Однажды в Кишиневе

Моей любимой рыженькой прелестнице Елене Ландер

Дождь застиг Сапунара на Типографской. Неожиданно поднялся ветер, безоблачное небо, как это часто бывает в июне, заволокли темные грозовые тучи, пригнанные с Анатолийского нагорья, и тут же хлынул ливень, загоняя спешащих кишиневцев под навесы летних кафе и в пропахшие кошками подъезды, где они, почтительно склоняясь перед непреклонной консьержкой, торопливо совали ей в ладонь фартинги и пенсы. Лейба знал, что ни в один подъезд его не пустят, из - под навеса вытолкнут, поэтому, толкая животом тележку с апельсинами, зашел под новомодную жестяную крышу трамвайной остановки, благо к самому чуду двадцатого века, трамваю, горожане уже успели привыкнуть. Под крышей остановки, тоскливо взглядывая на бушующее небо, стояли какие - то люди, принятые Сапунаром за мальчишек - черешников, но приглядевшись, он сразу понял свою ошибку и рванулся было обратно под дождь, но крепкий парень в сером сюртуке заступил ему дорогу и даже пнул по колесу тележки.

- Надену беуые пейчатки, - глотая слова заговорил крепыш, злобно уставившись в переносицу торговца, - и пойду бить жидов.

- Сик транзит глориа мунди, - заметил высокий старик, отодвигая тростью крепкого. - Не беспокойтесь, Сапунар, это всего лишь шутка.

Лейба поежился, не осмеливаясь отвечать старику. Это был Стынча, тот самый Стынча, что по словам газетчиков продал Бессарабию. Перебежчик из уютного стана либерал - национальной партии Центра, глашатай железногвардейцев, личный друг Хори Симы и любовник Андреи Пришакариу, разорившей не одного магната по обе стороны Прута. Опасный человек.

- Жидов можно бить и голыми руками, - вмешался третий пережидавший непогоду, поджарый мужчина в поддевке. - Эмиссар Кремля Самуил Кашгарский, - представился он, протягивая Лейбе руку. - Жмите, не бойтесь, мы выше предрассудков.

Сапунар осторожно протянул ладонь, но эмиссар Кремля плюнул ему в лицо, одновременно ударив подошвой ботинка в грудь.

- Бей ! - заревел Стынча, увидев выкатывающий из - за угла Ясской трамвай, весело стреляющий голубыми искрами. - Убивай !

С подножки трамвая соскочили рабочие местной металлургической мастерской, узнавшие эмиссара Кремля по сплющенной шляпе. Окружили лежащего на тротуаре Сапунара и принялись держать совет, наскоро решая судьбу павшего.

- Как есть мы, ребята, - начал седоусый мастеровой в замасленной тужурке с невинно выглядящим Орденом Красного Знамени на лацкане, - интернационалисты, то предлагаю забить гада ногами. Насмерть.

Шумно отсморкнувшись, вылез невысокий и лысоватый. Размазывая слезы по небритым щекам, он что - то  долго кричал, толкая Стынчу и крепыша, но затем, несколько успокоившись, прошептал :

- Они под Иловайской мальчика распяли.

Стынча захрипел и обрушил седоусому на голову трость, проломив правый висок. Мастеровой упал на Лейбу и, немного повозившись, умер.

- Чево там, Елдырин ?

Стоя у окна присутствия, Елдырин разговаривал сам с собой, силясь разглядеть сквозь потеки воды происходящее на остановке. Ротмистр Глонце, уехав утром в имение господина Египетского, строго - настрого приказал своему заместителю прошений и мзды не принимать, всех сунувшихся гнать, а на окрестности не обращать никакого внимания, вполне целесообразно подозревая Елдырина в полнейшей некомпетентности, потому - то, видимо, и стоял будошник у окна, до дождя считая ворон и зачем - то отмечая в блокноте длину юбок проходивших по улице барышень.

- Думаю, что революция, вашбродь.

- Ты мне яйца не крути, Елдырин, - угрожающе пообещал себе будошник, сжимая кулаки, - для революции нет предпосылок.

- Тогда бунт, вашбродь. Локальные беспорядки.

- Эк ты наблатыкался, сволочь, - лениво и высокомерно цедил Елдырин, закуривая стащенную у ротмистра папиросу, - слов нахватался неведомых, так, глядишь, и вахмистром станешь, возьмешь себе фамилию Верещагин и начнешь мозги е... ть всем окружающим державой и прочей х... ней.

Сзади скрипнула дверь. В кабинет вошел Глонце. Сел за стол и приказал :

- Мозги не е... и, Елдырин. Организуй лучше нам чайку.

Елдырин бросился в чулан, где всегда стоял наготове примус.

Вот так, моя милая Елена, ты и не узнала от коварного коалы ничего о Фридрихе Втором Гогенштауфене, прозванном так, как думаю, ты и сама знаешь, иначе не сфотала бы книжку и не была бы приглашена на Безумное Чаепитие ценящим просто красивых женщин и даже трансов автором никчемушных, но, скажем прямо, воодушевляющих сказочек.