Талмудизм волос Ребекки Кроу. Всегда

Сусальный кружавчик кружала царского, сосаловка и поступательное движение к общеморовой коммунизме, что ужо, ужо, суки рваные, сгустится наследственным дифтеритом и мать милосердная сальмонелла разомкнет гостеприимные объятия бронзовых врат странноприимного дома на курьих ножках, впуская всех нежелающих в ажидационную малую приемную Зала Советов с возлежащей на ложе Клеопатры кобылой Августа в пестром, с искрой жакетике, одутловатостью сшибленных лазерами всякими природоведческих морщин намекая на важное, не подлежащее обсуждению, но доступное чуйству прекрасного, настоятельно рекомендующему, возопящему и, вообще, прямо вот сейчас вот, товарищи бойцы, встать и выйти на х... й. Всей страной подвести окончательный свой исторический итог, отмечая так и не сформированность нации и подбородка, с которого лицо и начинается, но нечему начинаться, от старины и ледникового периода у урожденных идиотами невнятный абрис лиц именно таков, шпатлевкой подсознания цинкуя традиционность пословиц - поговорок о друзьях и тебе самом, тута же можно перевернуть Кэрроллом о новостях и стране. Какая страна - такие новости. Поэтому : Австралия.

- Сосать будишь, да ? - задушевно творил адатный намаз рыжебородый бес, ощупывая стальным когтем жаркое межножье Тины Канделаки, успортивившейся аж до пятой беременности и седьмого внебрачного сына седьмого сына хэллоунистого Серова, рисующего по животу Талызиной странные сюрреалистические картины, выписывая кренделя Дали белковой жидкостью, несущей родовую память предков.

И не знает бес тайны Сталина о своеобычном механизме размножения нашего гениального в мыслях премьера, три года назад подымавшего рождаемость гитлеровцем Шапирой и вернувшимся домой полуостровом, упорно и целеустремленно держащимся за хер Годохмы, мутировала тайна через рыжину Аннушки Чапман и самоклонируются грузины орально, рашатудейно громя агрессивный блок ОТАН и непримкнувшие плантации острова Борнео, бороздят лунные дали чахоточные роботы ярославских умельцев, повергая ниц зловредность мелкобуржуазных партнеров - халявщиков, растопыривших рты алчные на достижения Чеченской республики, готовых оккупировать плодородную почву Дагестана новейшими гомстедами Томаса Жефферсона, сменившего клич  " Гоу уэст ! " на более приемлемое  " Догнать Россию ". Глупцы. Вам никакого вискаря и героина не хватит догнать эту великую загадочную страну, несущую сакральную душу в яйце Кощея, ицо в ларце из рыбьего зуба, ларец в ломбарде, ломбард в ипотеке у муравьедов, а я сижу напротив любимой тоненькой еврейки и рассказываю ей тайные истории из жизни насекомых.

- А вот еще было, - густым и хриплым по ангине гласом шепчу в розовое ушко Пикачу и сладко замираю, трепещет девка, снова сбежав от мужа, течет ручейком, щуря карие глазенки, угревая меня пушистым хвостиком и невзначай демонстрируя гладкую ножку, - такое, например.

- Столоверчение на уроке черчения, - ахнул парламент от такого вступления сэра Артура Конан Дойла, затаили дыхание лукавые избранники общин и графств, мыслят партийно, польза и тариф, - Черчилль чморит чепушильность чучмеков, чеченски и чохом чумачат чопки.

Хрипит и бледнеет парламент, представляя долгие обозы, тянущие соль и гречу в Тмутаракань экспортно и другим неповадно, санкционный деготь каплет чорными тягучими каплями на духоборную землю отчизны, скрыпят колесы и едут эшелоном насосы, рекламационно предусматривая растрату и утрату доверия. Из лесочка выскакивает человек в шапке пирожком. Каракуль, хули.

- А потом граф Толстой все это описал в скучной книжке, - пугаю я русской классикой Пикачу, наслаждаясь прижатой к моей груди патриота титькой  ненастоящего зверька, неожиданно крупной для такого хрупкого тельца, - сграбастал гонорар и срулил от такого счастья помирать на заброшенную станцию. Лежит у пригородных касс и думает, что вообще человеку никакой земли не надо, в куль и в воду.

И сам собой нарисовывается плагиат, со стыда и позорища плагиат самозарождается, говно эта страна, мерзота и погань несусветная, если у вас такие новости.

– Погоди, сейчас с бабой поможешь,  – док убрал шприц и пузырек.

– В столярке опять?  – тоскливо спросил Коля.

– Да, да,  – док вышел в коридор.

– Слушайте! Вы нам, наконец, уделите внимание?  – двинулся за ним Ребров.

– Да, да, пойдемте, сейчас… – док прошел по коридору, отпер ключом дверь столярной мастерской, вошел, включил свет.

Ребров, Штаубе, Ольга и Сережа вошли за ним. Коля привел пошатывающуюся проводницу и стал быстро раздевать ее.

– Сейчас, сейчас,  – док успокаивающе кивнул Реброву, взял ремень и стянул голые локти девушки у нее за спиной.

Девушка вскрикнула.

– Не бойсь, больно не будет,  – Коля расстегнул ее черную юбку.

– Я беременна!  – заплакала девушка.

– То-то я смотрю, живот… – Коля дернул юбку.

– У меня мать больная, ребята, отец инвалид! Вы меня отпустите?

– Отпустим,  – кивнул док, роясь в инструментах.

– Ваш… этот сказал – по... м и отпустим, а ребенка не заденем… ребята, я денег пришлю!  – зарыдала она.

– По... м и отпустим, это точно. Ребенка не заденем. Это я гарантирую. Давай,  – док подошел к столярному станку.

Коля подволок голую девушку, они быстро зажали ее голову в деревянные тиски. Она громко закричала.

– Да не бойсь ты, не больно ведь,  – Коля слегка ослабил зажим.

Док приложил к затылку девушки электрорубанок, включил.

Девушка завизжала. На пол посыпалась костная стружка.

– Все, все,  – он выключил рубанок, осмотрел отверстие в затылке и стал расстегивать брюки. Девушка визжала, кровь тонкой струйкой протекла по ее спине.

Док приспустил брюки, стянул трусы и направил свой напрягшийся член в отверстие:

– Милая…

Член вошел в череп девушки, выдавив часть мозга. Девушка замычала, засучила голыми ногами.

– Милая, милая, милая,  – док задвигался, облокотившись на станок. Девушка мычала. Кровь и мозговое вещество стекали по спине. Ноги ее судорожно задергались, в промежности показалась кровь, она выпустила газы.

– Милая, милая, ми-и-ила-а-ая,  – застонал док, прижимаясь лицом к станку.

– Мы е... м наверняка,  – улыбнулся Коля, перебирая инструменты. Док громко застонал и замер. Девушка молча дергалась. Док приподнялся, член его с чмокающим звуком вышел из черепа. Он подошел к табуретке, на которой стояла кастрюля.