Глава вторая. Приезд

Дневник сэра Эдварда

19 июля, суббота

Тетя встречала меня на крыльце. Первое, что я испытал, увидев ее - удивление. В последний раз, когда мы расставались, я был пятнадцатилетним мальчишкой, а она - строгой и взрослой женщиной. Сейчас я стал взрослым мужчиной, а она… осталась прежней. Теперь она не казалась мне строгой, и выглядела по-прежнему молодо. "Как ей это удалось?" - подумал я.

Мне была приготовлена чудесная комната с окнами в сад и довольно милая горничная, Мэри, светившаяся улыбкой и готовностью услужить. Ну… посмотрим.

Тетя Элинор предложила мне слегка отдохнуть и затем, до обеда, познакомиться со своими будущими подопечными.

Придя к себе в комнату, я уселся в кресло и стал размышлять о предстоящем знакомстве. Мы, Монсли, всегда тщательно планируем свои дела.

Я решил, что для начала придирчиво проинспектирую порядок в дортуарах и классных комнатах. О, я помню подобные инспекции в моей школе! Они всегда заканчивались поркой!

Если я найду непорядок, то обязательно назначу наказание, но сразу его исполнять не буду. Ожидание порки ничуть не легче ее самой! Кроме того, если позволит время, я произведу максимально тщательный телесный осмотр учеников, особенно учениц. И сфотографирую их, конечно… Очень детально.

Как-то незаметно я задремал и очнулся от голоса тетушки, спрашивающей из-за двери, все ли со мной в порядке.

Когда мы пришли в класс старших девочек, они готовили уроки. Я сразу заметил, что одна из них, рыжеволосая пухлянка, вставая, поспешно задвинула ящик стола, за которым сидела. О, я знал эти штучки! В ящике явно лежало что-то недозволенное! Я постарался сделать вид, что ничего не заметил.

После процедуры представления и знакомства с девушками (называть их "девочками" было бы, пожалуй, несколько поздновато) тетя покинула класс, оставив меня наедине с моими новыми подопечными.

Я приступил к реализации намеченного плана. Не спеша прошелся по комнате, заглянул в тетрадки, лежащие на столах, задавая незначащие вопросы, а потом, сменив тон, резко приказал всем встать и построиться у доски.

Ученицы встали вразнобой, не спеша и, недоуменно улыбаясь и пожимая плечами, потянулись к доске. Ничего, скоро все изменится!

Глядя на рыженькую девушку, ее звали Сюзан О'Греди, я подошел к ее столу и выдвинул ящик. Так и есть! Проницательность рода Монсли меня не подвела! В ящике лежала книга. Это был любовный роман с совершенно возмутительными и неприличными иллюстрациями! Совершенно неподобающее чтение для юной девицы! Девушки зашептались, а Сьюзи, в предчувствии неприятностей, покраснела. Она еще даже не подозревала, насколько серьезные неприятности ждут и ее и ее товарок!

Я продолжил осмотр, выдвигая ящики, открывая тумбы столов и просматривая лежащие там вещи. И что бы вы думали? Не нашлось ни одного стола, где не лежало бы что-то запретное! Губная помада, румяна, пудра, книги, в основном романы. А в одном столе я нашел пачку фотографий (да, фотографий, а не рисунков), на которых были изображены женщины и мужчины, занимающиеся тем, что приличные люди делают в темноте! Ну, если и не в темноте, то за закрытыми дверями…

Это была не классная комната, а подлинное гнездо разврата! Даже я не имел в своем распоряжении таких фотографий! До чего низко падает человек! Любое благое начинание, любой прогресс, он немедленно ставит на службу похоти и разврату! Прошло чуть больше двадцати лет после изобретения фотографии и вот уже…

Я немедленно отправил одну из девиц за тетей Элинор, а сам занялся остальными пятью. Ужасные фото лежали, как выяснилось, в столе Амелии Браун - высокой и не слишком красивой блондинки с большой средней частью тела. Я решил, что с ней я буду особенно строг.

В комнату вошла взволнованная тетя.

Я показал ей то, что нашел. Мне хотелось избавить хрупкую женскую психику от непристойных картинок и я упомянул о них вскользь, в числе прочего найденного. К моему удивлению, тетя очень ими заинтересовалась и, не смущаясь, пересмотрела все.

После небольшого совещания с тетей, я объявил девицам, что их ждет суровое наказание и сегодня они останутся без пищи. Сейчас же им следует пройти в большой зал, стать на колени на горох и, подняв юбки до пояса, стоять так до позднего вечера, когда им разрешено будет встать и проследовать в спальню. Вставать с колен и отлучаться из зала категорически запрещено под любым предлогом. Двери зала будут заперты. За поведением девушек будут наблюдать две служанки (сейчас они, по распоряжению тети, спешно готовили места для стояния на коленях).

