С ментовкой

Сижу теперича, пью пиво, опохмеляюсь, слушаю Аркашу Северного, вспоминаю лихую жизнь.

Новосибирск. 1998 год.

Такси везёт меня на пляж. Я справа от водителя. На заднем «Долгопол», - Серый, - каратист ещё тот, в бригаде моей - основной пацан.

- Отвезёшь на пляж, - кричу таксисту, - заберёшь через три часа, потом рассчитаемся. Денег с собой нет.

Не было денег, потому как сорвался на пляж по неожиданно возникшему желанию в моей больной голове: «Ляжу на пляжу я и млею, о жизни своей не жалею, и пенится берег морской, со своей неуёмной тоской…».

Таксист не понял моего чёрного юмора.  

- Нет, - говорит, - бабки на бочку! Иначе, попрошу на выход.

Хотел я с ним ещё поговорить, но не успел. «Долгопол» кричит ему:

- Ты хоть знаешь, с кем базаришь? – и без предупреждения въезжает водителю в челюсть сзади. Машина теряет управление, хватаю руль, торможу у обочины, и надо же возле ОБНОНА, - отдел по борьбе с наркотиками на Карла Маркса.

Ещё хотел поговорить с таксистом, но снова не успел. Видит он, стоят мусора у обочины, вылетает из машины и кричит им:

- Задержите их, не хотят платить за проезд!    

Хотел я снова поговорить с мусорами, но опять же не успел. Да что такое? – Никто не хочет разговаривать со мной. Не мой, значит, день.

Сопротивляться я не стал, какой смысл, когда вас двое, а напротив 20 подготовленных бойцов, но Серый, мать его…

Один мент падает, второй, третий, четвёртый, пятый. И только шестым упал «Долгопол»…

Приковали «браслетом» меня за левую руку к решётке, а Серый орёт благим матом. На растяжку его посадили и по икрам пинают люди в форме, охраняющие покой граждан, и пид…в таксистов.

Этот конченный подошёл ко мне, и предъяву решил кинуть. Так я этого «шоферюгу» свободной правой через решётку по носопырке. Кровь пустил фраеру, и кричу ему:

- Попал ты брат по полной программе. Машина твоя сгорит, а сам ты будешь улыбаться по жизни!

Ночь. В отдельных камерах по соседству. Напеваю шансон от скуки: «На счастье, на счастье мне мама ладанку одела – на тело, на тело…», «Написала Зойка мне письмо…», «Играй шансонье, играй про меня…».

Утром слышу; - Певца на выход!

Следачка уважительно спрашивает: - За что вас?

Отвечаю:

- Попутал водила, «Долгопол» его по дружески по плечу, а тот не понял, и в раж.

- Хорошо, - говорит ментовка, - заплатите за проезд, и принесёте чек об уплате. Можете быть свободны.

- Можно чек лично в руки? – спросил я без всякой надежды. – Можно, - кричит ментовка, и называет мне адрес дорогого кабака.

И прикатила на не хилой тачке, стройная кошёлка на свидание…

После кабака к ней на хату. В прихожей «лепинёк» с погонами полковника, и фуражка «краснопёрого».

- Не волнуйся Дима, я вся твоя, - кричит красотка, - Муж в отпуске, - на Канарах.

Мент на Канарах, а я на его жене: жёстко, глубоко, коли уж её ножки на моих плечиках, а язычок застрял где-то в гортани. Хотела сильно ментовка жулика, а жулик-то, как желал взлохматить лохматый сейф!

Отмычки не потребовалось, ментовка сама распирожилась. Она, наверное, такого номера и в цирке не видала. Жарил я её всю ночь,- до рассвета, и в неглеже, и в кителе, и со стволом в заднице, а уходил, захватил панаму мента на память…

Про чек мы с ней как-то не вспоминали…