1. Рассказ. Хепполинна и Марта. ЭроНЭП. Глава-1 или Лесби рассказы

АНТОН Талан.

ХЕППОЛИННА И МАРТА.

(ЭроНЭП)

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

ЯМАЙКА.

1-1

Пётр ехал в метро. Напротив него стояли две стройняшки:

Одна была рыжая, и другая.

Он спросил что-то у одной – у той, чьё лицо и руки были в веснушках.

– Я Хепполинна, ответила она и придвинувшись потрепала Петра за шевелюру. Она поднырнула к нему под руку и прижалась, обняв за талию.

А это Марта. Мы – дУухи!

Ты хотел бы с нами секса?

Да? Только мы заберём, заберём, заберём.... – Эхом отдавались в голове Петра шёпот Хепполинны, – …Тогда тебя из этой жизни.

Останутся пальто и ботинки!

Согласен? Можем прямо сейчас. – Марта тоже поднырнула Петру с другой стороны, под левую руку и обе стали целовать его в шею и щёки, соперничая за его губы и вертя его головой каждая к себе, как кукольной.

– Ты можешь потрогать меня здесь вот. – Сказала Хепполинна, и завладев его ладонью, стиснула её бёдрами под пальто, а сама ухватила ручками его за шею и щёки и принялась целовать непрерывно в глаза и нос, и в губы взасос.

– И меня… – Скромно примкнула Марта ... И стиснула где-то у себя внизу вторую ладонь.

Его овевало ветерком и щекотало уши шелестом девичьих смешков. Пётр огляделся. Вокруг были цветы, большей частью ромашки, – куда не кинешь взгляд. Они лежали на ярком лугу в траве.

– Постойте, я куда–то ж ехал?! Где мы? – Пётр нашёл себя совершенно голым.

Худенькое веснушчатое тельце Хепполинны обвилось кольцами вокруг его белого мускулистого торса и вокруг шеи и ног.

Она сплелась с его левой рукой, щекотала его оранжевыми спиральными локонами и поедала хищными, выпуклыми, зелёно-змеиными глазами.

Чуть крупнее и… – тоже рыжая! – Марточка лежала на спине рядом. Поднятые коленки её подпирали голубое с рябью небо. А куполки белых грудей с оранжевыми незрелыми вишенками сосочков вздрагивали при каждом вдохе.

Пётр с аппетитом косился на них, но двигаться не хотелось.

– Мы отнесли тебя в наше любимое место – ромашковое поле.

– А где одежда?

– Тут в одежде никак нельзя! – Сюда только в естестве, – Улыбнулась мечтательно Марта и, обвернув его собой справа, укусила за губу….

Пётр очнулся в электричке метро. Тёмные тусклые огни города мелькали над стеной с проводами. Где это Я опять? Он легонько хлопнул себя ладонями по груди. Пальто было на месте.

Духи дрыхли у него на плечах с обеих сторон.

Тпруу, бред!... Давай по–порядку!

1-2

Пётр – учитель. Он – ботаник, преподаёт ботанику. Частный колледж. Школьные Девицы вздыхают. Преподши – коллеги – воротят нос.

Пётр худощав и не спортивен. Просто – не в коня корм. На голове вечно шляпа с полями на плечах – длинный плащ . Мечтатель, романтик и растяпа.

Нет!

Пётр – качок и сноб. Полосатый костюм, блестящие ботинки и галстук.

Да, нет же! Пётр – артист! Ну, да, – полно! Какая разница!

Давай будем разбираться с местностью. Метро где? В Москве? В Ленинграде?

В Новосибирске?

И это не важно!...

Она посмотрела на него ласково и взгляд её нежно помутился.

Она встала со стула и обойдя сзади обняла его за шею.

– Мы должны закончить этот сценарий как можно быстрее.

Он взял её бережно у локотков и повернув голову максимально вверх нашёл губы.

Она сползла винтовым движением ему на колени. Халат распахнулся и сомкнутые веснушчатые бёдра раскинулись пропуская его широкую длань к мягкой парнОй середине. Мякоть влажных лепестков ставила точку в намерениях о рабочем продолжении вечера.