Я был намерен тщательно осмотреть спальню и, возможно, найти там другие неподобающие вещи. Кроме того, тетя Элинор согласилась со мной, что следует (как я и планировал) произвести полный телесный осмотр девиц, включая установление их невинности. И сделать это должен я, что послужит дополнительным наказанием этим распущенным девкам. Лучше всего сделать это завтра, прямо с утра. Тогда же можно и наказать девиц.

После оглашения сурового приговора, мы с тетей проследовали в класс девушек благородного происхождения. Тут я больше смотрел на девиц, чем на то, что они прячут. Ведь одна из них, возможно, станет моей супругой. Это, знаете ли, не так просто!

Не скажу, что все девушки были красавицами, но молодость и свежесть придают миловидность любой. Рассмотреть фигурки девушек сколь-нибудь подробно, мне, к сожалению, не удалось - они сидели за столами, а повода заставить их встать и повернуться ко мне спиной не нашлось. Да я его особо и не искал - успею еще!

Все шестеро вели себя довольно скромно, старались даже лишний раз не поднимать на меня глаза. Одна из них, Дженнифер, миловидная голубоглазая русая девица каждый раз, когда я обращал на нее внимание, слегка краснела. Почему? Надо бы к ней присмотреться повнимательнее.

Кстати, в столах у девиц был относительный порядок. Конечно, придраться к чему-нибудь было можно, но зачем? Мы, Монсли, известны своей справедливостью. К тому же, мне предстояло серьезно заняться воспитанием тех распущенных девиц и вряд ли я смог бы уделить внимание еще и моим аристократкам. В конце концов, я не железный! Да и с Мэри хотелось познакомиться поближе. Слова из письма тети о ее умении и покорности меня весьма заинтересовали. Неужели моя Джуди уступает ей в чем-то?

Между тем, настало время обеда и мы с тетей покинули класс.

После обеда я зашел в кабинет мистера Кларка, которому предстояло на некоторое время стать моим. Да, это был настоящий мастер своего дела! Здесь было все, что необходимо для сложного процесса воспитания - ремни, широкие и узкие деревянные доски с рукоятками, прутья, трости… И, конечно, станки и приспособления для фиксации дисциплинируемых в любой позе.

Мне пришлось даже напрячь свой могучий разум (Монсли издавна славятся умом и сообразительностью), чтобы понять, как использовать все эти ремни, рычаги, застежки и прочее. Ну, да ладно, буду учиться на живой натуре! Прямо завтра и начну.

Я посидел в удобном кресле (пожалуй, даже у меня дома, в кабинете кресло не такое удобное, надо срочно выяснить, какой мастер его делал) и выкурил сигару, обдумывая, что мне делать с моими девицами-преступницами, которые вот уже часа три страдают, стоя коленями на горохе.

Дело было в том, что я порядком устал, да и виски тети Элинор, весьма неплохой, кстати, бодрости мне не добавил. А ведь надо еще осмотреть спальню и наказать девушек. Оставлять столь вопиющее нарушение дисциплины без подобающего воздействия никак не годилось.

С другой стороны, любой сознает, что перепороть и перепороть качественно, так, чтобы это запомнилось надолго, полдюжины половозрелых девиц - это труд и труд тяжелый… Поразмыслив, я решил, что сейчас пойду в спальню девушек. Особо стараться не буду, вряд ли они скрывают свои запретные или секретные вещи очень тщательно - никто, судя по классной комнате, за ними не смотрит. Если найду что-то вопиющее, придется, конечно, принимать срочные меры, если нет - примечу, где девицы прячут свои тайны и вернусь к их тайнам попозже, завтра или через несколько дней. В конце концов, воспитание должно быть непрерывным и всегда нужно иметь в запасе поводы для него…

В рассеянности задвигая и выдвигая многочисленные ящики стола, я обнаружил в одном из них тетрадь в сафьяновом переплете. Тетрадь имела длинное и витиеватое, в духе 18 века, назавние: "Записки Николаса Кларка, эсквайра, повествующие о правильном воспитании молодых девиц и юношей и необходимых для оного приемах и действиях". Решив, что читать довольно толстую тетрадь, к тому же - исписанную мелким и не слишком разборчивым почерком, сейчас, когда меня ждет серьезное дело, я взял ее с собой.  

