Скамейка, гл. 8

18+

Аннотация: Мистика. Она пришла на любимый бульвар, чтобы погулять и привести в порядок мысли, подумать над тем, что происходит в её жизни, в отношениях с парнем, которого считала верным рыцарем и другом. И всего лишь присела на скамейку...

Пред. глава:

Глава 8

Цок-цок-цок… Стук подков по мёрзлой земле усыплял. Алексей плотнее закутался в шубу. Зима началась странно — сразу с морозов, не расщедрившись ни на горсточку снега.

— Камин не забыли растопить? — спросил он больше для того, чтобы сбросить дрёму, чем сомневаясь в ответе.

— Да как же, барин, забыть! Знамо дело — растопили.

— А что, девку-то видел?

— Дык, как же её увидишь, когда, как привезли, сразу в спальне-то и заперли.

— Ну, архаровцы, это ж надо удумать, — Алексей покачал головой, впрочем, выражение лица у него было довольное. — Долго нам ещё? Темень такая, что не пойму, как ты дорогу находишь.

— Дык, это не я, это лошадки конюшню чуют и домой топают. Почитай приехали, барин.

*

Цок-цок-цок… — Анфиса сошла с газона и оставшиеся до скамейки шаги проделала по звонким плиткам. Алексей уже был где-то там, в таинственном прошлом, в котором их судьбы переплелись… Она смотрела на его лицо, на то, как менялось его выражение, пытаясь угадать, что происходит в его видении. Если «эксперимент», который они провели днём, отражает факты, то, пока он сидит на скамейке один, он не узнаёт её… Зачем он пришёл сюда ночью? Он ведь не мог знать, что она тоже появится здесь, а с ней — и мистическая субстанция, загадку которой им вряд ли под силу разгадать… Случайность? Не заметив её в темноте, подумал, что скамейка решила послужить и ему?

*

— Митрофан! Затопи-ка нам баньку…

Алексей открыл дверь спальни. Сердце приятно сжималось от предчувствия любовного приключения. Дёрганые отсветы пламени в камине были единственным источником света. Там, за атласным пологом — прекрасная незнакомка. Перед глазами вдруг отчётливо возник портрет девушки, так что он даже тряхнул головой, пытаясь избавиться от навязанного видения. Красива — да. Но почему-то при взгляде на неё приятные предчувствия сменились на тоску и боль. Что за незадача?..

Он замешкался, не стал сразу откидывать полог, раздевался медленнее, чем сам от себя ожидал. Куда делось его нетерпение?..

*

Брови Алексея вдруг нахмурились, почти сойдясь над переносицей, а губы искривились в болезненной гримасе. Анфисе захотелось погладить его по лицу, расправляя исказившиеся черты.

— Прости меня, — прошептала она.

Если она сядет сейчас рядом с ним, то ТАМ ей придётся объяснять ему, что она делает ночью на Бульваре, зачем явилась на то самое место? Ему-то назвать причину будет проще: шёл от своей новой знакомой после бурно проведённого вечера и половины ночи… Фантазия услужливо подсунула фривольные картинки, пронзившие сердце тысячами отравленных игл… Она их заслужила, но горечь от осознания справедливости не становилась менее горькой.

Днём, когда она «вернула» его, он попенял ей за то, что хотя бы в галлюцинации не дала ему овладеть ею (жар опалил её тело, едва она мысленно выговорила это слово). Так что?.. Отдать ему ту себя в качестве награды за муки, которым подвергала его в течение пяти лет? Не мешать его видению?.. Или тихонько уйти? Скамейка исчезнет, он очнётся рано или поздно от прохлады, идущей от травы. И… всё равно поймёт, что она была здесь.

Так и не придя ни к какому решению, Анфиса продолжала стоять, не в силах отвести взгляд от его лица, от подрагивающих век, коротких, но густых чёрных ресниц, отчего всегда казалось, что его голубые глаза подведены тушью. Когда-то в детстве Анфиса с родителями (она уже не помнила, по какому поводу) приезжала в шахтёрский город Кемерово и с восторгом разглядывала местных мужчин: из-за выразительных, обведённых чёрным глаз они все выглядели красавцами. Лишь много позже она узнала, что такой эффект давала въевшаяся в веки угольная пыль…

Губы Алексея были плотно сжаты, и вообще весь его облик говорил о том, что он напряжён и не слишком рад тому, что с ним происходит. Отросшая за день щетина придавала ему усталый вид. Он был таким… трогательным. Анфиса не удержалась, наклонилась над его лицом и осторожно прикоснулась к губам…

*

Алексей взялся за полог, ощущение тоски в сердце не отпускало, но… нельзя заставлять девушку ждать. Что-то мягкое дотронулось до его губ, невыразимо нежное. Он машинально провёл по ним подушечками пальцев. Словно бы его поцеловал ангел. Может быть, воспринять это как хороший знак? Внезапно посетила странная мысль: он не помнит, как выглядит его невеста. Знает только, что завтра свадьба. Или та, что привиделась ему и вызвала боль в сердце, и есть его суженая, а здесь в кровати его действительно ждёт всего лишь развлечение, и он напрасно медлит? Он наконец-то отвёл плотную ткань в сторону. Девушка полусидела, прикрыв свою наготу двумя подушками, в её испуганном взгляде вдруг отразилось облегчение, словно бы она обрадовалась ему, словно бы знала его…

*

Его губы оказались такими приятными, что Анфиса повторила поцелуй, на этот раз потеряв осторожность и прижавшись плотнее, её колени коснулись скамейки…

*

— Алексей?!

— Анфиса?!

Возвращение памяти было таким резким, что заломило виски.

— Так это из-за тебя появилась скамейка? Ты была рядом? Что ты делала там ночью одна, сумасшедшая! — Алексей в своём возмущении её безрассудным поступком совсем забыл, что стоит перед ней совершенно голый. И только её взгляд, исполненный одновременно и смущения, и какого-то почти детского любопытства, направленный на нижнюю часть его тела, напомнил ему об этом. Он тут же шагнул снова за полог и быстро оделся, не прекращая выговаривать Анфисе:

— Ты понимаешь, как это опасно?! Мы там абсолютны беззащитны. Ты — абсолютно беззащитна! Мало ли кого занесёт на бульвар! Точнее, в это время если кого и занесёт, то уж точно не какого-нибудь доброго семьянина!

Алексей так рассердился, что даже не удивлялся, что ведёт себя в доме по-хозяйски, словно бы жил тут всегда. Он направился к двери, открыв, крикнул:

— Митрофан, принеси барышне какую-нибудь одежду.

— Что, не хороша?! — ахнул тот.

— Хороша, хороша, — ворчливо ответил Алексей, чувствуя только раздражение и тревогу. Сознание разделилось на две половинки, и одна была сейчас там, где в свете фонаря сидели двое, явно не производя впечатление вменяемых.

— А баньку-то топить?

— Баньку? Какую баньку? Ах да… Не знаю…

— Ну так я истоплю…

След. глава: