Гадкий Ут

Гадкий Ут.

Среди мудрых сказок Ганса Андерсена есть одна особенная. Мы все росли с нею – то есть, она сама не росла уже, но помогала многим детишкам воспитаться полезными обществу гражданами. С её помощью родители внушали мальчикам и девочкам, что все детские недостатки имеют обыкновение с возрастом переходить в достоинства. И что первоначально казалось уродством, по прошествии некоторого времени становится красотой и обаянием, которого не отразить. С помощью этой сказки нас учили верить в себя, терпеть и не подстегивать до времени свои хотелки.

Вот и оставалось огромному числу юных читателей сострадать несчастному утёнку, особенно в тот печальный час, когда затюканный, униженный, затравленный и ошельмованный дворовой дедовщиной он бежал и скрывался в пещере, где собирался оплакать свою судьбу и свести счёты с жизнью. Не нашлось под рукой  спасительной лонжи – Надежды.

И все таки, как и надлежит в сказках, явилось спасительное преображение.

Он покинул своё скорбное убежище, чтобы последний раз взглянуть на небо, которое притягивало его всегда и даже утешало в его невзгодах.

В этот момент он увидел необычайной красоты белых птиц. Полет их был столь величествен и прекрасен, что даже серые облака почтительно расступились, давая простор свету. В каждом их взмахе царило упоение своим совершенством, свобода от гадкой бытовухи и суетливой житейщины. И не было в них поврежденного достоинства. Это был полет небожителей и царственных особ. Тоска пронзила – почему он другой? Почему он – не как они? Он хочет быть среди них! Он опустил голову и – о чудо! – в зеркале воды он увидел, что он не другой, что он – такой же: цвет пера, излучина шеи, размах крыльев.

В один миг ему открылось все – и его собственное царское происхождение, и высокое назначение. Не колеблясь, он сбросил свою утиную суть и отдался новому, истинному поприщу: встал на цыпочки, потянулся и взмахнул крыльями. Он не думал, откуда явилась эта могучая сила, но знал, куда она его влечёт – вдогонку, к собратьям.

Однако в нашей повести судьба главного персонажа сложилась несколько иначе. Когда он встал на цыпочки, потянулся и расправил крылья, вытянул шею, чтобы издать победный клич, ему вдруг вспомнился птичий двор. Какая мысль!   Крылья опустились.

Он обязательно полетит, он успеет, но сначала и немедленно – явить своим обидчикам своё великолепие – всем тем, кто норовил его переделать, чтобы был как все на этом гадком и грязном птичьем дворе.

Он должен видеть, как грызёт их тоска, досада; как ломает и корчит их зависть. И тогда он воспарит, гордый и надменный, встанет взмывать над ними и удаляться – выше и выше. И этот полет станет полетом его торжества.

Озираясь на удаляющийся косяк, утёнок помчался в сторону фермы.

Что и говорить – население двора поразилось его наружности – мощным крыльям, чистоте белизны, шее и клюву. Узнали его сразу и по привычке набросились на него с привычными заушаниями, подзатылниками. С ещё большим рвением, когда простолюдин кайфует, оплевать того, кто лучше его, и тем возвыситься.

Теперь дать отпор труда бы не составило. Однако не пришлось: женское население сгрудилось вокруг лебедя. Они смотрели на него как вестника недостижимой жизни, и потребовали от прочих склониться перед красотой, очарованием, изяществом и благородством. И ведь склонились и даже стремились угодить, первоочередно угощая червями и лягушками.

Утёнок никак не ожидал такого приёма и нашёл в себе силы отложить разлуку. Захотелось любоваться собой и длить праздник. Проходили недели и месяцы, а герой не спешил – ещё бы, ведь он был особенным, единственным и неповторимым. Он узнал, как приятно быть идолом. Из женского гарнизона составился гарем, и отзывчивость героя их не ссорила друг с другом, но сближала и сплачивала – ведь он был небесно хорош, чего ж ссориться. А красота принадлежит всем, а если не всем – это уже не красота, а повод для раздора.

Между тем героя короновали и присвоили титул Ут Великолепный. Почему Ут? Потому что не утка и не гусь и – уже не лебедь. Отвели ему лучшую лачугу, а на прогулках его сопровождала свита, которая всячески ему служила. Он отолстел, но все равно частенько заглядывался в небо. Манило оно, и крепло желание весной отправиться на поиски родни и отечества.

И приблизилось Рождество. На дворе появились хозяева и, осмотрев птиц, огорчились: претенденты на звание рождественского гуся оказались тощими и жесткими по причине отсутствия женского обихода. Лебедь же поразил всех пухлостью и жирком: женская ласка, нежность и любовь превратили его в какой-то восхитительный кремовый бисквит. И когда Ут Великолепный был разжалован в Рождественского гуся, он буквально таял во рту, чем снискал у гостей хвалу и одобрение.

Но сказка этим не кончается: когда-нибудь, вот хотя бы грядущей весной, на птичьем дворе снова об’явится безобразный подкидыш, и чудо повторится.