Молитва

Но зато я так стремительно падаю вверх,

Как будто притяжения нет,

И нет ни законов, ни правил.

Fleur

- Это какая - то экзистенциальная порнография.

(Отзыв читателя).

В моей комнате сумрачно и прохладно, и стоит мне бросить взгляд на стены, как мне мерещится, что они сдвигаются, наползают на меня, грозясь сжать в тиски, раздавить мое тело. О мое тело — слабое, мягкое, местами склизкое — каким жалким кажется оно мне! Я впиваюсь в него от отвращения, и мое тело отвечает криком на подобное надругательство. Тело вопит и верещит, а душа рвется — рвется разорвать, разорвать мое  тело, разорвать мою комнату, мой мир.

Словно то что я вижу, та вереница, в которой я кручусь день ото дня — лишь серый, опостылевший купол, тонкая пленка. И стоит ее сковырнуть словно болячку — и из под нее неудержимым потоком ливанет нечто, яркое, сильное, настоящее… И меня охватывает неудержимая тоска… Я хочу ощутить себя в этом потоке, я хочу быть этим потоком. И я раздираю свое жалко тело, и я ласкаю свое бедное тело, и оно отзывается — болью и наслаждением, слезами и слизью, криком и стоном…

О как бы я хотел видеть пред собою Другого. Как бы хотел я касаться его, чувствовать вкус его души у себя на языке… В сладкой истоме вдыхать запах Иного и смотря в чужие глаза, видеть в них искорку Бога…

Искусство смотреть в глаза Иного было утрачено — мы смотрим и видим зрачки, зеркало, свое отражение, стеснение, похоть, инструмент, родителя, ребенка, но не видим в них Бога. Не того Бога из мифов и легенд — оторванного от мира, а Бога живого, вездесущего и всепроникающего.

И ради этого я готов содрать с себя броню, выползти из нее, себя из нее выскрести и бросится к Другому, чтобы предстать перед ним обнаженным, чтобы предстать перед ним беззащитным. И пусть он атакует — мне и без брони не страшны удары. Я бы безжалостно  содрал с него кокон, вытряхнул бы его из доспехов — все ради касания, все ради того, чтобы заглянуть в глаза.

И мы бы были словно дети — невинные в своем грехе, растворялись бы друг в друге — невзирая на риск, невзирая на недоверие, надругавшись над социальными играми, ролями и манерами так же, как они надругались когда-то над нами. Я не желаю играть с Иным, примерять перед ним маски одну за другой, ублажая толпу тех, кто знает как надо. Я желаю с жадностью, не в силах насытиться, пожирать Другого, познавая каждую клеточку его тела, каждый момент его жизни — не присваивая себе, но через себя пропуская, познавая и принимая каждый его вздох. Я желаю быть пожираемым, отдаваясь Другому без страха, без стыда, будучи самим собой.

И так, сливаясь почти до конца, мы бы замерли на грани между Жизнью и Смертью собственного Эго, в точке где Я — все еще Я, а Другой все еще Иной, но лишь мгновение — и последний барьер, разделяющий наши сущности рухнет.

И все это ради познания Бога в Другом, и все это ради проявлении Бога в себе. Ведь если я могу сказать тебе, Иной, что я люблю тебя, я могу сказать это всему миру, ведь если я могу наполнить тебя наслаждением, то я могу наполнить им мир, ведь если я могу светить тебе, я могу озарить все вокруг. Наслаждаясь тобой, я наслаждаюсь миром. Отдаваясь тебе, я возвращаюсь в себя, я наполняю собой мир.

Мой оргазм — преступление против серой пленки обыденности, против закованных в броню вечно грызущихся друг с другом воинов, против боящихся Бога, против своего стыда и сомнений. На мгновение предо мной открывается яркий мир, на мгновение я становлюсь всемогущим, на мгновение замок с моих желаний открыт, и они неудержимо выплескиваются наружу, раскрашивая и затопляя все вокруг. А затем я стремительно падаю вниз, обалдевший от откровения, и снова застываю в своей серой комнате в растерянности, не в силах отличить реальность от иллюзии. Но дремлющий во мне Бог ведает, ведает и зовет меня в неистощимый, яркий поток безграничного Бытия.

И я кричу, я кричу и зову Другого, я кричу и пробуждаю себя.