1-3

Занавес распахнулся и новая картина предстала зрителям.

– Надо уходить! – кричал он!

Мне только что позвонили! Скорее! Некогда одеваться! Землетрясение возбудит волну и она накроет весь берег! Нас ждёт вертолёт! Водитель – в машине!

Они выскочили в сумрачный день под небо, затянутое облаками. Всё вокруг было не похоже на Ямайку. Воздух набух влагой, как губы любовницы и океан грозил утопить их приливом неминуемого оргазма. Пальмы гнуло и выпрямляло магией Вуду Ветра.

Они пронеслись по почти пустынным улицам заспанного города на окраину, – туда, где уже трепыхал наращивая обороты винтокрылый зуммер. Придерживая полы непокорного халата, она приняла руку пилота и обернулась в проём ловя его взгляд. Но Говард с низко опущенной головой, придерживая одной рукой шляпу, шагал по трапу – делово выбирал место для опоры ноги. Он, вдруг, вскинул лицо, словно почувствовав…, отрешённо насквозь взглянул ей в глаза.

– Теперь хорошо. - Сказал он словно сам себе и скинул шляпу на стол перед собой.

– Отчаливаем! – Приказал он капитану, и усадив её у овального окна, хлопнулся рядом.

Рокот оборотов сгустился и, всклокотав как гортанный рык монстра, прополоскавшего горло, превратился в монотонный гул.

Бетонный стол аэродрома накренился, и закачавшись, уплыл вниз широкой амплитудой, как брошенный с высоты лист металла.

Порывы Ветра сдували вертолёт, бросая его из стороны в сторону.

Стрекоза трепыхалась, вертела длинным туловом, и замирая и подставляясь к ветру то одним боком, то – другим, выстраивала и направляла своё тело по курсу.

Их ждал зафрахтованный лайнер, чтобы унести подальше от природной катастрофы.

Она вернулась из-за шторы в салон переодетая и тихо откинув голову ждала пока вертолёт подстроится на курс и утвердится к цели.

Говард напряжённо вглядывался в сероту облаков.

Какой будет его новый фильм?

Ему вспомнился сон о Петре и рыжих духах… Для чего этот отрывок? Что он может означать в его жизни?

Что его жизнь сегодня?

Что делать с Юлией? Он уже не интересуется ей так как пять лет назад, когда она появилась в поле его зрения: молодая сценаристка на практике….

1-4

Ты видел нас голыми в нашем любимом месте. Ты наш! Мы ещё придём… И Хепполинна растворилась на его плече потерявшись в бликах стёкол черноте городской московской ночи. Он повернулся: Марта – тоже исчезала ….

Пётр поправил широкую модную шляпу. Его серо-полосатая тройка под кашемировым пальто, поблёскивала шиком. На золотых Breget обозначилась полночь. Пётр слегка качнул кистью руки и блики побежали вокруг выпуклой линзы хрусталя циферблата по золотому полированному ободу. Золотое и хрупкое сердце турбиллиона бешено молотило в круглом оконце. Луна показалась тонким месяцем над чернотой и сыпанула вокруг себя искрами золотых звёзд как веснушки рыжей Хепполинны…

Пётр смотрел в окно. Замелькали знакомые здания. Ему выходить.

1-5

Он щёлкнул замком двери и свет в холле пентхауса зажёгся. Москва-Река струилась широким куинжеевским трактом меж высоких, наклонных набережных потоками тысячей юрких змееек внизу и тысячи глазок на её искрящейся световыми дорожками поверхности завораживали его своим мерцанием.

Пётр обернулся в гостиную оставив сплошную стену стекла от пола до потолка за спиной. Надо переодеться и принять в душ.

Сегодня был суматошный день. Спектакль не удался. А может быть он придирается? Девушки старались. Особенно Ольга! Её острые колени и длинные бёдра так игривы. Он не сможет устоять если она нажмёт. А она дала понять, что нажмёт! Как только он подпустит её или потеряет бдительность и останется с ней тет-а-тет….