Из богатейшего арсенала инструментов для порки я взял с собой только ротанговый прут - пожалуй, сегодня стоит ограничиться двумя ударами (хорошими, чувствительными ударами) по ягодицам каждой девки. И пусть рубцы от прута на задницах негодниц свербят всю ночь, не давая забыть о прегрешениях и о неизбежном за них воздаянии.

Сделать это стоит публично, прямо там, где они сейчас находятся. Основное наказание, розгами или ремнем, смотря по провинности, я решил выдать каждой завтра, прямо с утра, в этом кабинете. Заодно сфотографирую их ягодицы до и после порки и проведу полный осмотр.

Кстати, а стоит ли осматривать, когда представится случай, девиц из пансиона? Все-таки они из благородных семей, аристократки. Стоит! Порядок должен быть один для всех! Конечно, надо делать это тет-а-тет, соблюдая максимальную вежливость и осторожность. Я представил, как осматриваю эту стыдливую Дженнифер и ощутил некоторое возбуждение.

Помахивая прутом (рука должна привыкнуть к его весу!) я направился в спальню.

Как и ожидалось, особой крамолы не обнаружилось. Ну, легкий беспорядок, ну, разбросанное белье… Кстати, стоит июльская жара, а ночные рубашки девушек сшиты из плотного полотна! Да еще и длинные, до пят, судя по всему. В таких впору спать зимой, в мороз. Надо немедленно попросить тетю заменить рубашки. Сшить их из легкой ткани, короткие, ну, скажем, до середины бедер. Должны же мы заботиться о тех, кто нам поручен! Мы, Монсли, так воспитаны и я от этого не отступлю! Кстати, короткие рубашки облегчат и доступ к ягодичной части девиц, коль потребуется высечь их вечером или утром. Хорошо бы еще укоротить подолы платьев, но тетя вряд ли пойдет на это. Слишком неприлично.

Первое, что бросилось мне в глаза в полутьме большого зала - шесть больших светлых пятен у противоположной стены. Девицы стояли, выпятив попы и все время ерзали, шевелились. Поразмыслив, я понял, что горох, на котором они стояли, так сильно врезался несчастным в колени, что стоять неподвижно уже просто не было сил. Да еще, наверняка, каждая из них, после столько часов уже нестерпимо хотела посетить ватерклозет… Ну, ничего, за грехи надо страдать. Терпели, потерпят и еще.

Приказав сидящей в стороне горничной зажечь все лампы - я не собирался сечь в темноте, я прошел вдоль ряда выставленных задних частей, рассматривая их, после чего сообщил девушкам свое решение.

Коснувшись прутом ягодиц крайней слева девицы (это оказалась рыженькая О'Греди) я велел ей встать и выйти на середину зала. Остальным я велел распрямиться и стать лицом к середине зала.

Поначалу я намеревался раздеть девиц догола, но потом подумал, что все это раздевание, развязывание завязок и расстегивание крючков и пуговиц (вы же знаете, сколько этого добра у женского одеяния) займет слишком много времени и затянет процесс.

О'Греди с трудом распрямилась, стряхнула горох с колен (о, он оставил на них такие рельефные, вдавленные следы, что я невольно посочувствовал несчастной) и вышла на середину комнаты. Естественно, по своей женской хитрости, она сразу же одернула подол. Остальные девицы тут же последовали ее примеру. Но Монсли не обманешь! Строгим голосом я велел всем задрать юбки до пояса и держать их так, пока я не разрешу опустить.

О'Греди же должна была повернуться спиной к остальным и стать на четвереньки, не смыкая колен и протянув вперед руки.

Я опять прошел вдоль строя, любуясь плоскими животиками непослушных девиц и аккуратными треугольничками на их лобках и сожалея о том, что не взял камеру. Впрочем, в таком полумраке снимки вряд ли получились бы. Оставлю это на потом. Думаю, мне удастся найти повод раздеть девиц в парке, на ярком солнце…

Ну и, говоря прямо, не все животики были такими уж плоскими. Два из них явно свидетельствовали о том, что их хозяйки любят покушать и не отказывают себе в этом. Я уже было решил повернуть строй спинами (а точнее - попами) к себе и убедиться, что задние места девиц с хорошим аппетитом не уступают их животикам, но подумал, что смогу сделать это по ходу наказания.

Девицы стояли неподвижно, в гнетущей тишине, лишь слегка переминаясь с ноги на ногу. Я отвернулся от линии белых животов и бедер, занес прут и решительно и энергично (как Монсли делают всё) нанес первый удар.

