Запретные туфельки. Из книги Лизать туфельки

Работала она домохозяйкой и по совместительству мамой своих

четверых детей. Познакомились в фотопункте, где получала фотки,

слово за слово, я тогда увлекался Лазаревым, его "Диагностикой

кармы", на которую меня вывел брат Павел, поэтому посыпались

вопросы, взахлёб, ей было мало ответов, надо было уже уходить,

но она что-то ещё спрашивала, предложила встретиться, чтобы

договорить, до-вопросить, ей очень надо помочь разобраться в

своей жизни, но только придёт с собакой, можно?

Я в прошлый раз отказал во встрече в старинном парке одной даме,

которая хотела прийти с овчаркой. И не потому, что не люблю собак,

я сам вырос в собачьем краю, в тайге, среди охотничьих лаек, а

потом, постарше, рос среди овчарок на пограничной заставе. Но во

время свидания с женщиной собака будет лезть, лизаться или наоборот,

вести себя насторожённо, вносить напряжение, ненужное отвлечение...

Помню, как с Ликой было, кот её по имени Бегемот всегда в ноги лез

и повыше, как только придвигаешься к ней, будто ревниво оберегал

свою хозяйку...

Оказалось, в этот раз чёрный дог. Философ, наподобие египетского

Сфинкса - сидит и смотрит вдаль. С собакой, понятно, отпускают...

Дети, муж... Сказала мне, что муж обо мне знает, потом я приходил

к ним домой, разговаривал и с мужем, он меня как бы тестировал,

что я там такого знаю эзотерического, но я просто рассказывал о

книгах Лазарева, о своём скептическом отношении ко многим моментам,

но наталкивающих на собственные выводы во взаимоотношениях между

людьми и миром, он строго глядя на меня, привыкший к тому, что он

самый умный "кузнец" в своём министерстве, чем-то похож был на

Дзержинского в исполнении Михаила Козакова, только без бородки.

Тот батл за столом оказался первым моментом обострения, потом

произошли и другие моменты: избиение её, своей супруги, мольбы

о прощении, угрозы мне по телефону, что оторвёт мне башку, потом

нападение, перелом носа, следователь... Дочь Лялька вступалась,

называя меня отчимом, говоря, что я ей лучше родного отца, а

отец её не понимает...

Но это было потом, а сейчас мы просто сидели на высоком берегу

над Москва-рекой, в Коломенском, Она что-то спрашивала, я не сразу

отвечал, подолгу смотря вместе с догом по имени Борман вдаль на

проплывающие пароходы. Она всё говорила, говорила... Иногда ловил

взгляд её чёрно-непроницаемых глаз...

«Бурятка», - сказал про неё один художник. Да, кругловатое лицо,

но глаза не узкие, хотя мне именно узкоглазки очень нравятся. А

вот волосы, да, как конская грива из прямых пружинных игл, цвета

чёрной меди, сейчас они коротко подстрижены, под мальчика.

Над верхней губой родинка, справа. Не красится, без помады много лет.

В клетчатой голубой рубашке и джинсах. Стать и движения бывшей балерины,  

но фигура потяжелее, хотя стройность, скрытая мальчиковой одеждой,  

великолепна. Античная женщина. Тот художник сказал про неё на одной

выставке: танцовщица, сразу видно... Терпсихора...

Когда она стоит, сидит и лежит - ровно, стройно, а двигается как

большая кошка, грациозно. Тот художник: какая нога, какие икры, как

двигается, как переливается её подтянутый и немного выпуклый живот

под платьем.

Я ему: ты уж не лезь под платье.

Он: я же просто как художник.

Но она не просто танцовщицей оказалась, это был какой-то гипнотический

животный уровень...

А так... Необычная манера общаться. Немного философии, шизотерики,

свои странные стихотворные строчки, я бы назвал этот стиль - рок-поэзия.

Очень вежливая, учтивая, сказала: я уважаю ЛЮБОЕ ваше мнение и действие,

даже если под столом будете валяться мертвецки пьяный и облевавшийся, я

не изменю своего мнения, я вас отмою.

В остальном абсолютно нормальное поведение одинокой женщины, хотя

есть муж и четверо детей. Я поняла, говорит, что зря вышла замуж, но было

уже поздно. Просто я хотела сбежать от матери, она меня очень строго держала,

хотя и интеллигентно, а я была очень учтивой и послушной, не могла ей слова

поперёк сказать.

