ФИСА три

Как началось у нас?

Помню, мы тискались и при моём, и при её рабочем месте...

Пышен ли был её лобок?

Бывал ли у неё оргазм, когда я пальцами смаковал её клитор?

Я таких важнейших вещей и не помню, вот ведь досада...

Поэтому, наверное, писатели сочиняют: не помнится самое важное, а именно оно и делает образ и чувства. Я тоже могу слепить рассказ из прочих впечатлений - от других тел и времён, но почему-то нет, не хочу... Хочу вспомнить именно про то...

Чистый бы лобок я запомнил бы (о таких я потом, потом как-нибудь)... И пышный запомнил бы (и о таких потом). Значит, эдаким островком?

Были ли у меня тогда там оргазмы и чем я их обтирал?

Тогда-там - это в офисный период наших радостей... Краденных.

Я шёл домой к Рене и как мне было с Реней после .. фисы? Или я на Рене отрывался, с особой страстью её смакуя после той?

Как совсем другой человек я ведь тогда был. Не узнаю себя нынешнего в том. Так перестроилась теперь моя сексуальная тактика? Я не замечал эти детали, которые теперь всё мне и составляют?

Из-за моей тогда пресыщенности?

Ну, ведь писательство - есть такое явление, прозой называется, а прямых воспоминаний я что-то не припоминаю. Писательство - это по определению вымысел. И он вовсе не из конспирации. Чтоб, мол, живых не компрометировать...

Имя её я всё же не пишу полностью. Не решаюсь. Хотя кто меня читать-то станет!

Впрочем, и писательство нас деталями вовсе не балует.

Нет, не хочу писательства, врать я не хочу. Могу предполагать забытые детали. Могу искать-вспоминать.

...

Сладость. Это сладость - эти те наши тискалки-обнимашки.

Там шкаф стоял возле её рабочего стола. И сразу от входа в ту комнату не видно было, кто-что за шкафом.

Потому что там охранник заглядывал в ту их большую комнату. В которой мы одни оставались после работы. Как же, однако, всё на ладони-то всем остальным, когда вот так двое "остаются после работы"...

И ведь как получаются эти самые истории-то: сначала-то они и вправду безобидно вместе остаются-задерживаются, одни в помещении... Это они так набирают себе алиби. Мол, ровным счётом ничего между ними. Мол, ну и что, что они вдвоём только в комнате? И их многие так застают - парочкой. И парочка смакует: вы думаете, что у нас что-то, а у нас ничего. Видите: может быть так, что двое одни, а ничего.

И потом, когда у них уже не ничего, а что-то, то накопленная типа репутация (у них лишь в их воображении накопленная, а публику-то не проведёшь, публика всё знает про нас лучше нас самих. Знает чуть ли не все наши дальнейшести...) - типа эта репутация нам в защиту: вовсе ничего не значит, что мы вдвоём наедине...

Чтоб охранник нас не обнаружил за этим самым, за тисканиями этими нашими, мы поэтому за шкафом. Как специально шкаф удобно стоял для прикрытия...

Сейчас подумал: может с кем-то ещё за шкафом там она уже до того. Или не она...

Работа-то наша та, разумеется, целиком стала лишь прикрытием. Счастливым прикрытием. И можно было активно-плотно вставляться в работу, много чего там себе нарабатывая. Зная, что надо заработать себе на потом часы тисканий этих блаженных. И бывало, что мы в самом деле вечерами каждый в своём работаем: она в своей комнате, я в своей - за стенкой... или парой стенок... Вот бы кто-то заставал нас за таким - мол, они порознь, вовсе не около друг друга. А захаживать типа на чай - я к ним в комнату...

Была там пара часов между. После того, как вся толпа сваливает по домам, но перед тем, как охранник начинает похаживать, просматривать, кто у него где ещё торчит, не спешит домой. Вон главный режиссёр почти всегда тоже у себя засиживался, в кабинете своём просторном.

А работали там, помнится, аж до семи. Это административное крыло театра. Коридор и комнаты. Итак, все уходили, мы (и глав. реж в дальнем конце коридора, скромный, тихий, аккуратный и очень приятный, стареющий) последние. Ну, и охранник ещё.

"Долго вы ещё?" - слышу типовой вопрос охранника. Может, с тем охранником было как-то иначе... я же говорю: писательство, оно такое - сочиняется, чего не было, но что само собой возникает образами.

Может, я тут и главное сочиняю - как я её обнимаю сзади и как в итоге моя рука под её резинку на животике её. Чувствую сейчас тот худенький её животик. А потом, ниже, волосики начинаются и надо их сначала прочувствовать. Прежде чем. И, разумеется, пальцы мои, в конце концов у цели. Целей. Там же перечень целей.

Устьице. Начало провала-прощелины. Той самой пропасти в рай. Обрамлённой. И надо это обрамление прочувствовать - отдельной темой. Характер этих валиков.

Валики и между ними - пожирающая пасть... жадная? У кого как, но анатомией предусмотренная заглатывающей...