Вообще-то, стоило ожидать, что наказываемая закричит. Уж я-то знаю, какую боль причиняет сильный удар ротангового прута по голой коже. Особенно, если эта кожа натянута, а попа выпячена. Увы, пришлось испытать… Но Сьюзи О'Греди только тихонько вздохнула. Удивительное самообладание!

Второй удар девушка тоже перенесла мужественно, лишь зашипев сквозь зубы от боли. Я уже размахнулся, чтобы ударить третий раз и, наконец, заставить эту упрямую девицу закричать, но вспомнил, что решил дать провинившимся только по два удара. И опустил прут. Жизненное правило Монсли, которого я стараюсь неукоснительно придерживаться: "Не меняй принятых решений на ходу".

Подойдя к девушке, я внимательно осмотрел ее заднюю часть. Два рубца отчетливо выступали на гладкой коже. Крови не было, но я и не стремился пороть до крови. Не в силах отказать себе в удовольствии, я провел рукой по пострадавшей попе. Сколько раз я мечтал ощутить рукой вот такие рубцы на заднице непокорной девки, рубцы, которые нанес ей я! И вот моя мечта исполнилась!

Невольно захотелось скользнуть ладонью между бедер девушки, ниже, но я себя остановил. Не время! Не стоит делать подобное на глазах остальных, даже при наказании должны соблюдаться элементарные правила пристойности! Вот в будущем, да хоть завтра, когда я буду пороть девиц в кабинете, один-на-один, можно позволить себе и большее…

Отправив Сьюзан к остальным, я подозвал следующую, черноволосую пухнянку. Ее звали, если не ошибаюсь, Поппи Уилсон. Поппи… Когда девица стала в ту же, столь удобную и для порки и для обозрения ее тайных прелестей, позу, я невольно отметил, что ее весьма развитая тыловая часть вполне соответствует имени.

До мужества, проявленного Сюзан, этой девушке была очень далеко. Она начала громко всхлипывать задолго до первого удара. Когда же на ее обширном (может быть даже - чересчур обширном) задике вспух первый рубец, всхлипывания перешли в рыдания. После второго удара, аккуратно расположившегося параллельно первому (нет, недаром я был старостой на старшем курсе колледжа и перепорол не один десяток худых мальчишеских задов!), Поппи, не дожидаясь разрешения, вскочила и стала тереть пострадавшее место, прыгая то на одной, то на второй ноге и громко крича.

Столь фундаментальная несдержанность, разумеется, повлекла за собой дополнительное наказание. Невыдержанной девице пришлось лечь на спину и подобрать бедра к животу. Эта позиция позволяла в полной мере обозреть ее интимные (и, я надеюсь, девственные) части тела. Однако, долго задерживаться на этом привлекательном, хотя и не совсем приличном зрелище, я не стал.

Непристойная поза дала мне возможность нанести удары по одной из самых болезненных зон ягодичной части: району нижней складки, что так рельефно подчеркивает округлость женских ягодиц. Наученная горьким уроком, Поппи Уилсон в этот раз осталась лежать на спине, горько рыдая, но не пытаясь даже потрогать пострадавшую часть тела.

Я не спеша провел рукой по ее мягкому заду, дрожащему от рыданий, слегка по нему пошлепал и, наконец, разрешил встать. Поппи, не переставая плакать, отправилась на место, а я продолжил свою работу. Нелегкую, прямо скажем, работу…

Пожалуй, я не буду сейчас описывать здесь все, тем более, что все эти более и менее пухлые и круглые попы уже сливаются друг с другом у меня в памяти. Было все. И плач, и мольбы о пощаде, и даже попытки вскочить и убежать от беспощадного прута.

А потом случилось неприятное и даже, прямо скажу, не совсем пристойное.

Последней в очереди оказалась Хлоя Дэвис, худенькая, некрасивая девица с большим носом. Она сильно дрожала, выходя на середину странной походкой, изо всех сил сжимая колени и глядя на меня умоляющим взглядом. Каюсь, я не понял причин происходящего. Проницательность Монсли в этот раз мне, увы, отказала и я решил, что Хлоя просто очень боится порки. И то сказать - видеть, как твоих подруг безжалостно и явно очень больно секут, слышать их крики и мольбы, ждать, когда подойдет твоя очередь - все это может лишить самообладания любого и любую. Я пару раз бывал в подобной ситуации, когда учился на младшем курсе и скажу прямо - справиться с собой и сохранить подобающее Монсли достоинство было очень трудно.