Мужу потом – тоже. Он у меня работает в министерстве, ничем не хуже

мамы в своей строгости и правилах. А теперь я будто в раю, девчонка

в саду твоего эдема, так себя ощущаю. Могу в твоём мире резвиться,

царапая коленки, не боясь осуждения и строгих тырканий, я распускаюсь

как цветок и стану совсем распущенной, хочу этого!

А потом однажды вечером в её скромной и чистой комнате, куда просто

силой за руку притащила меня, решительно и уверенно, включила музыку,

«на-на-на» - пела бельгийская певица Вайя Кон Диос...

И начался удивительный животно-космический танец. Никакого балета.

Она втягивала живот, сгибалась почти конвульсивно, отросшие по моей

просьбе волосы падали на лицо, руки плавно полукольцом расходились

в стороны, в этом жесте я узнавал всё же что-то балетное или из древних

замковых танцев, коленка одной ноги шла вверх, руки обхватывали коленку,

лоб прижимался к ней, накрывая гривой чёрных конских волос… и – врыв,

взрыв жестов и эмоций, она будто подлетала вверх, раскрыв, разбросав

руки в стороны, развернувшись, раскрывшись морской звездой… затрепетав

этими кончиками, а живот наподобие переливов танцовщицы живота начал

играть волнами...

Ритмы песни так тонко отслеживались, отрабатывались движениями

обезумевшей фигуры, жестами, и в этом было столько животного,

от древних неистовых самок у костра, и столько космического

до самых глубин вселенной, что разум начинал мутиться, будто

от выпитого странного чёрно-медного, непонятного вина…

И начинался уму непостижимый ритуал. Она неистовствовала и

неистовствовала, заводила все внутренние глубины и кипение.

Хотелось подстелиться под её туфельки, к которым она особенно

трепетно относилась, это именно из-за таких туфелек она сбежала

когда-то в юности от матери. Потому что та не купила ей их, а

купила какие-то тупоносые, как у старой училки. Обида осталась.

И пришлось купить эти туфли гораздо позже, когда вышла замуж,

но так ни разу и не надела их, пока дети не выросли. Как-то

они сказали ей удивлённо, когда она однажды сменила клетчатую

рубашку и джинсы на платье, чтобы пойти с мужем на какой-то вечер:

«мама, так ты, оказывается, тётя…» Она чуть не сдохла, чуть не

захлебнулась внутренним всхлипом, но сумела сдержать себя… А туфли

эти он ей тоже не рекомендовал, будешь как б... среди приличных людей...

Пришлось надеть "приличные"...

А теперь танцевала, танцевала. А я так любил, так любил танцы…

И вот она танцует уже сверху, я почти потерял ощущение реальности,

выстелился на полу,   прошу её не бояться наступать на меня каблучками

своих туфелек, я тренированный, как железный дровосек, так меня зовут

многие - железный Джон… И действительно, моё тело в такие моменты

становится как непробиваемая автомобильная шина. Крепче топорщащегося

члена. И только несколько кровавых бороздок между ребёр от скользнувших

каблучков…

А потом она упала на него. И танец продолжился… Уже лёжа...

Иногда замирала, прямо как в разговоре, заметно дольше ожидаемого,

обтекала его приятной тяжестью. Потом просила ещё и ещё, продолжать

и продолжать, посильнее... посильнее… И закричала, матом: "е... меня!

е... ииииииии!!!

И он чувствовал себя каким-то вырвавшимся из рук отбойным

молотком, на котором работал когда-то раньше в горах Лондоко, добывая

мрамор для метро… И теперь, проходя в метро, иногда поглаживал какую-нибудь

плиту… Где-то здесь и моя...

...

А когда она вернулась с космодрома Плесецк, когда вошла… Когда на него

напала эта самая непонятная Сущность… Другой стороны зверя... И когда она,

теряя лоскуты своей шкуры, убегала, а он неделю её искал потом везде…

И когда осознал, что ВСЁ кончилось, вся вселенная сгорела дотла, чёрные звёзды

осыпались, тогда за грудиной что-то вскипело и начали лопаться сосуды…

...