Роман. Подружки демона 8-16 aka Слушать читать эротические секс рассказы романы измены бесплатно без регистрации

Лана Эскр

Подружки демона

Глава 8.

Теодору определили на монастырскую кухню. Там она работала с другими женщинами, не спрашивая имен, кто, почему и зачем – все работали молча, без лишних слов. Голоса раздавались только во время молитвы. Но и тогда они не смотрели друг на друга, не нарушая своего и чужого уединения. Так было надо. Этого требовала душа, которая хотела отдохнуть, перед тем, как начать свое новое служение, на этот раз питаясь от света, а не отдавая свой – тьме.

Но однажды Теодора исчезла. Игуменью спрашивали:

– Куда подевалась новенькая, матушка Изабо? Вернулась к той жизни, откуда сбежала?

Монахиня останавливалась. Можно было подумать, что она собиралась с мыслями – как лучше ответить, чтобы никого не обидеть, не оскорбить или не оклеветать своим «признанием». Но проходили секунды и она также молча разворачивалась и уходила прочь, оставив вопрос без ответа и еще больше возбуждая интерес к такой таинственности.

Мать Изабо не знала, где Теодора и что с ней, но чувствовала – она на верном пути, хотя и несколько странном для женщины – «следы» Теодоры, когда игуменья попыталась мысленно за ней проследовать, вели в мужской монастырь. И это «прозрение» пришло не с первого раза – игуменья с трудом вспомнила, кто такая Теодора вообще! Странным образом ее воспоминания на время покинули ее и вернулись так же внезапно.

– Видимо, мы вместе сделали что-то особенное, раз у меня отшибло память. Мужской монастырь…. – это было очень странно, но и умно. К такому выводу пришла игуменья, вспомнив обо всем, что предшествовало исчезновению молодой женщины.

***

Незадолго до исчезновения Теодора знаком дала понять, что хочет о чем-то поговорить. Мать Изабо наклонила голову в знак согласия и взглядом показала на монастырскую веранду, которая шла вдоль внутренней стены самого монастыря и в свое время служила для оборонительных нужд, а теперь монахини прогуливались там в часы уединения – одинокую фигуру можно было заметить издалека и если кто замечал ее, никто больше туда не заходил, чтобы не мешать.

Когда игуменья пришла, Теодора уже была там, стояла, спрятавшись за колонной.

– Ты чего-то опасаешься? Почему? Здесь тебе никто и ничто не угрожает. Стены монастыря не такие высокие, но обычаи делают их непреодолимыми для остальных.

Теодора подняла на игуменью глаза. В них был страх и даже отчаяние.

– Да что с тобой! Опять твои ночные видения?

– И это тоже, – призналась Теодора.

– Это искушение. Оно так быстро не оставит, я предупреждала, тут дело не в монастыре, а в тебе.

– Это не все.

– Что же еще? – удивилась монахиня.

– В своей келье я нашла вот это, – Теодора показала гребень для волос.

Игуменья взяла его в руки, покрутила, только хотела сказать, что ничего особенного в нем не видит и густо покраснела – широкая часть гребня была расписана фривольными любовными сценками. В одной из фигурок легко было узнать Теодору.

– Но как он сюда попал?

– Я уже догадываюсь, как – подкупили одну из монахинь, я всегда ей не нравилась, она считала меня недостойной стен монастыря, видимо, знала о моих мирских «подвигах». Меня больше волнует – как узнали, что я здесь? Я не могу понять, кто это сделал. Мой муж добрый, но не такой умный, он бы ни за что не догадался, где я. Я так надеялась, что через год моего отсутствия он успокоится, решит, что я умерла и женится снова. И забудет обо мне, а я смогу начать новую жизнь, и мое предательство не будет мучить меня каждый день при взгляде в его любящие глаза.

Игуменья выслушала Теодору и задала вопрос:

– Все это мило, дорогая, но это не объясняет произошедшего. Смысл! И последствия. Надо что-то предпринять, иначе твое пребывание в монастыре станет невозможным или тебе придется принимать постриг. А ты к этому не готова, я так вижу. Стать христовой невестой не просто, хотя для таких, как мы с тобой, опытных прелюбодеек, может и проще, чем для тех, кто изначально считает себя добропорядочным и верным. Все дело в осознанной жертве, которую мы приносим вместе со своим решением. Я бы тебе не советовала уходить в монастырь. Ты молода, красива, полна желания любви, тебе нечего тут делать! Твое дело – жить и наполнять этот мир любовью, тем более, что он в ней нуждается больше, чем стены монастыря. Надо только найти способ защититься от твоего демона-искусителя, не дать ему быть третьим в твоей супружеской постели.

– Это невозможно! – воскликнула Теодора, вспомнив, как демон втирался между нею и Феодосием и подменял собой его, а Теодора замечала обман слишком поздно.

– Это трудно. Но возможно. Я подскажу. Демона, который одержим своими страстями, можно обмануть, он потеряет свою власть над тобой и ты сможешь сказать "нет". Ты же и раньше подумывала отвязаться от него, но эти три буквы застревали у тебя в горле, не так ли? Как видишь, у меня есть опыт, скажу больше - личный. Не смотри так... дело прошлое. Надо будет провести древний обряд, о нем написано в книге, которая хранится в библиотеке монастыря. Её никому не позволяют брать в руки. Но я же настоятельница и у меня такая возможность есть. Мы используем это знание во благо. Ты согласна?

