Это, любимая Бэйли, Юнгер

Подволакивая контуженную Карсом оглоблю, не забывая вприщур озирать надвигающиеся со всех сторон опасности и грядущие временные трудности бифуркаций, Бульджябель - паша цепко ухватил обозного волонтера УПА за неуставные отношения писчебумажности, цинично укутавшие листами кислых прокламаций вяло висящий член поборника всяческой справедливости, кем, вне всяких сомнений, и являлся неожиданно воскресший разоблачитель потусторонних сущностей, широко представленный хоть опровергающим здравый смысл  " Фейсбуком ", хоть хлесткой зубодробительной перьдовицей гумозного Гозмана накануне. Широчайшая прославленность ратоборцев, медленно сходившихся во внеочередной схватке за жизненное пространство, чотко ограниченное сферой влияния Витухновской и фоточками красочных трусов Потупчик, вынудила все вокруг застыть и затихнуть до рассвета, лишь упорная в ереси Онисья, ловко перебирая слежавшийся за века в лесах и трещобах хворост, выпростала опытнейшее ухо из - под покрывающей ее голову квадратной немецкой каски, чей шишак славно отпилил лобзиком сельский священник Гурадзе, пришедший в село сразу после сорок второго под Бобруйском.

- Чу, - шепнула Онисья чутка внимающему долгим носом с осины птице дятлу, равнодушно склонившему по птичьему обычаю переносную рацию  " Телефункен " к привитой истребленными репрессиями мичуринцами к осине одинокой веточке падуба, что не есть, сука, дуб ! - Чичас грянет битва между мудизмом и калоедством.

Дятел пожал широченными плечами, независимо посматривая правым глазом на выколотый по левому плечу эполет. Еще в восьмидесятом, демобилизуясь из гарнизона Кандагара, птица - дятел, как и все служившие интересам высокоразвитой цивилизации суки, мечтал вернуться в Союз в джинсах, батнике и солнцезащитных очках, как у Слая на рекламном плакате, висящем по кривой глиноземной стене местного дукана, где торговали афонями вразвес, а героин выдавали даром, нате, жрите, поганые шурави. Обменяв еще более модный брифкейс, именуемый тута дипломатом, у товарища прапорщика на литр теплой водки, птица дятел отправился в сушилку, где партачил всем желающим за косяк или пару точек белого старослужащий зольдат, вошедший в анналы умом сценариста шутошной кинокомедии  " Мама, не горюй ", Лева Калач.

- Мышь колоть ? - уточнил Лева, поигрывая отчаянно дергающимся в мышеловке членом. - Воспитываю в себе мужество к преодолению, - пояснил Калач удивившемуся дятлу свои простые движения, - предчувствую, что на гражданке увижу рожу Марты Костюк, прочитаю пост Бабченки и вернусь в ум, вот тогда - то мне и пригодится хер, умеющий сам собой выскакивать из дупла любой осины, куда суну я его от всей своей пролетарской лихости.

Злобно завидуя старослужащему, птица дятел протянул тому папиросу, набитую чорным порохом буфетчика Олешки Пешкова, развлекавшегося унижением подневольных убийц, ни в чем не виноватых, в конце концов, они же дети, обычные колхозники осьмнадцати годочков отроду, а что всякие хулиганы и наркоманы к этому суровому возрасту имеют за спиной то, о чем лучше промолчать, то и говорить мне больше не о чем.

- Экой ты огорчительный, - вздохнула Онисья, забрасывая хворосту воз на случившегося рядом и слева коня ( какая сказочка без коня ), - птица дятел, высокомерный и циничный, не желаешь ознакомить общественность с армейскими воспоминаниями, не проявляешь, так сказать.

- Срал я, - заорал человеческим голосом птица дятел, улетая вместе с рацией в синее небо, - и ссал на дураков, которые являются дураками только потому, что не могут иначе.

Погоняла Онисья коня, а тот пер, изнемогая, до села у речки Прут, где кончается х... ня и проживает моя возлюбленная Андрея Пришакариу, играть с которой и с Тобой, Годохма, в тысячу раз и на сто порядков лучше и интереснее, нежели замечать говно рунетчиков, по - прежнему озадаченных заботами об том, например, как мучать жопу, неизменно и неизбежно производя все то же скучное и унылое говно, потому не умеют по - другому, а если б умели, то и не считали бы нужным кишеть в блевотине рунета с отчаянием, достойным лучшего применения. Да вот хоть при ловле блох, хотя, глядя на таких вот авторов, думаешь, что они сами - мандавошки, пусть среди них женского полу лишь Криська, но и Бабченку с Несмияном считать за мужчин - увольте. Пара меринов Войновича, двумя лошадиными силами опровергающих мудрость товарища Сталина, просто убивавшего таких деятелей и - из пулеметов.