Что такое сатира

— Сатира без политики, кукла Лена, это как порнофильм без эротики. Политика и только политика является предметом рассмотрением сатиры. В этом природа рассмотрения этого вида искусства.

— Слушаю тебя внимательнейшим образом и даже затаив дыхание. И всё ради того, чтобы ты не лапал меня, так как кастрюля на плите булькает.

— И снова Волочковская застольная, жалостливая. Исполняется сидя на горизонтальном шпагате. Мне этот жанр нравится, кукла Лена. Продолжай.

— Угу. «Нигде русских не любят больше, чем в Польше». Еще чего мне расскажешь? Ты, христопродавец, в запале своей вседозволенности и безнаказанности, по всей видимости не отдаешь себе отчёта в том, что я сейчас заплачу. Ты этого добиваешься?

— Только не это кукла Лена. У меня от твоих слез сразу давление поднимается. Лучше скажи мне, а кто такой человек и пароход по имени Федор Михайлович Моргенштерн?

— Морг дер Штейна зовут не Федор Михайлович, а, как минимум, Лев Николаевич. Если не все Соломон Абрамович Патологоанатом-Кумач. Так что сиди тихо пока и продолжай вспоминать своих израильских знакомых.

— Кукла Лена, ты чиста и наивна как ребенок (см. картинку над текстом)

— Боюсь, как бы твои галлюцинации на мой счет не перешли в судороги. Впрочем, ты прав. Потому что женщина, которой ты переводишь деньги на карточку «Мир» за то, что она с тобой спит, по-другому вести себя и не может.

— Кукла Лена, а я давно говорил, что тебя люблю?

— Последний раз — когда я ставила на плиту эту кастрюлю. А что, с тех пор что-то изменилось? Алма-Ата пала под натиском восставших (спросила я с тревогой в голосе)? Или, пока только беспорядки в этом городе достигли своего апогея. А может, просто, коллективный Запад снова захлебнулся в бессильной злобе?

Но, в любом случае, мне на это плевать. Для меня сейчас главное — чтобы ты меня не лапал пока плита включена. А то, как я посмотрю, твой еврейский национальный менталитет усиливают даже суровые погодные условия Крайнего Севера. Ты, своими незаконными умышленными преступными действиями сексуальной направленности, христопродавец, иногда просто доводишь меня до белого каления.

— Нет, кукла Лена, я бываю ветренен и легко меняю свое мнение только когда фабрикую бухгалтерские документы строгой отчетности. В вопросе же любви к тебе мои убеждения незыблемы и непоколебимы как Стена Плача.

Что же касается казахского народа — то он действительно зажрался. Чуть что — и начинает требовать снизить цены на продукты питания. Так Бог знает до чего докатится можно. В годы моей тревожной юности отрабатывать барщину на сельхоз-ниве ездила вся советская интеллигенция. И ничего, никто не роптал. Даже наоборот — верили в светлое будущее.

— Опять он наше светлое прошлое оболгал, ну надо же! Вот отправлю тебя на свалку истории в едином народном порыве — будешь знать.

— А как же моя любовь, кукла Лена? Второй раз об этом спрашиваю, обрати внимание.

— Угу. Прям хватается он за голову и впадает в отчаяние. А то я не благодарю тебя чисто по-женски за твои титанические усилия по поддержанию моей финансовой стабильности, можно подумать. Но ты же мне за эти деньги ни минуты покоя не лаешь!

Ну вот, опять сочетает он грубую силу с обещаниями мне финансовых поблажек, блин. Отпусти меня, кому сказала! И где только твоя еврейская робость, тактичность и интеллигентность. Учти, этим ты только подпитываешь моё народное негодование. Идущее от самого сердца.

— Я тебе ничего не обещал, кукла Лена, а только применил грубую силу. Не передергивай.

— Нашел он тут жеманную плаксу с пышным бюстом, надо же. Заруби на своем кривом носу — простые женщины из народа не принимают скулежа нуворишей.

— Я что я сказал невпопад, кукла Лена?

— А что, завтра мы на рынок не поедем? Выходной же день, и холодильник у меня уже пустой.

Ну ты сатирик!