Теодора не могла поверить, что спасение возможно и промолчала, но взяла руку монахини, поднесла к губам и поцеловала.

***

В назначенный час игуменья позвала Теодору за собой и они вместе оказались перед маленькой дверью, которая вела куда-то дальше. Монахиня нажала на одной ей известный камень на стене рядом с дверью, кирпич углубился, образовалась ниша.

– Просунь туда руку, достань ключ, – строгим голосом попросила она.

Теодора с опаской посмотрела в темноту и отпрянула.

– Чего же ты испугалась?

– Не знаю. Но там что-то может быть! Вдруг оно откусит мне руку.., я не знаю, но может..

– А когда ты принимала ласки демона, о чем думала? Руки и ноги тебя волновали меньше твоей бессмертной души?

Теодора не знала, что ответить, игуменья была права – она не готова пожертвовать ничем ради избавления от демона. Причина не только в страхе, а в недоверии к самой себе – надо ли ей что-то менять?

– Решайся или мы уходим.

– По-другому нельзя?

– Можно. Я сама могу достать ключ. Но почему ты думаешь, что я должна пожертвовать своей рукой ради тебя? С какой стати? Теодора. Ты сейчас получила урок, но не поняла в нем ничего. Иисус принял смерть за то, чтобы наши души оставались бессмертными и сделал это потому, что любил нас. Он пошел на смерть потому, что любил нас! Понимаешь? Ты боишься рискнуть всего лишь рукой, ждешь, что это сделаю я? Да я и близко не могу встать рядом с таким подвигом! Не наваливай на меня груз, который раздавит любого смертного. Тебе придется идти по этой дороге самой, если не передумаешь. Иисус смог и ты сможешь, если очень захочешь. На руках никто не понесет. Сделай хоть что-то не для своего смертного тела, а для своей бессмертной души! Противно видеть, как ты печешься об этой недолговечной плоти.

Теодора подошла к темному проему в стене, глубоко вздохнула, затаила дыхание и ее рука потянулась в темноту. Сначала ничего не происходило. Она осторожно пошарила рукой, но ничего не нашла. Теодора в нерешительности обернулась на монахиню.

– Ключ точно там?

– Да. Сосредоточься, – Изабо едва успела предупредить Теодору, как она почувствовала, что руку схватили, сжали в тиски и дернули, втащив до плеча. Теодора закричала, попыталась освободиться, но вместо этого ее щека и шея еще плотнее прижались к холодной каменной кладке.

– Зачем ты это сделала? – Теодора смотрела на игуменью и не могла поверить, что та ее предала. Это месть бывшей прелюбодейки? Значит так становятся монахинями – мстят всем, кто еще по ту сторону монастыря? – Ты за этим меня сюда заманила, чтобы искалечить? – прошептала Теодора, теряя сознание. Она посмотрела на игуменью, думая, что увидит хладнокровную ухмылку, но игуменья смотрела на нее с надеждой.

Последнее, о чем помнила Теодора перед тем, как потеряла сознание, было жжение – она «видела», как сморщивается ее кожа, темнеет и отваливается плоть, обнажая кости – это видение Теодору добило окончательно. Она услышала хохот – это демон потешался над ней и ее доверчивостью. Теодоре стало вдруг противно, отвращение к самой себе заполнило ее, не оставив место для искушения – на это у нее больше не было сил. Демон замолчал, попытался шептать ей слова сочувствия, но было уже поздно – Теодора поняла все. Она подумала о демоне с такой искренней ненавистью, что ему больше нечего было противопоставить и он удалился, злобно ворча себе под нос:

– Я еще тебя найду…долго тут ты не протянешь, найду способ напомнить о нас с тобой…

– Надоел! Опостылел! Изыди! – с яростью отозвалась на эту угрозу Теодора, в ее сознании что-то вспыхнуло и ее швырнуло в темную бездну.

Глава 9.

– Теодора, очнись, – голос матушки Изабо звучал тихо и будто издалека.

– Кто здесь, – она открыла глаза, но ничего не увидела, вокруг была абсолютная темнота. Теодора боялась шевельнуть рукой, которая побывала в нише – что от нее осталось после того, что она «видела»… представила обугленный обрубок вместо руки и содрогнулась, но не от жалости к себе, а от осознания своей немощи. Что она без руки? Кому она нужна такая?

– Теодора, – ты меня слышишь? – голос монахини продолжал звать ее в темноте.

– Я не вижу тебя! Почему здесь так темно? И холодно. Как в могиле…

– Мы все там же, Теодора, в подвале у библиотеки, ты пыталась вырваться и случайно сшибла со стены факел, он и погас. Я пыталась его найти, чтобы зажечь снова, но не смогла. Мне нужна твоя помощь. Вместе мы его обязательно найдем.

– О чем ты, – усмехнулась горько Теодора, – я же теперь калека, как я могу тебе помочь?

– Калека? Я не замечала.

– Сейчас увидишь, – Теодора разозлилась, задвигалась и другой рукой попыталась нащупать упавший факел. – Вот он! – воскликнула она. – Нужна искра.

После нескольких безуспешных попыток высечь искру, монахине это удалось, по смолистому факелу побежал огонек и на его вершине вспыхнул огненный цветок.

– Что это! – Теодора в изумлении смотрела на свою руку. – Она цела! Но я же видела, что она горела! Это колдовство?

