Пиратка. Часть 2

Вот и моя очередь. С шеи грубые руки снимают веревку, за волосы подтаскивают к наковальне, заставляют опуститься на колени и положить голову на нее. На горле смыкается жесткий стальной ошейник, в проушины вставлены заклепки. Два удара, от которых в голове плывет звон, и ошейник намертво заклепан. Мне развязывают руки, но свобода крайне ненадолго. Через несколько мгновений я распята на лежаке для клеймления, руки, ноги, все тело быстро оплетают ремни, так что даже вздохнуть толком не получается, не то что дернуться. И резкая, выматывающая душу, ослепительная боль в левом бедре, которая длится, кажется, целую вечность. Все, заклеймлена, рабыня. Осознание этого оглушает не меньше перенесенной боли, хотя, закусив до крови губу, я умудрилась не закричать, только несколько глухих стонов не смогла сдержать. Никто и не думает церемониться, я грубо сорвана с лежака, руки опять скручены за спиной грубой веревкой, и меня обратно впихивают в толпу обнаженных и связанных рабов, уже не пленников. Рабов, таких же, как я. Изо всех сил стараюсь не стонать и не плакать, и это не только саднит и дико горит болью ожог на бедре. Наконец, пираты заканчивают свою работу, на всех рабах уже намертво заклепаны ошейники, стоят клейма, все снова связаны. Из толпы пираты выбирают нескольких дюжих наших матросов, быстро заковывают их руки и ноги в тяжелые кандалы и пинками гонят в трюм. Рабы для гребли. Там их прикуют к веслам. Остальных – двенадцать человек, пять женщин, включая меня, и семь мужчин – обнаженных, связанных, выстраивают в шеренгу на палубе. Вокруг радостно гогочут разбойники. На палубе, кроме нас, живого товара, навалено еще много добра, от дорогих ковров до шкатулок с золотом, которые были вынесены с нашего корабля. Перед рабской шеренгой появляется капитан пиратского корабля, она неторопливо прохаживается вдоль строя, иногда пальцем брезгливо приподымает чей-то опущенный подбородок. Пока наконец не останавливается напротив меня, ее пальцы больно сжимают мои щеки, вертят голову туда-сюда, в голубых холодных глазах искорки интереса. Но все-таки бросает меня.

- Рабы, - слышу я ее голос, - я обращаюсь к вам в первый и последний раз. Ваше дело – запомнить одно. Долг раба – абсолютное повиновение. Ко мне и ко всем остальным членам моей команды обращаться «Госпожа» или «Господин». Лень, неповиновение, ложь, леность – будут наказаны. Уж будьте уверены, мы умеем обращаться со строптивыми рабами. Скоро вас продадут. Постарайтесь не разозлить меня настолько, чтобы вы всем скопом не загремели в качестве рабочей силы на рудники. Поверьте, там долго не живут. Это понятно? – в ее мелодичном голосе прорезались жесткие нотки. – Не слышу, рабы.

- Да… - послышались голоса, но тут же по спинам и плечам загуляли тяжелые плети для рабов, вызвав стоны и проклятия.

- Да, Госпожа, - тут же раздались вымученные возгласы.

- Прекрасно, - капитан круто развернулась на каблуках и ушла.

Вдоль строя прошлась женщина, с которой я вступала в бой, та самая, которая первой приготовила веревку для меня. Теперь, когда ярость схватки схлынула, я смогла рассмотреть ее получше. Она уже разоблачилась из боевой формы, и я неожиданно для себя сделала много открытий. Она тоже рабыня, на шее теперь явственно виден заклепанный ошейник, такой же, как у меня. Ей лет сорок на вид. Высокая, полная, сильная, но не грузная, с роскошными пышными формами. Густые черные волосы, черные глаза, полные чувственные губы, складывающиеся сейчас в хищную усмешку, открывающую белые крупные зубы. На голове косынка, черные кожаные короткие, до колена, штаны и ярко-красная свободная рубашка, с глубоким вырезом, почти сползающая на сильные плечи, так, что в вырезе можно свободно видеть тяжелые груди. Ноги босые, на щиколотках красуются массивные золотые браслеты. Золотые цепочки на груди, золотые браслеты на запястьях, кольца на пальцах рук, с большими драгоценными камнями. В руках тяжелая многохвостая рабская плеть.

- Рабы, слушать меня, - командует она, - первым делом вы должны усвоить вашу основную позу. На колени, головы вниз, спина прямая. Смотреть в пол перед собой. Головы не поднимать. Вы сейчас связаны, но даже если были бы свободны, руки должны быть скрещены за спиной, чтобы хозяину или хозяйке было удобно вас связать. Жопы на пятки не опускать. Все понятно? Быстро, все, в позу! – и щелкает в воздухе плетью.

Вокруг меня движение, испуганные люди опускаются на колени, занимая требуемую позу. Меня подбадривают плетью по бедрам, так что я тоже, как и все, стою на коленях, голова вниз, прямая спина, перед глазами босые ноги нашей надсмотрщицы и участок палубы.

- Стоять так, - следует новая команда.