Пожалев бедную дурнушку, я решил, что дам ей два слабых удара - и закончу затянувшуюся экзекуцию. Формальный повод для подобного милосердия у меня был - Хлоя оказалась единственной девушкой, не нарушавшей порядок в классе и не имевшей ничего запретного у себя в столе. Так что в вину ей можно было поставить лишь то, что она не удержала подруг от дурных деяний. Завтра, видимо, я освободил бы ее от основного наказания вообще.

Дальнейшее оказалось для меня весьма неожиданным. Примериваясь перед первым ударом (напоминаю, что я решил не бить сильно), я провел прутом по выпяченным ягодицам, задев кончиком выставленную напоказ промежность. И тут Хлоя жалобно вскрикнула, а между ее расставленных бедер полилась толстая струя. Несчастная девица обмочилась, не в силах больше терпеть!

Я был порядком шокирован подобным недостойным актом, на который я никак не рассчитывал, но, с наблюдательностью Монсли, все же отметил для себя, что струя девицы значительно толще и интенсивнее струи мужчин. Дело в том, что до этого мне никогда не приходилось наблюдать женское мочеиспускание, да еще в столь откровенной позе.

Хлоя вскочила и бросилась к дверям. Я с трудом успел ее удержать у самого выхода. Девушка плакала и бессвязно говорила что такого позора она не переживет, ее жизнь кончена и остается только утопиться.

Ее подруги, не дожидаясь разрешения (ну, это я простил, я сам был растерян) подбежали к ней и стали успокаивать и утешать. Опасаясь неблагоприятных последствий, я приказал проводить несчастную девицу в лазарет и сам пошел туда.

В лазарете я распорядился дать мисс Дэвис успокоительное и до утра не спускать с нее глаз. Утром я хотел рассказать обо всем тете и решить, что можно предпринять. Скорее всего, придется срочно искать Хлое работу, а до этого - держать ее под наблюдением и отдельно от остальных девушек. Мне кажется, что стыд, перенесенный бедняжкой, будет постоянно вспоминаться ей, если она останется с подругами и ее душевная рана не пройдет. Я бы взял девушку к себе в имение (одной прислугой больше, одной меньше - какая разница?), но, боюсь, постоянные встречи со мной тоже не дадут ей забыть происшедшее.

Скажу прямо, такого исхода я не хотел. И я сам, в какой-то степени, виноват в нем. Урок мне - надо четче предвидеть последствия своих действий и распоряжений.

Можно, конечно, спросить меня - почему я так близко к сердцу принимаю проблемы какой-то девицы-простолюдинки? В конце концов, люди ее сословия черствы и грубы. Подумаешь, девка описалась, чтобы не сказать грубее, на глазах у подруг и мужчины. Она, вполне возможно, давно не девственна и Бог знает, что делала на глазах у мужчин и с мужчинами. Вполне возможно и даже весьма возможно. Но если это не так и девушка наложит на себя руки - ее смерть будет на моей совести. И даже не потому, что мои действия были бы причиной ее смерти, а потому, что я не захотел сделать ничего, что эту смерть бы предотвратило. Нет, я воспитан иначе. И даже не буду упоминать традиции Монсли.

В конце концов, я решил, что стоит пойти поговорить с тетей прямо сейчас. Не так уж поздно, она, скорее всего не спит.

Разговор прошел спокойно. Я, признаюсь, опасался услышать от нее упреки, но ничего подобного не произошло. Вообще, она отнеслась к происшествию гораздо спокойнее, чем я. Не знаю уж, почему. То ли у нее уже были подобные случаи, то ли просто по складу характера. Скорее всего, второе, потому что я расслышал, как она пробормотала фразу, явно не предназначенную для моих ушей: "Молодые девки - все писюхи". Надеюсь, что я расслышал неправильно и тетя сказала что-то другое. Такая грубая, простонародная сентенция абсолютно неприемлема в устах леди.

Ну, да ладно. Вопрос, скорее всего, решится. Тетя сказала, что у нее есть на примете семья, в которую ищут служанку, причем (тут она усмехнулась) служанка должна быть именно некрасивой. Дело в том, что глава семьи, как это принято называть, большой жизнелюб и не оставляет без своего специфического внимания ни одной девушки-прислуги, а его жена старается не давать мужу повода для очередной измены. Хлоя завтра будет отправлена туда.

Прощаясь, тетя сказала странную фразу. Уж не знаю, гордиться мне или обижаться. "А ты, похоже, лучше, чем я думала…"

А теперь - спать. Я порядком устал сегодня. Правда, есть еще Мэри… Нельзя же оставить девушку без внимания, тем более в первый день. О, как тяжек долг благородного человека! Ничего не поделаешь. Надо!