– Нет, это твое воображение, – ответила монахиня и с волнением спросила. – Ключ? Ты его нашла?

– Ключ? – Теодора о нем и не помнила, не до него и поняла, что держит его в руке, той самой. – Вот он.

Дверь отворилась. Поиски нужной книги были недолгими. Игуменья прочитала заклинание и велела Теодоре посмотреть, что изображено на гравюре.

– Монастырь! Мне надо постричься в монахини? Ты же говорила, что я не готова, да я и сама чувствую…

– Ты хорошо посмотрела? Как следует или так, скользнула взглядом? Детали важны иначе толку от заклинания не будет – ты снова «уйдешь» не туда.

Теодора стала внимательно рассматривать картинку и с удивлением поняла, что перед ней монастырь, но мужской.

– Еще лучше… монастырь мужской… нет, видимо, на меня заклинание не действует или это демон так шутит, путает, издевается.

– Дай подумать, – монахиня замолчала, потом сложила обе руки перед собой и прошептала слова молитвы, прося разъяснений подсказки, которую обе не знали, как толковать. Или это и правда проделки демона…

– Я поняла! Теодора, слушай внимательно! – Изабо подробно рассказала о том, что «увидела» сама. Теодора слушала и изумлялась, но старалась все запомнить.

Когда были произнесены последние слова, монахиня замолчала и странно посмотрела на Теодору.

– Я должна теперь тебе сказать кое-что еще. Все, о чем ты от меня услышала и наше обращение к древнему знанию лишит меня десяти лет жизни. Это моя плата. Прощай, Теодора. Я бы хотела сказать, что в этой жизни мы уже с тобой не увидимся – незачем напоминать друг другу о том, кем мы были. Но этой свободы друг от друга нам не дано. А пока начни жить снова. Я обрела свой покой в монастыре. Ты в праве выбрать свой путь сама. Но потом, когда почувствуешь, что прошлое больше не вгоняет тебя в уныние. Пройди путь, на который встала, до конца.

***

Воспоминания выстроились в стройный порядок, в душе Изабо воцарилась гармония и покой.

–«Так вот ты где, дитя моё», – прошептала игуменья, прислоняясь к стене, чтобы не упасть от открывшегося ей знания о том, что произошло. Хорошо было бы узнать, сколько прошло времени с тех пор, как исчезла Теодора… Если до сих пор все тихо, значит наш план удался», – монахиня наконец успокоилась и поспешила в свою молельную комнату, чтобы вознести благодарственные молитвы за оказанную помощь такой великой грешнице, как Теодора. И за то, что сама легко отделалась, приподняв завесу над тайнами, которые тревожить не следовало никому, даже ей. Разве что по очень веской причине. Игуменья искренне желала, чтобы ее аргументы оказались достойными того, чем она воспользовалась, посвятив еще и постороннюю.

***

Теодора появилась у стен мужского монастыря поздним осенним вечером. Она была коротко острижена. Брови сбриты. Нижняя часть лица измазана сажей, создавая иллюзию «юношеской» поросли. Теодора стояла, низко наклонив голову. Вся ее фигура была олицетворением покорности судьбе и решимости служить богу.

– Кто ты, странник? – спросил через смотровую щель монах, который с интересом рассматривал очередного гостя. – Откуда ты пришел? И чего ищешь?

– Грешник. Пришел из мира, в котором много успел нагрешить и почти лишился своей бессмертной души. Ищу в стенах этого монастыря уединение и покой, чтобы молиться.

Ответы гостя понравились – они были содержательными. Монах отправился докладывать настоятелю, отцу Дамиану, и спросить его разрешение – впустить гостя или предложить поискать уединения в другом монастыре.

– У него с собой что-нибудь для монастыря есть? – спросил настоятель, имея ввиду плату за возможность спрятаться. Опыт и возраст давали право таким образом заботиться о монастыре.

– Нищие духом, это – одно, – наставлял он. – А нищие своим кошельком – другое, с ними у монастыря проблем будет больше, а помощи – никакой.

Исключения бывали, но только в тех случаях, если соискатель проявлял упорство и ждал смиренно, пока сердце настоятеля оттает.

– Этот хотя бы не предаст сразу, – выносил заключительный вердикт настоятель, принимая новенького в обитель.

Теодора на вопрос – есть ли что-нибудь для алтаря, без слов протянула мешочек, в котором были все ее драгоценности. Мешочек был увесистым и объемным. Отец-настоятель, увидев сокровища, нахмурился:

– Непростой монашек, непростой. Зови его, я сам посмотрю, что это за ночная птица к нам залетела. Ка бы не впустить вместе с ним демона…– опыт – великое дело.

На тот момент Теодора была надежно защищена после таинственного обряда, во время которого изгнала демона, да так убедительно, что он все еще не оправился от разочарования и не приступил к ее поискам.

Рассматривая стройную фигуру молодого послушника, отец Дамиан спросил:

– Ты монах?

Теодора покачала головой – нет.

– Будешь послушником?

В ответ кивок головы – да.

– Не передумаешь?

Теодора покачала головой – нет.

– Постриг примешь?

И вновь ответ нет.

Настоятель вздохнул, но посмотрел на мешочек снова и переспросил:

– Это оставишь монастырю в любом случае?

Ответ – "Да".