И потекло бесконечное время, у меня начинают ныть колени и спина, немилосердно болит ожог от клейма на бедре. Припекает солнце, по голой спине бегут струйки пота. На нас перестают обращать внимание, пираты разбредаются кто-то, доносятся несколько команд, и корабль неторопливо продолжает движение. Стоять голой, связанной, посреди одетых и свободных людей унизительно, но я терплю, не хочу, чтобы по спине и связанным рукам прогулялась плеть. Я рабыня теперь. Пытаюсь примириться с этой мыслью. Не получается. Сдерживаю изо всех сил слезы обиды и боли. Не знаю, сколько проходит времени, когда перед каждым из рабов оказывается миска, наполненная водой, ее приносит и наливает в миске все та же женщина.

- Целуй, - доносится до меня ее голос.

- Целуй…

- Целуй, - возле моих глаз ее босая нога, поставленная на пальцы, и тяжелая плеть. Отворачиваюсь. Немедленно на мою спину обрушивается плеть, а ее нога переворачивает мою миску с водой. Пить хочется неимоверно, я стону сразу и от боли от удара, и от жажды, которую не суждено утолить.

- Целуй, рабыня, - настойчиво повторяет она, и опять перед глазами босая нога и тяжелая плеть, - для усмирения таких, как ты, у нас есть много тяжких цепей и колодок.

Содрогаюсь про себя, делаю чудовищное усилие, и склоняю голову еще ниже, к ее стопе. Целую ее. В губы упирается плеть, приходится поцеловать и ее. Презрительно-одобрительный тычок ногой в зубы.

- Молодец, рабыня. – и у меня скулы сводит от бешенства внутри. Попадись ты мне одна, да со шпагой в руке, и чтобы я была тоже с оружием.

Пить мне больше не дают, со временем, все больше и больше сохнет рот от жажды, по коже струятся ручейки пота.

Но всему на свете приходит конец. Приходит конец и моим мучениям, когда нам надсмотрщица велит подняться на ноги. С наслаждением встаю, как могу, разминаю затекшие ноги, пытаясь не сильно тревожить ожог на бедре. Повелительными жестами она гонит нас вниз, в трюм. Когда я прохожу мимо нее, она грубо выдергивает меня из толпы и велит ждать. За последним из рабов, спускающихся в трюм, захлопывается решетка (развязать никто никого даже не подумал), и я остаюсь одна на палубе среди пиратов.

- Тебя ждет капитан, - женщина берет меня под локоть, и по раскаленной на солнце палубе ведет меня в каюту к капитану.

Каюта поражает роскошью. Дорогие ковры, мебель, зеркала. Огромная кровать с балдахином. Изысканные кресла. И сама капитан. Уже без камзола и треуголки, в прочных и удобных штанах, свободной рубахе, с рассыпанными по плечам белокурыми волосами. Сидит в кресле, расслабленная и задумчивая, в пальцах, унизанных кольцами, вертит бокал с вином. При виде нас, делает жест рукой, отпуская надзирательницу. А потом – медленно встает, обходит меня, и я чувствую, как острая сталь клинка разрезает мои путы. Какое блаженство. Тру вспухшие и отекшие запястья, чувствуя, как тысячи иголочек бегут по пальцам, молча жду, что будет дальше.

- Поза! – резко командует она.

Прожигаю ее взглядом, но покорно опускаюсь на колени. Руки скрещены в запястьях и заведены за спину, спина прямая, взгляд в пол, на ее остроносые сапоги, на пятки садиться нельзя.

- Послушная рабыня, - с улыбкой говорит женщина, - быстро учишься.

Стискиваю зубы, чтобы не дать ей повода пустить в ход плеть или что похуже.

- Вообще, ты должна поблагодарить меня за комплимент…

- Спасибо, госпожа, - цежу я сквозь зубы.

- Как тебя звали, когда ты была свободной?

- Анна.

- Подходит, - кивает она головой, - я даю тебе имя Анна, рабыня. Если, конечно, твой будущий хозяин или хозяйка не захотят сменить его.

- Спасибо, госпожа, - выдавливаю я из себя, понимая, что так будет правильнее всего.

- Ко мне можешь обращаться – Госпожа Шарлота. А мою старшую рабыню, ту, которая и захватила тебя в плен, зовут Надин. Ее слушаться как меня.

- Да, госпожа.

- Ты мне понравилась своей храбростью. Поэтому пока поживешь здесь. Хочу к тебе присмотреться получше. Думаю, тебе будет лучше здесь, чем в вонючем трюме вместе с остальными рабами.

От неожиданности не могу прийти в себя. Молчу. Но ее доброта не распространяется очень далеко. Шарлота хлопает в ладоши и велит появившейся Надин позвать кузнеца. Когда он вваливается в каюту, капитан велит приковать меня. На моей правой лодыжке захлопывается толстый металлический браслет, к нему приклепана такая же грубая, толстая цепь, с большими тяжелыми звеньями, достаточно длинная, чтобы я могла передвигаться по всей каюте. Второй конец цепи кузнец крепит к кольцу, вмурованному в пол в дальнем углу, быстро и деловито хватает меня за вторую ногу, за запястья, замеряя размер.

- Сделаем тебе набор кандалов, красотка. – ухмыляется он. – если будешь не слушаться, они тебе пригодятся.

От его слов мороз идет по коже, вовсе не хочется быть закованной в цепи.

- Свободны, - отпускает кузнеца и рабыню капитан, - посидишь пока на такой цепи. – это уже мне. – А там посмотрим.