Сексуальный стакан или Сексуальные рассказы

«Любовь должна быть доступна с такой же лёгкостью, как выпить стакан воды»

Александра Коллонтай

Вот уже вторую неделю я испытываю странное наваждение, поначалу неясно сформулированное, и лишенное рационального основания, но тем не менее, вызывавшее серьёзную настороженность. Дело в том, что моё внимание с подозрительной частотой стало приковываться к стакану. Стакан самый обыкновенный, гранённый, в какой наливают какао в школьных столовых. Но его идентичность прочим порождает только больше вопросов о причине моего интереса.

Честно сказать, наваждение продолжается и сейчас, пока пишу эти строки. Но в первые дни оно навевало жутковатые, почти пугающие опасения за благополучие моего психического здоровья. Благо, что теперь не переживаю.

Неоднократно я убирал стакан в шкаф, но, немного погодя, обратно вытаскивал, будучи не в силах противостоять обуревающим меня смутным переживаниям, что он запылился, или что случилось другое неведомое несчастье. Я брал его в руки, и... Не мог оторвать взгляда от этого житейского, и казалось бы, типичного бытового предмета. Я убрал все нагроможденные мелочи со стола и оставил только стакан. Словами не передать, по сколько раз на дню я с поводом и без повода заходил на кухню и останавливался напротив него, погруженный в далёкую, беспредметную тишину своего наваждения. Однако по-прежнему пребывая в страхе, что мой нездоровый интерес усилится и явит признаки патологии, я почти насильно сдвигался с места и спешил покинуть помещение кухни, неоднократно при этом оборачиваясь. Пробовал также отвлечься на сторонние темы. Но из-за внутреннего запрета смотреть на стакан ситуация становилась патовой. Мысль о нём непрестанно преследовала меня тем сильнее, чем больше я прилагал усилий выкинуть глупость из головы.

Так например, я пробовал отвлечься литературой. Название первой книги, спасительно попавшейся на глаза, было «Секретное оружие нацистов» из серии «Тайны ХХ века». Само собой, я знакомился с нею раньше, однако на этот раз при прочтении названия, первая мысль явила себя легким полетом фантазии о том, как рейх приветствовал стакан в человеческий рост, возвышавшийся на трибуне. Но я быстро забыл об этом, прочтя:

«Адольф Гитлер и Иосиф Сталин не учитывали, что огонь от авианалётов подойдет к английской столице».

Облегченно вздохнув, что нашел себе общественно одобряемый способ проводить время, я зачем-то произнёс вслух:

- Сталин не учитывал…К английской столице.

Я остановился. Что-то было не так. Словно в публичном месте, я явственно ощущал на затылке чьё-то пристальное внимание. Так и было. Обернувшись, я увидел через дверной проём, ведущий на кухню, стакан на чистом пустом столе - такой заигрывающий и хитро-таинственный. Я улыбнулся глупо, испытав нечто вроде смущения, но тут же одёрнул себя и вернулся к книге.

- Сталин к английской, - Снова подумалось. Эта фраза мне не давала покоя.

- Сталин к английской, ста-лин к анг-лийской. Ста-кан.

Я с раздражением бросил книгу.

Аналогичные случаи происходили со всем подряд – при просмотре новостной передачи я слышал о стараниях команды хоккеистов, которые одержали победу. Но я не испытывал за них радости, потому что в «стараниях команды» я слышал только стакан и немой упрёк в отсутствии собственной силы воли. Отводил взгляд от новостей, и видел старый кондиционер; возвращал взгляд, и наблюдал лотерею с шансом около ста к одному. Слушал  о судебном обязательстве приставов контролировать выплаты, при-ста-… стакан, стакан, повсюду стакан. Доходило до крайности. Я сказал себе: «Не думай об этом. Цель проста и конкретна». Конкретна. И здесь он был. Внимание пристально концентрировалось на стакане, и я чувствовал, что стопору нет конца. Приходилось с опаской произносить (и даже думать!) слова, боясь наткнуться в мыслях на такой гладкий, слегка помутневший предмет с узором потёртостей, словно стелющийся вдоль дороги утренний мокрый туман; наткнуться на мой предмет с неравномерно распределённым весом, тяготеющим к низу.

Я приходил в чувство уже на кухне, перед стаканом, держа его в руках и нежно поглаживая за донышко. Осознав действия, я искренне возмущался, как девушка от похабного комплимента, в бешенстве ставя стакан на место и с чувством, что не владею собой, стремительно покидал кухню с хлопком двери.

Стоит ли говорить, что неизбежно было скорое возвращение. Уже через минуту после яростного порыва я бережно и виновато осматривал стакан на предмет царапин и сколов, коря себя за импульсивное выражение бушевавшего чувства к предмету своей симпатии. При этом, сознавая симпатию, я ощущал, как наливался кровью и лучезарно сиял солнечный диск моего до краёв наполненного счастьем лица.

Примерно тогда, не заботясь уже, к чему приведёт увлечение, я полностью сдал позиции обороны своего разума, своих желаний и чувств, и отказался от притязаний на мысли о чём-либо еще, кроме, ясное дело, стакана. Больше не было попыток бороться со всеобъятной жаждой прильнуть губами (а то и всем телом) к прозрачному сосуду моей любви. Я представлял себя целиком в стакане, совершенно голым и множащим отражения в его гранях, как в лабиринте зеркал. Нежился от потенциальных холодных, стеклянных прикосновений объекта страсти к спине, к моим чреслам, к рукам и ногам. Меня не отторгала и не пугала его мнимая холодность, ведь я знал, что при должном старании и внимании к мелочам я смогу поделиться теплом, не пожалев на это действо усилий, времени и интенсивности телодвижений. Я грезил наяву, как облокочусь на него спиной изнутри, будучи размером с мизинец, на оборотной стороне стенки пустив конденсат, и начну приседать ритмично, обтираясь об него тазом и двигая телом то вниз, то вверх, а затем упрусь о противоположный внутренний край стакана ногами и поползу по нему к небесам, сокращаясь как гусеница, жук или сторонник паркурной школы; поползу навстречу зову природы, к манящей вершине душевной и физической половой экзальтации.

В те дни я сидел и мастурбировал, сидя напротив, глядя на него и в него часами - с упоением, с твердым знанием, что живу не напрасно. И даже сейчас, спустя время, когда пыл страсти немного утих и устаканился равномерно, я по-прежнему иногда краснею и смущенно отвожу взгляд, посмеиваясь в ладошку, когда замечаю через дверной проём, как неподвижно и трепетно он стоит на кухонном голом столе, спокойный и свободный от свойственных человеку варварских осуждений, кривотолков и предрассудков.

05.02.2022