Отец Дамиан все не решался дать окончательное согласие. Что-то его смущало в новеньком. «Он не говорит. Немой? »

– Ты не произнес ни слова. Это немощь твоя или обет?

Теодора сделала знак руками: одной провела по губам, второй прочертила невидимую полосу сверху вниз. Настоятель ее понял.

– Понятно, обет. Хорошо. Оставайся. Никто ни о чем тебя расспрашивать не будет. За твою богатую жертву разрешаю тебе занять келью в башне, это самое уединенное место, там тебя никто не потревожит. Живи и молись. Пусть наш монастырь станет для тебя вратами, а куда они ведут – узнаем потом.

Глава 10.

Теодора, став Феодосием, поселилась в уединении и наконец занялась врачеванием своей души – болячки, которые внушали ей страх, что это что-то заразное и неизлечимое, незаметно прошли сами.

Демон кружил поблизости. Она его чувствовала, как и он её. Стены монастыря надежно укрывали беглянку от посягательств злой силы, которая жаждала ее погубить. Демон недоумевал, почему его тянет именно к этой обители. В мужском монастыре он не видел особых перспектив для своих поисков – монахов и послушников, падких на его лесть? – не стоит овчинка выделки. Другое дело, женский. Сбежавшую от него Теодору он искал именно там. Он уже начал думать, что Теодоре удалось невозможное – ускользнуть от него. А поскольку такого еще не бывало в его практике последние сто лет, решил проявить активность и скоротать время. Его внимание привлекла дочка игумена монастыря – того самого, в котором временное убежище нашла Теодора. Ирония судьбы или провокация Бога…

***

Девочка родилась, когда её отец, Георг, еще не имел отношения к монастырской жизни. Увидев дитя, которое появилось на свет слабым и нежизнеспособным, будущий игумен отнесся к возможной скорой смерти ребенка относительно спокойно. Но как только взял младенца на руки и тот посмотрел на него своими ясными глазами, зарыдал и дал обет, что посвятит себя богу, если ребенок выживет. Так и случилось. Девочка выросла красавицей, а Георг ушел в монастырь и стал монахом, а затем игуменом, отцом Дамианом. Несмотря на свою всепоглощенность заботами монастыря, который теперь был на его попечении, отец Дамиан не забывал о своей семье – навещал свою, теперь уже бывшую, жену, Кларису и наблюдал за тем, как растет его дочь, Инес, ради которой он дал обет и надел сутану.

За ней то и стал охотиться демон, который решил таким образом отыграться за неудачу с Теодорой, и заместить таким образом неприятные воспоминания.

***

Игумен назвал свою дочь Инес будто в насмешку над ее естеством. Она, как и Теодора, слишком рано начала свою «войну» с упованием родителей, которые нарекли ее Инесс не просто так, а чтобы обезопасить ее душу от посягательств демона. Имя Инес значило "невинный, чистый, безгрешный". Надо сказать, что Инес довольно рано начала ревновала отца к его «работе», как она воспринимала его служение церкви и богу в благодарность за то, что девочка осталась жива. Детский протест со временем разросся до такой степени, что Инес буквально провоцировала отца тем, что заигрывала с мужчинами у него на глазах или так, чтобы ее проделках он узнавал одним из первых. Могла ни с того ни с сего усесться на колени к общему знакомому и сидеть так, обняв обалдевшего гостя дома за шею.

Сначала это воспринималось как детская шалость – девочка редко видит папу! Потом поняли, что это уловка – при появлении отца Инес запиралась в своей комнате и не покидала ее, пока отец не уходил обратно в свой монастырь. Обитель все больше становилась для него домом, а семейное гнездышко, в котором оставалась бывшая жена и росла Инес – во временное пристанище и как правило, без ночевок.

– Если так пойдет и дальше, она сама организует в нашем доме лупанарий! – беспокоилась ее мать, Клариса. Отец Инес, который уже успел зарекомендовать себя на церковной поприще, реагировал рассудительно:

– Твое беспокойство оскорбляет нашу дочь. Ты сама себя пугаешь. Хочешь, чтобы я ее закрыл в монастыре? Хоть завтра, только скажи. Но потом не жалуйся и не гноби меня, если она вдруг решит, что там ей лучше и примет постриг.

Монашества для дочери не хотел ни отец, ни мать, в этом они были единодушны и оба не представляли, как удержать дочь от преждевременных отношений с мужчинами. Их мечтой было выдать Инес замуж, как в свое время поступили родители Теодоры. Сбыть с рук непутевое дитя – не способ поправить дело, история Теодоры это показала. Но кто пользуется чужим опытом в таких вещах? В лучшем случае посплетничают и решат:

– О, нет, этот ужас не про нас.

***

Общей заботой родителей Инес стала ее невинность, которая ценилась наряду с приданным. Но этот «товар» умело подделывали, а если разоблачали обман, то мало кто решался публично в таком «упс» признаваться – свадьба уже состоялась и подарки получены.

После первой брачной ночи общественность получала «достоверные» доказательства, что невеста была до брака цела и только теперь по праву может называться женой – муж постарался и свидетельствует, что все сказанное – истинная правда. Многие, помня о своем опыте, вежливо скрывали усмешку и поздравляли молодых с удачным началом. Потом ждали появления младенца… вот уж где могли быть сюрпризы, если сроки выдавали обман и все с интересом всматривались друг в друга, пытаясь угадать – кто же отец. Чужая семейная жизнь всегда интересна тем, что полна тайн и неожиданных разоблачений – на этом фоне своя не кажется такой абсурдной и бессмысленной.

