Пи - рожная история. Из сборника Инцест истории

Компенсирующий человек Бестера, эпохально проживая свою краткую по - человечески жизнь в жирных эгоистических пятидесятых благословенного Айка и в следующем невнятном десятилетии расклешенных смыслов культуры городского апашизма, даже не мог себе вообразить после забитого ногами клерка из  " Влвртззз " и отнятого у метрообразного Симона батона собственной эволюции Борна, приведшей романтичного компенсатора в раскаленный буш благословенного острова, пересекаемый потайными тропами недобитых аборигенов и волшебных коал, нашептывающих грудастым трансгел кощунственные истины об этом мире, уже подошедшем к своему концу, когда оставалась самая малость и все полетит в манду, но не революций, как заблуждались марксисты - плехановцы или соратники святого Альфреда, а перенаселенности Гаррисона и засранности неэкологичных ни х... я Пахома с Епифанцевым, вылезших с гауптвахты озадаченными мордочками ненастоящих коней. А ненастоящий конь - пони.

- О, - изумился Пахом, словно какой - то кучкообразный кенгуру подскакивая к мордатой девке, гнусным силуэтом гражданки Никаноровой проявившейся на позитиве заброшенной метероологической станции, найденной приятелями за годы скитаний по суровому морю тайги, - пони Костюк.

С лестницы раздался скрежет. По металлическим ступенькам, помогая себе зубами, волоча кровоточащие обрубки съеденных ног, поднимался Епифанцев, чуть слышно напевая из Нины Ургант и даже успевая посвистывать меж куплетами, гремящими грядущим триумфом в остаточной памяти Братишки.

- Ыыыы, - жутко хрипел Епифанцев, вползая в комнату позитивов.

Они наткнулись на руины станции сто лет назад, думали переночевать и двинуться дальше, огибая периметр мертвого мира по диагонали, но чары, наложенные на это страшное даже перспективой из - под ладони место, закольцевали дороги спасшихся и опрокинули их дальнейшее бытие в подсознание орущего в зоопарке Баширова, в чем не было ничего странного или необычного : если мы все - всего лишь сон Будды, то почему бы Поехавшему и лошадю не быть рефлексами Спартака ? Смешно и говорить. Поэтому пони Костюк запела, содрогаясь от одного факта приближения к ней изуродованной фигуры Епифанцева, по жребию лишившегося волос, пожранных на ужин, а ноги ему отпилил Пахом много ранее, когда кончились консервы и вымерли от радиации замшелые бурундуки, поставлявшие приятелям на гора бартера кучи гнилых орехов, меняемых полосатыми на песни пляски, производившиеся Пахомом ежевечерне. Он струился бесформенным нетопырем в отблесках костра, пока Епифанцев колошматил лбом о стройное тело дуба, резонируя с разбойными посвистами радующихся апокалипсису бурундуков, уже становящихся мутационно бурундуляками, этими ужасающими созданиями тьмы, воплощающими в размытых чертах озерных кооператоров невеселую будущность человечества, обреченного вымереть от скуки и тошноты, неизбежно накатывающих от лицезрения одних только этих рож, то буркотящих о космодромности расхищений, а то и об инновационном методе украсть и спрятать у неродственной медведям жены или супруги, как более точно характеризовали спутниц жизни старорежимные боссы, несколько обкатавшиеся на курсах повышения квалификаций и банкетах с космонавтами, где щеголяла лиловыми кальсонами Терешкова, а мертвый Гагарин висел на стальном крюке, раскачиваясь под залпами шутих и китайских петард.

- Горит и кружится планета, - всхлипывая от полноты впечатлений заголосила Костюк, но от дверей, выбитых направленным термоядерным зарядом бурят, сразу в конце времен и разоривших все метероологические станции Советского Союза, раздалось сакральное : - Глохни.

Громко пердя и нажиливая смешной нос патриотическая девка Хенесси вкатила в комнату позитивов, напрямую и внагляк стыренную автором этой для Миллыйовович сказочки из мирокольцовой опупеи научного Ларри не Флинта ни х... я, а Нивена, между прочим, Бронзового, повторившего для вящего понимания ситуации :

- Глохни.

Костюк вскрикнула и застонала, ощутив рассекаемой трахеей холодное лезвие топора, пришедшего на смену крестьянской лошадке и патриотическому по адату свинорезу, решительно зажатого в твердой руке Пи - человека, невероятно, но всем очевидно взаимозаменившему и медвежонка Поха, и инопланетного Хищника, и даже волшебного коалу, счастливо дрыхнущего на фальшивой груди своей личной, как холокост, Богини Бэйли Джей.