Просто хорошее кино - сто восемь aka Кино секс красная шапочка

Моей любимой Милене Ангел

Он негромко надиктовывал своим дребезгливым голосом с неистребимым малоросским акцентом, кутаясь в кусачий шотландский плед, замотав истончившуюся за время болезни шею тоже кусачим шерстяным шарфом, отпивая подогретое с липовым медом молоко из высокого тонкого стекла стакана, осторожно захватывая его длинными пальцами, время от времени пожимаемыми горестно вздыхавшим Пушкиным, отчаянно мучавшимся с похмелья.

- Широк Днипр при хорошей погоде. Эва, выйди на берег Дуная, чей стон раздается ? Стонут народы под стогном земли, валахи стремятся в какой - то Евросоюз, Еременко живет под Будами Пештов и даже такая мандавошка, как рыжая Ландер, и та расстилается проссанным подолом узаконенной актерским мастерством проститутки по Милану Италии ...

Пушкин кашлянул и, не сдержавшись, схватил початую бутылку коньяку, присосался, охая и кряхтя, пока не опорожнил, блаженно опуская благородный напиток во тьму пищевода, тут же вскипевшего благостными флюидами с твердо - дубоватой основой хорошо выдержанного виноградного спирта. Отер губы кулаком и выругался.

- Мы, Николай Василич, писатели, а не поденщики злободневности !

- Да ? - тускло отозвался он, закуривая запрещенную врачами папиросу. - А спор славян ? Как же вы нашлись литвинов признать за карпатцев, Александр Сергеич, это ж, натурально, для диссертации Мединского, а вы, воспитанный Кармазиным на медные гроши, как вы - то могли путать х... й с пальцем ?

Уязвленный Пушкин подскочил было, но тут же и расхохотался, весело мотая кудрявой головой. Признал, шутливо прижимая руки к груди :

- Меа кулпа, признаю. Но как иначе попасть в архив пугачевщины ?

Гоголь усмехнулся, закрывая глаза. Чуть слышно шепнул :

- Давайте лучше приапические, благо, что Идойе Дуранте несвойственны суетливые метания по граблям Анчурии, а Камоэнс Паганеля так и останется Гайаватой секты свистунов, залезавших в заброшенный особняк на Графских развалинах руин прежней жизни.

Пушкин уважительно крутнул долгим носом, признавая превосходство приятеля в умении закручивать вроде бы смутно знакомые слова в кудесные фразы без всякого смысла, чем прославится много позднее Велемир Хлебников, тоже уморивший себя упрямым нежеланием отведать человечьей колбасы, чего не сумел позволить Волошин - Коктебельский под Гельсингфорсом и Бобруйском в сорок втором. Да и поиски Снарка, опять же. Зря, что ли, там среди людей человеков бобер обретался ?

- Служил Гаврила прикремлёвцем,

Нужду Кремля он обслугал.

И всё звеня он колокольцем,

Тащил и не пущал.

Гоголь открыл глаза и недовольно поморщился.

- Знаю, - опередил его хват Пушкин, подбрасывая в гудящий яростно камин пару полешек ольхи, - безграмотно и непрезентабельно, но в том - то и суть. Маленькая девочка в фуражке, граммар - наци, так сказать, например.

Гоголь кивнул головой, соглашаясь, и накрылся медвежьей шубой, покрываясь противным липким потом, наконец - то появившимся в знак скорого выздоровления. А Пушкин, медленно посасывая через соломинку  " Зубровку ", бомбил дальше строки из бессмертной  " Гаврилиады ", дрыгая егозливой короткой ногой :

- Но раз шумнул он  " Тилиграмом ",

Свой глас вводя в абцуг,

Став ещё глыбже заговнянным.

Е... ся в срак и терем - тюк !

- О - па, о - па, Америка, Европа, - предположил Гоголь, улыбаясь.

- Ну да, - донельзя довольный Пушкин заметил эту робкую улыбку и порадовался за себя. Прав был Давыдов, встретившийся утром на Невском. Прямо взял товарища за пуговицу вицмундира и потребовал катить к занемогшему простудой Гоголю, веселить и развлекать, потому как, и глянул строго маленький гусар в карие глаза поэта, такими людями не разбрасываются, много нас, а Гоголь - един в кучах. Как вся Россия. И прибавил сурово : " Бля ". Тут уж и Пушкину спорить не с руки, взял да и поехал, не успев захмелиться. Вот, веселит и развлекает. " Ай да Пушкин, - подумал поэт, стремительно нарезаясь  " Зубровкой ", - ай да сукин сын ".

- Ладно, - сбросил Гоголь шубу на пол, вставая, - иди спи, Пушкин, пьян ведь уже еси, того гляди начнешь буйствовать и требовать в употребление девицу крепостную лет осьми отроду.

- И буду ! - закричал уже никакой Пушкин, опасно пошатываясь.

- Во, - говорил Гоголь, разматывая кусачий шарф и складывая кусачий плед на диванчик, - уже и сидя шатаешься. А ну встать попробуй.

Пушкин решительно встал и тут же, зашатавшись, белея, упал вниз лицом на блистающий паркет Михайловского замка, где Гоголь и проживал со своей любовницей Дитой фон Тиз, знаменитой танцоркой и куртизанкой, а Дитушка с кем попало зажигать по - жизни не станет. Не у Пронькиных. Да и товарищ Лоськов магией тоненьких и кудрявых колдовски оборачивается невесткой самурая Дугласа, каких тоже нынче не делают. Было время, были люди, были зрелища, а теперь что, устаешь же ведь перелопачивать тонны навоза, пока отыщешь махонькую жемчужинку, имеющую анатомическое обыкновение прятаться у обыкновенных женщин и даже девочек меж ног. Найдешь и радуешься, прекрасно памятуя о длинном и красивом моей  лично Богини планеты Саркой, умеющей отравлять коалу глупостью не так уж и часто. Как Идойя Дуранте, к примеру.