Помня обо всем этом, отец Инес, став настоятелем монастыря, приставил к дочери соглядатаев, которые отслеживали каждый ее шаг. Даже в термах ей предоставляли купальню, где имелись потайные смотровые окна. Шпионам работа им нравилась: мало того, что спокойно можно было насладиться приятным зрелищем, за услуги еще и платили – в основном за молчание, конечно. А рассказать было о чем.

– Чертовка, не девка, – шептал "везунчик", потирая занемевшие без движения ноги и кое-что другое, что реагировало на пикантное зрелище – Инес обходилась без помощников, ублажая себя. Ее руки извивались, как змеи, обнимая воображаемого партнера. Шпионы представляли на месте «невидимки» себя, не подозревая, что это место уже было занято и воображение Инес давно уже имело материальное воплощение, которое оставалось невидимым только для посторонних. И для самой Инес тоже! Она упивалась тем, что происходило и особенно не переживала о происхождении сладкого наваждения, а стремилась в термы при каждом удобном случае.

– Тебе не кажется, что Инес слишком частый гость там? – снова заподозрила нечистое Клариса. Интуиция ее вела в верном направлении, но нужны были доказательства.

– Да она там, как в клетке! – раздражался отец Дамиан, может приказать ей мыться при всех? Потом скажешь, что это была моя идея? Реши уже что-нибудь! Я не знаю, как уберечь нашу дочь от позора, кроме как запереть ее в монастырь и выдать замуж да так, чтобы новые родственники нас невзлюбили – меньше будем ее лицезреть!

– Что ты говоришь, – она же дарована нам богом! Ты ради нее принял монашество!

– Принял. Только вот насчет бога сомневаюсь. Бог послал болезнь, от которой ребенок должен был умереть. Я, я(!) испросил милости и дал клятву! Приняв монашество, наконец понял, что мною двигала гордыня, а не любовь. Нам надо было ее отпустить. А теперь мы будем расплачиваться за то, что посмели желать большего, чем для нас уготовил всевышний. Чьи это дары? У меня нехорошие предчувствия. Молюсь ежечасно, чтобы бог простил мне мой грех гордыни. Услышит ли? Я не хочу больше слышать про Инес, где она моется, с кем и у кого сидит на коленях, насмотрелся уже. Она нас не обманывала никогда. Это мы хотели видеть в ней то, чем она не была с момента, как ее душу принял под свое крыло тот, кто сам был наказан богом за гордыню. Смирись и терпи. Дальше будет только хуже.

Отец, как в воду глядел. Главные испытания на долю семьи выпали вскоре после того, как в монастыре появился новый послушник, который назвался Феодосием.

– Позовите ко мне новенького, хочу дать ему поручение. Вам в миру делать нечего, а он еще не отряхнул с себя его пыль и тлен, ему не повредит, может передумает и не вернется, что тоже неплохо.

Глава 11.

Отец Дамиан относился к Теодоре, назвавшейся Феодосием, насторожено, никак не мог постичь истинный мотив пребывания молодого послушника в стенах монастыря.

– Может бежит от несчастной любви. Родители небось хотели женить на нелюбимой или на такой оторве, как наша Инес, – последняя мысль показалась игумену предвзятой по отношению к дочери. – Может быть я слишком строг с ней? Если подумать, она в чем-то права – я и правда не был хорошим отцом. У нее были лучшие куклы, какие я мог купить на Александрийском базаре! Но это бездушные куски глины и кусочки драгоценных тканей не смогли заменить меня. Если я буду с ней ласков, перестану читать нравоучения, следить, возможно Инес оценит это и станет ко мне подобрее? И добродетель не будет казаться ей обременительной…

В следующую секунду игумена посетила еще одна мысль, которая влетела в его голову, как стрела, выпущенная из лука. Так и было, только лук этот был в руках демона, и подброшенная идея тоже была его.

– Этот Феодосий, он богат, наверняка, сын богатых родителей. Если я познакомлю его с Инес, может быть из этого что-то слепится? Она красивая, умеет обольщать. Надо только их сблизить, а дальше молодость сделает все сама.

Так у игумены родился план. Демон ликовал. Но он ликовал бы еще больше, если бы знал, кто скрывается под личиной послушника, с которым игумен хотел свести свою непутевую дочь.

Феодосий зашел к отцу-настоятелю, ни о чем не подозревая.

– Вот тебе деньги. Отправляйся в Александрию. Купи муки. Возвращайся в тот же день.

Феодосий с сомнением посмотрел в окно – дело было к вечеру, когда же он вернется? Ночью можно было нарваться на разбойников.

– Не переживай, я все предусмотрел. По пути остановишься в другом монастыре, в Махерат, там для тебя приготовят келью, переночуешь и с рассветом продолжишь путь.

Идея ночевать вне стен монастыря, к которому Теодора уже привыкла, ей не понравилась. Но перечить настоятелю в такой мелочи было неправильно. Феодосий в знак согласия послушно склонил голову и перебирая четки, ушел собираться. Игумен был рад, что первая часть плана прошла без заминок – послушник мог упереться, пришлось бы уговаривать, заставлять, а так, вроде как все само собой, не заподозрил ничего.

