Итальянский этюд в ковидных тонах, гл. 17

18+

ЧАСТЬ 1

ИТАЛЬЯНСКИЙ ЭТЮД

Пред. глава:

Глава 17

Флоренция. 19 июля 2019 года.

Войдя к себе, Витторио опять расплылся в улыбке, втягивая носом запах красок, от которого Франческа явно пыталась избавиться, открыв все окна, но ей это не удалось. На кухонном столе лежала записка, где она приносила за это свои извинения и спрашивала, как надолго этот scompiglio (беспорядок) обосновался в квартире.

— In perpetuo (навсегда), – сказал он вслух с довольным видом.

Предположив, что Полина первым делом направится в душ, он тоже пошёл в ванную комнату, чтобы быть ближе к ней и представлять, будто они вместе… Он не ошибся, вода наверху шумела, заставляя его сердце сладко сжиматься, а тело трепетать. Когда же всё стихло, он прошептал:

— Sogni d'oro, amore mio (Сладких снов, любовь моя).

Сам же вместо того, чтобы лечь отдыхать, съездил в цветочный магазин, купил для Полины свежие розы, отнёс их, попросив её квартирную хозяйку передать букет, когда она проснётся. Те розы, что он наломал в цветнике неподалёку от обсерватории и которые, по настоянию Полины, они привезли с собой (она хотела запечатлеть их на память), поставил в большую вазу рядом с её мольбертом. Ещё раз посмотрел на оба свои портрета, сегодня Полина собиралась отвезти их на показ своему преподавателю. Опять порадовался, что она видела его именно таким, что понимала его чувства… Долго разглядывал каждую из её картин, удивляясь, как могла она называть их неудачными и даже собиралась уничтожить.

В дверь раздался тихий стук. Он бросился открывать, чуть не поскользнулся на плитке.

— Я соскучилась, – сказала она, улыбаясь его взъерошенному виду.

Витторио тут же притянул её к себе, со страстью принялся целовать её лицо.

— E quanto mi sei mancato, ed ; impossibile da trasmettere (А как я соскучился, и передать невозможно).

— Спасибо тебе за цветы, когда ты успел, я думала, ты лёг спать, – лепетала Полина, когда отрывалась от его настойчивых губ.

— Ho paura di dormire da solo, – хитро улыбнулся он.

— Что это значит?

— Я боюсь спать один.

Она рассмеялась счастливым смехом.

— Приготовишь мне свой вкусный кофе?

— Con piacere (с удовольствием), amore miо.

На этот раз Полина уселась за стол с блокнотом и несколькими карандашами. Пока Витторио готовил им завтрак, она успела сделать с десяток набросков.

— Я привяжу тебя к мольберту и освобожу только тогда, когда ты наконец выполнишь обещание и напишешь свой автопортрет, или давай жить совсем вместе, – потребовал Витторио. – Сколько можно меня рисовать?!

Она не ответила, продолжая быстро водить карандашом по бумаге, лишь уголки её губ изогнулись в улыбке. Потом протянула ему листок. Её лицо с нежно-мечтательным выражением глаз, таким, какое, Полина знала, было у неё, когда она думала о нём.

Витторио бережно взял его в руки. Почувствовал, как к горлу подкатил комок, кажется, он готов был заплакать, он отвернулся.

— Grazie (Спасибо)… Ti amo (Люблю тебя)… – сказал, снова повернувшись к ней, наклонился, чтобы поцеловать. – Я вставлю его в рамку. Но ты всё равно должна мне ещё минимум один большой.

После завтрака Полина села за мольберт, рисовать розы. На занятия ей нужно было только вечером. Витторио собирался после обеда съездить на работу, а потом отвезти её. Она уговаривала его поспать, но он улёгся в гостиной на диване и не сводил с неё глаз, пока не зазвонил его телефон. Витторио со вздохом увидел, что это мать, поднялся, вышел на кухню. Полина, хотя и была погружена в работу, не могла не удивиться странности разговора: длинные паузы, наполненные его молчанием, потом короткое No или Si, опять долгая пауза. Лишь изредка вставляемое mamma позволило ей понять, с кем он мог вести такой «диалог». Затем, видимо, или ему надоело слушать, или наступила его очередь говорить, но он стал что-то эмоционально рассказывать. Полина вздохнула, она не понимала ни слова, особенно при такой скорости. Однако его страстная речь, в которой преобладали сердитые ноты, затянулась, и она уже могла вычленять из неё отдельные слова, несколько раз уловила знакомое – fidanzata (невеста) и la amo (я люблю её)... Тут же вспыхнула до корней волос, поняв, что речь о ней и что он явно ссорится из-за неё со своей матерью. У неё затряслись руки, так что она вынуждена была положить кисточку.

Когда Витторио, закончив «разговор», вернулся в гостиную, то увидел, что Полина сидит с перепуганным видом и полными слёз глазами. Он быстро подошёл, прижал её голову к своей груди, потом поднял ладонями её лицо, между поцелуями повторял:

— Sei la mia felicit; (Ты моё счастье)… Tu sei il mio amore (Ты моя любовь)…

Когда она наконец улыбнулась, сказал с раскаянием:

— Я напугал тебя своим тоном. Мы, итальянцы, очень вспыльчивые, легко ссоримся, легко миримся. Не переживай, прошу тебя.

По всей видимости, новость, что у Витторио после трёх лет вдовства появилась не одобренная матерью fidanzata, успела облететь всю его родню и каждый счёл своим долгом высказать ему по этому поводу своё indignazione (негодование). Он ещё несколько раз уходил объясняться на кухню, всё в том же сердито-эмоциональном тоне. Положительными следствиями этих выяснений отношений были их страстные объятия после каждого такого звонка. Один разговор был связан с работой. Витторио звонил коллега из Аризоны, и они долго беседовали по-английски. Полина поняла, что её жених в совершенстве владеет не только её родным языком.

Потом Витторио уехал, Полина осталась в квартире одна. Теперь она уже могла не спеша обследовать каждый уголок. Её удивило, что она не нашла ни одной фотографии его погибшей супруги. Может, так сильно его горе?.. Эта мысль ввергла её в страшное уныние. Впрочем, не было и снимков сына или других родственников. Она зашла в спальню. Витторио уже успел поставить на комод её портрет. Полина почувствовала, как в сердце возвращается радость. Около книжного стеллажа она остановилась надолго. По потёртости корешков определила, какие книги он чаще всего брал в руки. По «Войне и миру» он, вероятно, учил язык. Многие слова и даже целые фразы были подчёркнуты, как будто он пытался понять и запомнить их значение. Лермонтовского «Героя нашего времени» он тоже читал явно не один раз. И таких потёртых корешков было не меньше двух десятков.

Она вдруг опомнилась, что не поделилась своей новостью с лучшей подругой. Уже взялась за телефон, но взгляд упал на таинственно мерцающий камень на колечке. Тут же захотелось снова сесть к мольберту. Большинство холстов, которые купил ей Витторио, были её любимого размера – 40х40 см, но он взял и несколько маленьких – 25х25 см. Такой как раз подходил для её задумки. Она выбрала нужный подрамник, натянула ткань, закрепила скобами и быстро нанесла грунтовку. Только кисть руки и колечко невесты… К которому, она надеялась, скоро добавится обручальное…

След. глава: