Заголовок
Текст сообщения
Борис Родоман
ПО МЕЩЁРЕ С РОДСТВЕННИЦЕЙ ЕСЕНИНА
В 1982 г. мой друг, большой интеллектуал Володя Каганский познакомил меня с некоей Наташей. Она работала на телевидении и получила от коллеги прозвище TV-Nate (тивинэйт). Я, как обычно, взыграл душой и телом и провернул с новенькой девушкой стандартную романтическую прогулку вдвоём от платформы Подосинки вдоль реки Нерской, а через некоторое время направился с ней в многодневный поход по Рязанской Мещёре.
Нас чуть ли не на автовокзале настиг Володя Канюков, прораб-строитель, организатор многих коллективных мероприятий, и неожиданно всучил мне ещё одну девушку, совершенно не знакомую. Имени её не помню, назову Татьяной. Тем самым хрупкая мечта побыть наедине с Наташей была сразу же разбита, но прекрасный ландшафт от этого никуда не делся; возможность подарить его спутницам оставалась. Татьяна была высокой и худой, в отличие от Наташи, невысокой и более кругленькой. Мы вышли из автобуса в Спас-Клепиках и направились на юг, вдоль реки Пры.
Наташа сказала, что она – потомок близких родственников Сергея Есенина. Это меня вдохновило. Ведь мы и шли по знаменитым есенинским местам, в сторону его родного села.
На фоне и лоне сельской природы телевизионная Наташа расчувствовалась: хорошо бы покинуть Москву, жить в деревне с простым русским народом, отдохнуть от крикливых евреев. Стать простой деревенской женщиной, доить коров, продавать творог. И даже сама ощущала себя коровой.
– Мне кажется, что я сейчас отелюсь!
В конце ХХ века в дальнем Подмосковье ещё водились круглогодичные местные жители, встречалась даже молодёжь. Наташину духовную коровью охоту словно телепатически почуял потенциальный осеменитель. Им оказался натуральный абориген, местный молодой тракторист, распахивавший тут свою колхозно-совхозную ниву. Он к нам приклеился ещё в обед, но не покинул и вечером. Имени его не помню, назову Сергеем. Он бросил свою работу и, не имея никаких вещей и припасов, потащился с нами в многодневный поход.
Наташа и Сергей трахались ночью в лесной чаще, а я и Татьяна притворялись спящими по бокам палатки и терпеливо ждали, пока партнёры кончат и завалятся между нами. Сергей клал Наташу между собой и Татьяной, а я, как обычно, лежал на левой стороне палатки, на правом боку, спиной к народу.
На следующий день мы пересекали лесной массив между рекой Прой и шоссе Рязань – Спас-Клепики. Мещёрская дорога коварная, странно извилистая, обходит болото, но с непривычки кажется, что мы заблудились, идём не туда, и доверие ко мне исчезает, возникают споры. Всё же вышли на шоссе, как намечалось. В полной темноте в кузове попутной автомашины-хлебовозки нас привезли в Солотчу. Задерживаться там не стали, никаких до100прим не осматривали, а сразу пошли через широченную окскую пойму, терзавшую меня тревогой: как мы переправимся через реку? Но лодка нашлась, и мы благополучно переночевали в деревне, в избе у местных жителей.
Утром Татьяна нас покинула, и больше я её никогда не видел. Мы трое продолжили путь в сторону села Константинова – родины великого поэта. Но прежде, чем туда явиться, Наташа пожелала посетить своё родовое имение, поклониться могилам предков. Вплотную к усадьбе Наташа меня и Сергея не подпустила, дабы побыть со своими ощу-щениями без свидетелей. Она нас оставила не надолго в красно-ржавом покосившемся павильоне автобусной остановки.
Сергей сказал, что он, слесарь и сварщик, мог бы построить такой павильон, и гораздо лучше. Слегка уязвил меня, городского интеллигента-паразита, якобы не способного к плодотворному физисиському труду. Но такое мнение несправедливо. Я и Володя Канюков вместе построили фюзеляж для дельтаплана. Я овладел немного слесарным мастерством, делал даже болты. В 1986 г., на третьем или четвёртом полёте Володя Канюков грохнулся насмерть, оставив сиротеть двух вдов и одну маленькую дочь.
И со столярным делом у меня отношения хорошие. После въезда в новую квартиру в 2000 г. я оборудовал без всяких помощников много стеллажей, шкафов и ящиков, всего 68 (шестьдесят восемь!) полок.
От Константинова мы отошли за реку и поставили палатку кое-как, без костра и кухни, перекусили сухомяткой. Сергей и Наташа выпили поллитровую бутылку «вермута» (бормотухи) (19 градусов) из местного магазина. Удовлетворив Наташу, Сергей приблизился ко мне.
– Что, если я тебя сейчас зарежу?
– Ну, я надеюсь, ты этого не сделаешь.
Наташа была на родине Есенина впервые, но посетить его дом-музей (избу) наотрез отказалась.
– Как, почему?! Ты же его родственница!