В тот же день игумен заехал к семье, объявил жене и дочери:

– Я не хочу никого ни к чему принуждать. И не хочу, чтобы одна их вас сочла меня деспотом. Потому предлагаю обеим немедленно собраться и отправиться в Александрию.

Инес захлопала в ладоши, Клариса насторожилась.

– В Александрии вы пробудете столько, сколько вам хватит потратить этот кошелек, – настоятель поставил на стол увесистый мешочек с монетами. – Все состоится с одним условием – вы проведете ночь в монастыре Махерат. Просто переночуете там. Больше ничего от вас не требуется – ни молиться, ни нести послушание. Вижу, что вы не против, тогда собирайтесь. Через час выдвигаетесь.

– На ночь глядя? – подала голос бывшая жена.

– Именно так. Я же сказал, переночуете в монастыре.

***

Вслед на Феодосием в сторону Александрии выдвинулся небольшой караван, к которому присоединились две госпожи, которые пожелали остаться неузнанными. Возле стен монастыря Махерат, который они проезжали, перед тем, как караван выезжал на прямую дорогу, которая вела в Александрию, женщины попросили остановить повозку. Караван продолжил свой путь, а женщины пошли к монастырю. Там их ждали: выделили комнату в гостинице.

***

Демон, который следовал теперь повсюду за Инес, наслаждаясь временами ее обществом, терялся в догадках – с кем же отец собрался ее знакомить, где нашел такого доверчивого дурня?

При монастыре Махерат был разбит чудесный розовый сад. Инес попросилась погулять. Мать разрешила, полагая, что в стенах монастыря ничего не угрожает. Оказавшись в саду, Инес сразу заприметила разлом в стене и устремилась туда, надеясь выбраться на свободу. Ожидания были несколько преувеличенными – свобода заключалась в том, что за стеной был источник, который пользовался дурной славой. Деревенские тоже обходили источник стороной. Ходили дурные слухи, будто в колодце вода не простая, а колдовская, можно отравиться. Какого рода отравление, не знали, но боялись. Все было правдой – вода в колодце действительно имела особые свойства. Объяснялось все это просто – выше по склону, откуда стекал ручей, который подпитывал источник своей водой, росла цикута. Иногда ее сок проникал в воду. Дозы мизерные, но этого хватало, чтобы изредка источник становился опасным – мог убить. Поили, как правило, животных, когда было лень идти к источнику, который находился дальше. Животина страдала коликами, несколько дней болела, исходила пеной и погибала.

Инес ни о чем таком, конечно, не знала и смело направилась к источнику. Тропинка к нему заросла. Тем удивительнее было увидеть возле него юношу, по виду, простолюдина.

Он сидел на остатках каменной скамьи, смотрел вдаль и казалось, о чем-то грустил. Инес спросила его:

– Ты зачем здесь? Не боишься, что монастырские тебя погонят? Этот источник, наверняка, принадлежит им.

Юноша посмотрел на Инес печальными глазами:

– Не погонят. Я послушник. Просто в монастыре мне страшно, непривычно, вот и выхожу сюда, подышать, потому так и оделся – юноша улыбнулся, – Ты же тоже пришла «подышать», я же вижу, такая девушка не для монастыря, ты создана для любви!

Инес не могла сдержать улыбки – вот это удача в двух шагах под носом у всех!

– Ты угадал, – ответила игриво Инес, а сама подумала. – «И что дальше? Так и будем тут стоять и дышать? Он же пошутил. Или нет? Что же мне его самой за его фаллос приласкать, сам не догадается».

В ответ на эти затруднения демон, который принял облик юноши и поджидал Инес, «подсказав» ей тропинку к разлому, посмотрел на Инес и провел языком по своим чувственным губам. Инес от такого приглашения даже застонала…

***

Махерат не впустил демона – он был надежно защищен особыми знаками. Инес сама вышла за его стены и тут же угодила в "ловушку".

После нескольких подходов, демон даже утомился. Посещая Инес в термах под присмотром шпионов, демон не мог себе позволить тех игр, которым можно было открыто предаваться на лоне природы под покровом бархатной ночи, будто созданной для запретной любви.

– «Теодора по сравнению с этой, сама невинность», – и тут же поправил себя, чтобы не потерять нити своей мести, которая по его расчетам рано или поздно должна была привести к "обожаемой" беглянке.

Решение заняться мужскими монастырями пришло после нескольких неудачных попыток напасть на след Теодоры, которая, по его предположениям, могла скрываться в одном из женских монастырей. Инес была не самоцелью, а лишь средством. А ее сверхъестественная похотливость утомляла.

– «Дитя отметил кто-то из наших, не иначе» – таков был окончательный вердикт, который демон вынес после последней встречи, наградив напоследок Инес своим семенем:

– «Пока будет беременной, хоть отдохну от нее, займусь поисками Теодоры, я по ней скучаю. Интересно, а она обо мне думает? ».

Демон не слишком переживал по поводу беременности Инес – знал, что она ребенка выносит, но роды не переживет, как и младенец. Как говорится, концы в воду. А он сможет найти себе новенькую, поспокойнее. Увы, демона ждал сюрприз, как и Инес, которая не планировала материнство, разве что оно могло ей присниться в самом страшном сне.

Глава 12.

