Однажды в Монголии

Хорунжий Чернецов, узнав, что его спрашивал барон Унгерн, затрясся. Никто не знал, что могло стрельнуть в башку непредсказуемому и бешеному Унгерну, но быстренько перебрав события последних трех дней, а в их безнадежной скоротечной войне мобильных конных банд заглядывать дальше было бессмысленно, не нашел никаких поводов для внушения, воспрянул и нога за ногу побрел, привязав коня к телеге обозных, к будке путевого обходчика, где Унгерн разместил временный штаб Дикой дивизии, вырвавшейся из кольца окружения под Яссами. В будке токал юз, какой - то матрос, положив бескозырку на стол, пил чай вприкуску, мало обращая внимания на рыжеватого и сухого барона, торчавшего колом на подоконнике, он даже сидел, будто стоял, вечно прямой, вытянутый, хотя, отдавая должное герою Великой войны, спал всегда вповал с казаками, питаясь из их котла, и все свои деньги, что выслуженные, что присланные из остзейского имения, пускал в общий котел, завоевав сердца бойцов накрепко.

- Явился, - с еле уловимым акцентом произнес барон, неприятно улыбаясь тонкими губами. Пожевал вислый ус и заорал, выкатывая бледно - голубые глаза : - Какого, мать твою, вы полковника Дроздовского в расход не пустили ?!

Чернецов поперхнулся. Вытянув руки по швам, молчал, зная, что перечить в такие моменты - Боже, упаси. Мигнет Унгерн есаулу Коржу и приколотит тот к кедру или лиственнице любого железнодорожными костылями. Или прикажет карательной сотне тоже барона Дрейдена и те забьют несчастного колотушками для сбора кедровых шишек, дело известное.

- Он же свой, - невозмутимо произнес матрос, как заметил хорунжий, нисколько не боящийся Унгерна, надевая бескозырку, - Дроздовский - то. Вы его с Дрозд - Кипанидзе перепутали, ваше степенство.

Чернецов и глаза закрыл. Поименование не по чину ! Разомкнет барон матроса, прямо сейчас и достигнет насмерть. Но нет. Слышен смех приглушенный. Открывает один глаз хорунжий и видит, что сел барон напротив матроса, закуривает.

- Что стоишь, Чернецов ? - спрашивает незнакомый матрос, кивая на свободный стул. - Падай, чай пить будем, не все воевать - то.

Хорунжий осторожно присел на самый краешек гнутого венского стула, готовый в любую секунду вскочить. Барон оценил дисциплинированность и посчитал нужным бросить нехотя :

- Действительно ошибся.

Потер шрам на голове и, словно оправдываясь, произнес :

- Голова у меня болит, Чернецов. Не знаешь какого народного средства ?

- Водки ! - гаркнул хорунжий, вскакивая.

Непьющий Унгерн лишь рукой махнул.

- Иди к себе в сотню, все равно с тобой чаю не попьешь, ишь, скачешь и тянешься.

Чернецов выскочил в дверь, мысленно творя крестное знамение, а любопытство разбирает : кто таков матрос, отчего не трепещет перед грозным бароном, зачем в дивизии, ведь Унгерн не жалует пришлых, все знают. Прокрался к задней стене будки и приник ухом к щелястой двери, крест - накрест заколоченной еще чехами в прошлом году.

- Ты, Дидько, - услышал Чернецов голос Унгерна, - не больно гоношись перед подчиненными. А то не посмотрю, что боцман и чародей, влет пристрелю или вздерну.

- И не пристрелишь, и не вздернешь, - отвечал названный боцманом какой - то  Дидько, - Роман Федорыч, пока сам жив, и меня беречь будешь. Тебе ж и поговорить тут не с кем, верно ?

- А о чем разговаривать ? - тихо говорил барон, изумляя хорунжего все больше : тычет ему матрос, а обычно щепетильный барон и ухом не ведет. - Война. Да и не поймет никто.

- Ты и сам не понимаешь, - убежденно бубнел уверенный голос боцмана, - нахватался верхушек, соединил готов и монголов, подпитавшись магией лам. Судьбу - то знаешь свою ?

- Расстреляют меня большевики через год и три месяца. Орден сожру перед казнью, чтоб тварям этим не достался. Проклят буду посмертно, пока не рухнет большевизм и не появятся вменяемые люди, понимающие, что все войны когда - нибудь да заканчиваются.

- Мало таких на Руси, - отхлебывал чай Дидько, - вменяемых - то. Все воюют мудаки поганые, на говно исходят, проклинают немцев или хохлов долбанутых, жрут говно и не думают развиваться.

- Плевать, - несколько легкомысленно рассмеялся барон, судя по звукам, вставая. - Голова у меня болеть перестала, Дидько. Как с тобой поговорю, так и перестает донимать.

- Айда бронепоезд снаряжать тогда, - тоже загремел стулом боцман и Чернецов отпрянул от будки, - мне, как матросу, обязательно бронепоезд нужен, на кониках сами скачите, вась сиясь.

- Молодец, что при подчиненных не тычешь, - совсем уж разблагодушествовал неузнаваемый сегодня Унгерн, открывая дверь ударом сапога, - а бронепоезд мы тебе сейчас организуем. Сам командовать будешь ?

- Чин мал, - пожал широченными плечами боцман, - даже не офицерский. Вы мне Дрейдена в начальники дайте, смешно он юродствует, сразу видно, что творческий человек.

- Дрейдена так Дрейдена, - отдалялись от хорунжего голоса, - а ты слыхал, как он от дворянской приставки еще в пятнадцатом отказался ?

Чернецов постоял немного, удивленно крутя головой, хмыкнул, и пошел отвязывать коня.