Это, любимая Бэйли, Троцкий

Одной из смешных особенностей, кроме упомянутого в предыдущей сказочке дрочева на старости, славянского сознания является убежденность в чоткой правде некогда усвоенных истин, от плохих бояр скудоумной крыски Потупчик до она утонула, что, разумеется, объясняется абсолютнейшим замшелым невежеством, нежеланием учиться и развиваться, неуклонным следованием принципу  " и так сойдет да неохота ", короче сказать, погружаясь в тайны загадочной славянской души, свихнувшие Доста и Чаадаева, начинаешь понимать невозможность просто достойной жизни тута, как, примерно, нельзя же надеяться на необыкновенный рост интеллекта народов Зимбабве, так и тута никогда не будет ничего хорошего или просто пристойного, в уровень, как я это называю. И этот уровень можно цеплять к чему угодно, от снятия кино или видеоклипов до построения систем правосудия или безопасности без неизбежных вывертов строителей и проектировщиков, иначе и быть не может, раз уж у всех нас мозги - по Тургеневу - слегка набекрень. Бывает.

- Алкашизм ирландцев и гонор поляков, - перечислял я внутри ума присущие иным племенам выверты и особенности, точно так же мифологически укоренившиеся в сознании окружающих народов, - чоткость тевтонов и легкомыслие френчей, коварство сицилийцев и бесталанность лично рыжей Ландер.

Это п... дец. Это овеществление слов старичка Вольтера о необходимости выдумать если и не католичество в целом, то рыжую вологжанку в частности. Выдумать и водрузить на пьедестал из санкционного сыра  " Дружба народов ", смотрите, люди доброй воли, смотрите и знайте : вот так вот не надо. Не надо всё. Всё, что можно прилепить к уровню первого абзаца сей прескучной сказочки, открывающей секреты Полишинеля под полой знаменательной шинели не Башмачкина, а товарища Сталина, и сотворившего из когда - то топтавшего планету русского народа, подчистую уничтоженного и изгнанного в другие веси, все вот это вот все.

- Целвек совецкай, - напропалую каламбурил незабвенный шершавый милый дружок всеядной свиньи Шараповой, великорусский уморист Ургант, непрезентабельно творя еще пару миллионов ток - шоу и даже кино, - как рупь московицкай, наощупь тверд, но не стоит вообще ни х... я.

- Ты не цокай, - угрожал прыщавой и небритой совести сотоварища еще какой выкормыш масляковской падали, всей своей трудовой активностью будто олицетворяя огромную странность нашей цивилизации, так не объясненную никем. Вот бывают периоды, Реннесанс или зарождение наций, большевицкий эксперимент или неожиданно выстреливший пророк, хотя ясно, что вчера Исуса никто и слушать бы не стал, а завтра послушали бы, но угостили б вином и бабу подсунули, но нет, необъяснимо складываются мозаикой многочисленные факторы, рождая итогом чудесное или веселое время, полнейший ахуй и ад на Земле или, наоборот, расцвет искусств или искренней веры первобытных пуритан в возможность изменить все вокруг. Странная байда, ее можно облечь научными словами, смастырить сотню диссертаций гада Мидинского, но неохота, тем более, что все это уже описано и разжевано сотни раз.

- Знаешь, - необычно серьезно прошептал шершавый, закатывая стеклянные бараньи зенки под густо укрытый парховизмом лоб, - а ведь тот факт, что коала просто знает о нашем существовании среди миллиардов двуногих, уже гласит о многом.

Это он правильно. Люди, всякие, разные, вообще знают много чего, пропитались за жизнь всякой херней, услышанной или увиденной где - то и когда - то, но гласит все это лишь об одном : о крайней небрежности легкомысленных двуногих, почему - то не набивающих свои карманы катышками сохлого говнеца, но зачем - то обратно набивающих свой мозг точно такой же продукцией. У Дойла Холмс кипешевал маленько, объясняя Уотсону нежелание впираться в дерьмо, а доктор лупал зенками, поражаясь незнанию теории Коперника. Дриснул верный викторианец написать сурово и быром, а ведь обязан был Холмс вдарить Уотсону по горбу и заорать тому в уши :

- А тебе не по х... й, мудак, все теории ? Тебе от них горячо или холодно ? Напоят они тебя при жажде или утолят голод, мудень шатый ?

На что Уотсон, протыкая шею Холмса скальпелем, промямлит за интеллектуальное развлечение, подводя Дарвина - внука к стихозам его же дедушки :

- Тот первый питекантроп, что рисовал во мгле пещеры

На камне мамонтов и антилоп,

Был сыт, в тепле, по крайней мере,

И не боялся за свой лоб.

Лбы расшибались палицами соплеменников и соседей, рвались когтями старины Саблезуба и плющились объятиями гризли, чесались пучащимися внутри мыслями и обрастали рогами, потому как именно тогда и зародилось крысиное племя паразитов, и породившее всех потупчиков, ургантов и шапир этого мира.

И не надо бакланить за антисемитизм. Брин, Гердт и Эдвард Дж. Робинсон тому опровержение, а не умеющие ни х... я уроды могут именовать себя как угодно, хоть груздями, хоть кузовами, хоть удмуртами.