Почему он сегодня поехал на метро? Так хотелось. ДУухи были наяву или они – плод его воображения? Пусть пока это тайна!...

1-6

Говард скосив глаза посмотрел на Юлию. Надо было воспользоваться её голостью пока ещё она была в чём мать. Теперь не интересно. Или?...

Он сходил за бокалами к бару. Стюардесс не брали. Только пилоты.

Надо снять накал. Огромная Волна всё дальше. Будничность опять принимала их в свои объятия. Переживут ли они её? Всё кончено! Труднее всего – не стихия!

Юлия сидела с откинутой головой. Её тонкий профиль, веснушчатое лицо и тонкая, белая, длинная шея, изогнутая и завершённая выставленным кверху острым подбородком манила к действию.

Говард наполнил бокалы. Янтарная жидкость обволокла торосы кубиков льда.

Напиток жёг и, падая, горячил пищевод. Говард прикоснулся губам к дуге шеи Юлии.

Она очнулась, открыла глаза и проскользила тонкими пальцами ему по брюкам.

Говард хлопком погасил свет и впился ей в изгиб у основания плеча и шеи.

Юлия погрузила горячую руку в теплоту его промежности…. Говард скинул овал широкого выреза тонкой блузы и целовал её в плечо, потом в основание груди…

Она подняла руки и он сбросил с неё верх, оголив торс. Взвесил и сжал выпуклости грудей в ладонях.

Юлия наклонилась, притягивая его освобождённое острие себе ко рту….

Вертолёт плавно покачивало… Или это у него в голове туман и ритм движений.

Она раскинула икры над поручнями откинутого кресла, а он, полулёжа, упивался соитием.

Каждый раз одно!

Она похожа на перечный клубничный прозрачно-розовый джем! Так же сладка и горяча! Кожу жарко кололо иголочками наслаждения. Нет, она ещё нравится ему. Он просто не в силах противостоять её горячительной с пузырьками шипучей усладе! Именно за это и притянул к себе. И не отпускает. Она… А что она? Наверное  – то же!

Вдруг вертолёт сильно тряхнуло и завертело. Говард ухватился за оголовник сиденья Юлии, над которым нависал. Но тут фюзеляж клюнул вниз и его оторвало и кинуло назад! Он вылетел в проход и, прокатившись по ковру на спине, ударился головой о дверь пилотов.

Вертолёт выписывал хвостом спираль падая в бездну.

Говард ухватился за что-то за головой и подтянул себя к люку двери.

Юлия лежала в проходе, пытаясь подняться. Её мотало и катало, сильно ударяя о ножки кресел.

Говард потянулся к стойке с парашютами. Выдернул рюкзак, накинул за спину и защёлкнул перед собой ремни. Он схватил Юлию за кисть протянутой к нему руки и, подтянув, проделал с ней то же.

Защёлкнув ремни парашютного ранца на её голом торсе он с трудом шатаясь встал навалился на дверь и увидел близко лунную рябь поверхности океана.

Сорвав рукоятку, он схватил Юлию за лямку притянул к себе и вытолкнув створку двери выбросил себя и её в черноту и вихрь потоков. Рванув на Юлии кольцо, он то же успел сделать на себе. Купол едва не втянул их под винт! Юлию унесло в сторону он видел её, болтающуюся под белым дольковатым бутоном астры парашюта!

Вертолёт рявкнул винтом о воду и, повалившись на бок, затонул под волной почти мгновенно.

Вслед за вертолётом – он. Холодный океан больно резанул ледяной поверхностью по коже и обжёг глаза солью.

Говард стряхнул стропы сбросил рюкзак и балансируя на поверхности, силился приподняться над волнами.

Вот мелькнул лоскут парашюта Юлии! Или это пена гребня?

В лицо плеснула волна. Говард закашлялся, ухватив солёную порцию «огурца» в глотку. Погрёб наугад. Надо найти Юлию!...

Более он её никогда не видел. Канула.

Сгустившаяся темнота раскачивала его на своей груди как негритянская дива. Он не волновался. Странным спокойствием залило тело.

Здесь – в непроглядности черноты ожидал он света на горизонте.