– А вот не хочу, и всё!
Я отделился от «друзей» и без них прошёл экскурсионный конвейер. (Не в первый раз здесь, конечно). Музей-заповедник – отгороженная часть сохранённой натуральной деревни, а вокруг – современные постройки.
Мы пообедали в ресторане. Денег у моих спутников не было. Они взяли у меня взаймы 10 (десять) рублей. Сумма, по тем временам, не малая. В наши дни (2023-й г.) это может быть и 10 тыс. р., и даже больше, по некоторым товарам и услугам. (Скажу, забегая вперёд, что деньги эти были мне возвращены, т. е. переданы через кого-то от Наташи, в Москве своевременно).
После обеда я объявил своим спутникам, что их покидаю. Меня уговаривали остаться, а Наташа изобразила даже некоторую грусть, но я был не по кол ебим.
Воспользовался катером-теплоходом. В Рязани, как дурак, метался между двумя железнодорожными вокзалами, расположенными поблизости. Из Рязани-Второй отбыл поездом дальнего следования. В почти безлюдном плацкартном вагоне меня допрашивала милиция: кто я такой, зачем еду в Москву. В СССР опять шёл какой-то международный фестиваль или даже Олимпиада. Из столицы повыгоняли бомжей и нищих.
Абсурдное путешествие длилось для меня только четыре дня брутто, или три ночи нетто, но впечатлений и воспоминаний хватило на всю оставшуюся жизнь. Главным же результатом стало следующее стихотворение.
Борис Родоман
Н А Р О Д О Л Ю Б К А
От Пушкина до Герцена –
В любые времена
Была интеллигенция
В народ свой влюблена.
Игорь Кобздёв
Мне кажется, что я сейчас отелюсь.
Наташа из ТВ
Тропинка над берегом низким,
В бурьяне заброшенный дом.
Когда бы не эта прописка,
Когда б не проклятый диплом!
Охотно коров бы доила
И сливки сбивала на вкус.
На творог машину б купила,
Да бабок-колдуний боюсь.
На кладбище с дедовским гробом
Я с краем родимым сольюсь.
На пастбище травноутробом
Сама я вот-вот отелюсь.
Осыпалась всеми цветами
Сирень в одичавшем саду.
Здесь молодец добрый с усами
Мою поливал борозду.
Люблю его сильные руки,
Земли подноготную грязь,
И даже бутыль вермутухи
Я с ним осушила вчерась.
У сельского парня на шее
Повисла в Рязанском краю,
Вдали от крикливых евреев,
Хулящих Россию мою.
За речкою, за огородом
Под деревом спит козодой.
Люблю свой народ и природу
Широкою русской душой.
29 июля, 11 августа 1985 г.
Подготовлено для «Стихи. ру» 2 мая 2017 г.
Написано и подготовлено для «Проза. ру» 4 – 7 января 2023 г.
Вам необходимо авторизоваться, чтобы наш ИИ начал советовать подходящие произведения, которые обязательно вам понравятся.
Я вошёл в комнату детей и заметил, как мой пятнадцатилетний сын увидев меня резким движением отдёргивает свою руку, лежавшую до этого на трусиках его шестнадцатилетней сестры, и как моя дочь в свою очередь быстро сводит ноги.
— Что это вы тут делаете? — как ни в чём небывало спросил я.
...
Один урок, будьте добры!
Как-то раз блестящая голливудская продюссерша поймала очередной творческий кризис. Попросту говоря, депрессию. Она хватала их после каждого своего фильма, как хватают насморк в жару, проглотив трехлитровую баночку кваску, взятую прямо из холодильника.
О квасе продюссерша ничего не знала, готовить его не умела, но такой необязательный его ингредиент, как изюм, любила. Потому что ее первый мужчина, Джон, любил повторять ей: «Хани, твои соски как изюмчик, а я так...
Это мой коллега зря сказал, что сегодня его на работе не будет… Я ж полдня сидел как на иголках.
А потом пришла подружка.
Нет, сначала она даже для виду сопротивлялась. Мол, как же так, неудобно, люди за стенкой…
Когда она уходила, то знаковыми были две фразы: «На столе мне понравилось больше, чем на стуле» и «Когда я здесь буду в следующий раз…»...
Морозным паром страстно поперхнувшись,
(По всей стране таких конфликтов тьма!),
Под пышной чёлкой на холодный взгляд наткнувшись,
Стоят мужчины, ищут нужные слова...
И громоздят стога соломинок спасенья,
И вяжут их в снопы красноречивых фраз,
А им в ответ то "Нет", то вздохи сожаленья,...
Высшая степень социальности это социальная сексуальность, что в принципе невозможно отрицать, так как даже религиозное наваждение не более как ретушь обыкновенного животного страха, в отличие от оккультной мистики и эзотерики, освещающих зашифрованную дорогу во внутренние миры психического поля личности адепта подобного сообщества...
читать целиком
Комментариев пока нет - добавьте первый!
Добавить новый комментарий