят веселый конец света. Знаешь, есть такая поговорка «Как конец света встретишь, так его и проведешь»?

— Ты верен себе, папочка, — точно таким же тоном ответила ему Надежда, — чего, чего, а вот чувства юмора у тебя хоть отбавляй!

Дахок, наконец оставивший в покое сомлевшую Габриэль, широко улыбнулся.

— Таков уж мой нрав, — проговорил он. Потом бог тьмы показал на забывших обо всем, помимо них самих и их молодой любви, под влиянием его магии, Марка Аквилу и Зену.

Римский центурион и воительница сейчас были заняты друг другом. Их губы слились в жарком поцелуе, и язык Марка проник в прелестный алый рот Зены, причем она отметила, что и целуется он точно также, как Цезарь. Затем он стал покрывать поцелуями ее красивые загорелые плечи, большую упругую грудь и живот, спускаясь все ниже. Наконец, юноша занялся нежной розой женщины, обхватив губами ее лепестки, и его сладострастный язык начал полный безумия и страсти танец в ее промежности. Вскоре Зена огласила помещение храма громкими стонами наслаждения.

— Хах! — хохотнул Дахок. — Мой храм теперь можно смело называть храмом любви. Итак, наши голубки вручили здесь сердца друг другу, а теперь вручат их мне, а то я что-то проголодался…

Надежда, криво усмехнувшись, покачала своей золотистой головкой и проговорила:

— Извини, папочка, но я, наверное, помешаю твоей трапезе!

Сказав так, она принялась что-то шептать на древнешумерском наречии.

— Что ты там бормочешь, доченька? — спросил ее отец.

— Сейчас узнаешь, дорогой отец!

Тут храм озарился каким-то ярким, необычайно приятным и теплым светом, после чего в нем из ниоткуда появился вестник олимпийских богов — Гермес, которого римляне называли Меркурием.

Глаза Дахока расширились от удивления и некоторой доли испуга.

— Не может быть! — воскликнул бог тьмы. — Ты же мертв! Вы все мертвы!

— Были мертвы, — с истинно олимпийским спокойствием отвечал ему Гермес-Меркурий. — Но произнесенное Надеждой заклинание возвратило нас к жизни. При этом душа другой твоей дочери, Евы, оказалась запертой в Тартаре и будет находиться там до окончания времен.

Произнеся эти слова он исчез.

— Что?! — голос злого божества превратился в змеиное шипение.

Дахок вновь обернулся трехглавым змеем и хотел наброситься на Надежду, чтобы сожрать ее, но тут очнувшаяся Габриэль с гневным криком ударила его сзади по спине мечом, оброненным кем-то из легионеров. Взревев от боли и бешенства, монстр повернулся к ней, чтобы поглотить уже ее, но Надежда, моментально среагировав, прыгнула на него. Они стали бороться, и змей начал душить ее своими кольцами. Увидев это, Разрушитель ринулся на помощь своему нечестивому деду.

Поняв, что вряд ли сможет чем-то помочь своей дочери, Габриэль, плача, принялась взывать к олимпийским богам:

— Надежда помогла вам вернуться! Не дайте же ей умереть!

Раздался громовой раскат, и небо прорезала ослепительная молния. Яркая ее вспышка озарила помещение, и… внезапно все изменилось. Вместо адского змея теперь был прекрасный собой молодой мужчина лет тридцати — тридцати трех с черными, как смоль волосами, бледным лицом и огромными голубыми глазами. Он прижимал к себе улыбающуюся Надежду, чьи раны исцелились. Разрушитель вернул свой истинный внешний облик — облик рыжеволосого юноши. Вместе с ним к нему вернулась и память.

— Мама! — радостно воскликнул молодой человек, кинувшись Надежде на шею.

— Наконец-то ты вернулся, мальчик мой любимый! — со слезами радости на глазах произнесла она. — Теперь я больше никогда не запрещу тебе обнимать меня!

— Это чудесно, мамочка! — ласково, тоном семилетнего мальчика ответил ей сын.

А Габриэль во все глаза смотрела на черноволосого незнакомца и ей казалось, что она никогда не видела никого красивее его. Внезапно она заметила ангельские крылья у него за спиной.

— Кто ты? — подойдя к нему и к своим дочери и внуку, спросила она.