Может быть это и есть жизнь после смерти?

1-7

Хепполинна парила над ним то взмывая, то опускаясь. Её большие прозрачные крылья просвечивали и искрились на солнце. Стояло полное безветрие, если не считать потоков достигающих его тела от взмахов лопастей. Порции воздуха омывали его разгорячённое от солнца кожу и приятно щекотали. Пахло травой и землёй. Накатами вместе с волнами ветра к нему доносился стрёкот насекомой братии. То затихали, то возрастали звуки жаркой волной обдавали Петра так же как и струи порций ветерка.

–  Ты нас видишь? Мы скучали по тебе. – Услышал Пётр. И, повернувшись увидел пушистоглазую тонкотелую Марточку.   Она лежала на животе и придвинувшись личиком к его лицу дышала ему в щёку. Он протянул к её головке руку и взяв за шею поцеловал в губы. Она змеино извернулась и накрыла его грудбю и потом – узким, тонким телом.

Крылья, прозрачные и такие же большие как у Хепполинны поигрывали у неё над головой.

Марта играла с ним переваливалась с боку на бок и ёрзала по мускулам. Она обняла его за головой за шею и впилась губами в губы.

–  Как хорош! Почему ты приходишь к нам только днём? Любишь луговую траву и солнышко?

Мы скучаем по вечерам. Скажи, Хеппо? Он такой пригожий! Весь гладкий! Мы привыкли к тебе и совсем ручные теперь.

Помнишь ты тонул в океане?

Мы тогда встретились в первый раз. Но это была твоя другая жизнь! Помнишь!? Помнишь? Хеппочка, он совсем ничего не знает по это? Ты была права!

Какие кудряшки! – Она провела прохладной невесомой ручкой по горячему лбу Петра и снова окунулась губками в его губы. –  Так бы и съела!

Хепполинна то подлетала, то отлетала омахивая его сестру опахалами крыл.

Она молча улыбалась загадочно. Ей нравилось что-то в этом моменте.

Пётр гладил бока и спину марты, пошлёпывал слегка под ягодицы и вообще просто наслаждался моментом. Грудки. Две щекотные остренькие мягкие как кисточки, они выглаживали поверхность панцырей его накаченных грудных мышц.

– О чём это они? Почему я опять здесь? – Лениво размышлял Пётр придаваясь неге и спокойствию безделия.

1-8

Раскачиваясь в чёрных волнах… Говард думал о Юлии о бренности в конце и начале.

– Вот такой поворот. Вода неизбежна! Так или иначе в воде они должны были оказаться.

Этот мир чёрного плотного колыхания рано или поздно настигает каждого из нас. И погружённые в землю телом мы принимаем воду и соки, и вес земли, чтобы потом выскользнуть светлой тенью сквозь зёрна почвы и воскуриться дымом над парами трав вместе с туманом раствориться в атмосфере, стать воздухом, шерохом листьев, щебетом птиц и зудом оводов и дрынью кузнечиков и хлопками крыльев махаоньих.

Надо вернуться на землю кем-то ещё – думаем мы – и  с заворогом ждём отлива вод, чтобы выплеснуться на берег новой рыбиной этого мира, чтобы всё забыть в одночасье и поняв это вдруг заорать, истошно хватая воздух обезвоженными альвеолами лёгких и новыми ручёнками нового тельца. Всё опять! Заворожённый миром зырит новыми зенками в бытие. Как же хорошо!

1-9

Пётр перевернулся о распластал Марту на длани земли. Как же хороша способность прикасаться к сути через телесное! Щекотки всех оттенков, искры брызг солнечных и выпуклости капель глаз в берегах поросших порослью ресниц. И отраженье света в пластинчатых окулярах вокруг линз глубин!

Вот дрогнула поверхность мирозданья в поверхности капель отразясь и изогнувшись!

Вся уместилась!

Вот облачные клочки плывут по заводи.

Дыхание горячее губ и языка улиточная влага…

Он выскользнул опять и вот вернулся! Как мило игрище как бесконечность свята! Всё превращается одно из одного – тепло  любовное или тепло светила!

Что вам милей?....

***