Проводив Инес до разлома в стене, демон отправился восвояси. Он видел, как через главные ворота въехали повозка, груженная мешками с мукой. Тоненькая фигурка сопровождавшего груз послушника показалась ему знакомой, но большего интереса не вызвала – Теодору охраняли молитвы игуменьи.

Определив повозку и быков под навес овина, Теодора решила не идти в гостиницу, а заночевать рядом на сене, которое повсюду валялось в избытке. Только закрыла глаза, как вдруг почувствовал, что чья-то рука нежно гладит его по щеке. Теодора открыла глаза и увидела над собой юную девушку. Она смотрела на нее с восхищением.

– Какой хорошенький! – воскликнула Инес. Она случайно наткнулась на Теодору – когда шла назад, сумерки уже наступили, в темноте заблудилась и вместо гостиницы, вышла к овину, где сушилось сено.

Теодора несколько секунд смотрела на девушку, потом ткнула пальцем сначала ей в лоб, мол, думай, к кому пристаешь и затем в сторону гостиницы – что означало – тебе туда, проваливай.

Это было невежливо. Инес от неожиданности даже села на свой зад, не удержала равновесие. Кое-как поднялась, с гневом приказала:

– Как ты смеешь! Ну-ка, немедленно проводи меня! Или я прикажу тебя высечь!

– Я сейчас позову на помощь, скажу, что на меня напали, когда я спал. Ты же тут с родителями? Таких послушниц не бывает, твоя развратность написана у тебя на лице. Почему ты не в своей постели, а шаришься по овинам? За быками решила присмотреть? – Теодора усмехнулась, видя, что девушка ее неприличный и грубый намек поняла. – Еще посмотрим, кого высекут. Чеши отсюда, позор семьи, горе будущего мужа. Пока я не исполнил своей угрозы.

Инес быстро поднялась и, недовольно фыркнув, выбежала из овина.

Теодора долго не могла успокоиться, вспоминала об инциденте.

– «Что я на нее так накинулась, обидела? Сама не лучше. Может надо было поговорить по доброму? » – и снова усмехнулась – блудливое выражение глаз Инес было не спутать ни с чем, любой разговор мог закончиться тем, что она бы просто на нее напала, пытаясь склонить к взаимности и тайна Теодоры была бы раскрыта.

Остаток ночи Теодора провела кое-как и, едва забрезжил рассвет, вывела быков и покинула стены Махерат, не желая встречаться с ночной гостей.

Чем дальше повозка удалялась от монастыря, где Теодора провела ночь, возвращаясь из города с грузом муки по заданию настоятеля, тем ночное приключение все больше казалось ей нелепым приветом из прошлого. Она все время думала о той девушке, дочери настоятеля, Инес, которая хотела ее соблазнить, приняв за мужчину.

– Странно, однако, что мы с ней там встретились. Обычно приключения за свой зад ищут намеренно, а я засела за монастырскими стенами, сижу там, как мышь и вдруг на тебе – и в овине меня нашла какая-то молодая избалованная лупа (волчица). Интересно, настоятель знает, что его дочь уже созрела и ее пора выдавать замуж?

Теодора также нашла удивительное сходство между собой и Инес.

– Такое впечатление, что наши вкусы «шлифовал» один «горячий напильник». Если так, то демон мог навести на меня эту девушку намеренно, чтобы притвориться ею и снова заполучить меня. Похоже, я легко отделалась. Это странно – от демона так легко не обманешь, если он тебя коснулся рукой, а Инес прилипла ко мне всем телом, своими сосками чуть не покалечила меня, – Теодора не удержалась от улыбки, вспомнив, как отбивалась от одураченной Инес. – Значит, это был не он. Но кто тогда навел ее на меня?

В случайность встречи Теодора не поверила и всю оставшуюся дорогу ломала над этой загадкой голову.

Едва повозка въехала в монастырский двор, Феодосия позвали к отцу Дамиану. Первый вопрос настоятеля удивил:

– Как прошла ночь в монастыре?

Не то, как сложилась дорога, как прошли торги, сколько удалось сэкономить и насколько хороша привезенная мука… Феодосий, как всегда, глядя в пол, произнес голосом в котором слышались смирение и легкое недоумение:

– Вашими молитвами, все хорошо. Сена в овине было достаточно, чтобы накормить буйволов и выспаться перед дорогой. Меня никто не беспокоил.

– Никто? – едва ли не привстал со своего места настоятель, сверля глазами Феодосия.

Теодора, все больше волнуясь, покачала головой.

Так они и стояли друг напротив друга в молчании, ожидая, что один из них даст пояснения первым. Но Теодоре сказать было нечего, а настоятель решил отложить «допрос», но предварительно выслушав свою дочь. Он был уверен, что она не упустит своего шанса – познакомиться с таким молодым послушником. Он создал все условия, чтобы встреча состоялась! Остальное было в руках Инес. И что же… план провалился?

– Вы позволите мне пойти к себе, – попросил Феодосий, надеясь, что настоятель не станет больше его пытать – рассказывать о проделках его дочери Теодора не хотела. Она вообще не хотела иметь к этой истории никакого отношения. Какое ее дело, если у настоятеля дочь – лупа! Пусть сам разбирается со своими семейными делами – она же не стала ни на кого вешать свои дела – просто исчезла из жизни семьи и все. Теодора вспомнила о доме.

– «Наверное уже думают, что меня нет в живых. Вот и хорошо. Та Теодора, которую они знали – умерла».