— Я тот, кого называли Дахоком, но тысячи лет назад я звался архангелом Рагуилом, — начал он. — Из-за козней завидовавшего мне и оговорившего меня Михаила я был низвержен с небес и стал смертным. Братья-архангелы отвернулись от меня, лишь Люцифер, о печальной судьбе которого я недавно узнал, не сделал этого. Я скитался в пустыне, когда на меня напал один из низших, но очень злобных демонов. Поскольку ангельских сил у меня больше не было, он одолел меня и завладел мной, подчинив себе мой разум. Но теперь, благодаря Надежде, я исцелен. Твоя дочь — настоящая героиня!

— НАША дочь! — поправила его Габриэль.

***

Тем временем, Зена и Марк удивленно озирались вокруг, как-бы очнувшись ото сна. Они также исцелились от ран, но в отличии от Разрушителя, к которому память вернулась, Зена, напротив, частично свою потеряла.

— Где я? — испуганно произнесла она. — Я же только что была на своем корабле, ожидая, когда за мной пребудет мой милый!

— Кто же он, твой милый? — ласковым голосом спросил у нее Аквила.

Взгляд черных глаз молодого римлянина был полон нежности.

— Цезарь, Юлий Цезарь, — ответила она. — Ты чем-то похож на него…

— Я и есть твой Цезарь, — улыбнувшись, сказал ей Марк. — Я пришел за тобой. Неужели ты меня не узнала?

Слова юноши были не так уж далеки от истины. Юлий Цезарь для него, как и для большинства римских мальчишек, был кумиром, на которого он мечтал походить с детства, не догадываясь о том, что был его реинкарнацией.

— Да, это ты… — прошептала Зена, заглядывая в его глаза. — Это действительно ты.

Взявшись за руки, влюбленные вышли из бывшего храма Дахока.

***

…Вместе Марк Флавий Аквила, его бывший раб Эска и воительница Зена смогли найти пропавшего орла девятого легиона. За это Марк получил награду землей и деньгами, а Эска — права римского гражданства. Затем Зена и молодой Аквила отправились в Рим, где воительница, забывшая свою былую неприязнь к родному городу Цезаря, с которым тот любил себя отождествлять, приняла римское имя Камилла и вышла замуж за своего любимого. Вскоре у них родился крепенький и очень крикливый мальчуган, которого назвали Гаем.

Габриэль и бывший Дахок, снова ставший Рагуилом также остались вместе, и вскоре у Надежды родился брат — очаровательный малыш, похожий на обоих своих родителей. Назвали его Габриэлем. Что до самой Надежды, то она тоже обрела свое счастье, ни за что не догадаетесь с кем.

После того, как Аид и Персефона воскресли и вернулись в свою вотчину, Люцифер остался не у дел, но зато вместе с адским троном он потерял и свой гнев на обманувшую его некогда Зену. И как только его гнев и озлобление исчезли, он расстался с ужасающим обликом адского чудовища, вновь став прежним архангелом. Рагуил был очень рад за друга и решил познакомить его со своей дочерью. Люцифер и Надежда моментально друг в друга влюбились и, спустя время, стали мужем и женой.

Кроме того, дочь Габриэль выпросила у бога загробного мира и его супруги, в благодарность за их возвращение, освобождение Каллисто из Тартара. Более того, душевные раны бывшей противницы Зены были исцелены, и она забыла все плохое. Тем более, что впереди ее ждала счастливая жизнь с… Разрушителем, за которого она вышла замуж.

Как видите, для всех все закончилось хорошо. Хотя нет, не для всех…

***

В это время, в Тартаре…

Аид и его любимая супруга Персефона решили устроить себе милое развлечение. Ева, обреченная томиться среди грешных душ, была подвешена ими к столбу вниз головой, и каждый, включая не только эту идеальную пару, но и остальных адских богов, должен был подходить к ней по очереди, чтобы терзать ее с помощью какой-нибудь изощренной пытки. Когда все отвели на ней душу, несчастную дочь Зены отвязали, но ее страдания на этом не закончились.

Аид принялся сношать жертву сзади, усердно долбя ее прямую кишку своим чудовищного размера членом, стараясь причинить ей при этом побольше боли. Вопли той, кто в свое время явилась виновницей их гибели были сладчайшей музыкой для ушей этих мужа и жены. В экстатическом порыве Персефона вонзила свои длинные острые ногти в глаза девушки. Та пронзительно завизжала, дернувшись всем телом.

— Клянусь мной самим, я тобой горжусь, женушка! — хохотнул Аид. — Кажется, я сейчас кончу и сброшу свое семя прямо в потроха этой дряни!

Такая вот печальная судьба досталась Еве, которой таким образом предстояло провести вечность.