Почему с ней произошли такие перемены, Теодора не знала сама. Влияние игуменьи на себя она не переоценивала – ей с детства внушали только благопристойные мысли, а делала она совсем другое. Демон совратил ее потому, что она сама хотела этого. Познав любовь одного мужчины, она поняла, что растратила себя на многих и тем самым исчерпала свой запас любви, который был ей отмерен от рождения. Любви, не похоти – недостатка в этом «добр» Теодора не ощущала и сейчас, но теперь эти эмоции занимали подобающее им место в самом низу иерархии чувств и потребностей ее души, там где собиралось все самое грязное и зловонное.

Теперь она хотела только покоя, но прежде ей надо было освободиться от прошлого, чтобы оно никак не напоминало ей о ней самой, и она могла в тиши монастыря спокойно готовить себя к монашеству. Серьезным препятствием Теодора считала то, что выдавала себя за мужчину. Если принимать постриг, ей надо было вернуться в женский монастырь, но там мог поджидать ее главный враг. Только тут она была для него «невидима». Получалось, что эта Инес напомнила ей и о прошлом, и о том, что демон не оставил надежд добраться до нее. Если одна из пущенных им стрел упала рядом, следовало ожидать очередного «попадания». Теодора стала молиться, просить, чтобы ее миновала «чаша сия».

Как там провернулись жернова судьбы, не известно, но последствия Теодора ощутила не сразу, а через девять месяцев…

***

Инес, потерпев неудачу с послушником, затаила обиду. Отец ее спросил – как она отдохнула в монастыре. Инес, поджав губы, ответила, что замечательно и тут же ушла к себе, не желая продолжать беседу. Ей хотелось поскорее пойти в термы и там смыть с себя пыль дороги, запах овина и следы любовных утех с демоном под видом послушника, чей облик он принял, "соблазнив" Инес.

– Значит Феодосий не солгал, – убедился отец Дамиан и в сердцах назвал дочь глупой, что упустила такой шанс устроить свою жизнь. После этого настоятель несколько раз заговаривал о том, чтобы отправить Феодосия еще куда-нибудь, где он мог пересечься с Инес, тот отвечал отказом, вплоть до того, что покинет монастырь насовсем, если его не оставят в покое. Пришлось угомониться и ждать, что Инес заинтересуется кто-нибудь другой.

Инес регулярно вывозили и выводили в места скопления самых богатых отпрысков, которые собирались в определенных местах в поисках невест. На нее посматривали, подходили побеседовать, посылали ей знаки внимания, но дальше этого дело не шло.

– Как заколдованная, – сетовала Клариса, мать Инес, а настоятель неустанно молился. Но ничего не помогало – Инес оставалась одна – а как иначе – ее наградил своим семенем сам демон.

Самое ужасное началось после того, как одна из служанок обратила внимание на то, что у молодой госпожи уже которую неделю нет выделений. О причине догадались, но сообщить эту новость ее родителям, никто не решался. Буря разразилась после того, как мать Инес подслушала разговор:

– Госпожа беременна!

– Все это знают. Вот будет сюрприз!

– «О ком это они», – подумала Клариса, первым делом примерив «новость» на себя, а потом с ужасом поняла – Инес!

Прибежав в покои дочери, она застала девушку за обычным для нее занятием – Инес предавалась любовным утехам с посыльным, который доставил ей благовония и душистые растирания, приготовленные по ее заказу.

– Ты с ума сошла! Пошел вон, мерзкая тварь, – она накинулась сначала на дочь, потом на того, кто ее оседлал сзади и по инерции не мог остановиться, смотрел на вошедшую круглыми осоловелыми глазами. Еле расцепив любовников, женщина принялась хлестать обоих всем, что попадало под руку. Несчастный посыльный выскочил из комнаты Инес голышом, по дороге сорвал полотнище с оконного проема, обмотался им наскоро и удалился уже шагом, посмеиваясь про себя – будет, о чем рассказать! Правда, придется на время уехать, пока шум не уляжется – все же дочка настоятеля, хоть и лупа – бывает!

– Ты с ума сошла, – повторила мать Инес, рассматривая ее фигуру. Признаков беременности, кажется, не было, хотя дочь немного поправилась за последнее время, но от переедания детей не бывает, – С тобой все в порядке? – спросила она.

Инес удивилась.

– «Ничего себе, вместо того, чтобы отхлестать меня розгами, такой вопрос! » – Да, а что такое? Если ты про этого …, то это не то, что ты подумала. Он просто показывал мне… физическое упражнение, чтобы похудеть.

– Инес! – прошипела мать, – ты с ума сошла? Какие упражнения с высунутым фаллосом? Если отец узнает, он запрет тебя в монастырь, и ты оттуда выйдешь только в саване! Ты понимаешь это? Я уже вижу, что ты готовая меретриса (куртизанка в древности) и тебе надо выдавать спинтрии (жетоны для оплаты услуг)! Чего тебе не хватало, что ты полезла сюда? Но как бы там ни было, я не хочу, чтобы ты окончила свои годы в стенах монастыря. Что тебе мешало просто выйти замуж и потом творить, что угодно?

– Разве муж мне бы позволил?

– Разве у мужей спрашивают разрешение на такое? Нет, ты точно сумасшедшая.

– Но ты мне никогда о таком не рассказывала! Если бы я знала, то …

Продолжить Инес не смогла – низ живота свела судорога и резкая боль.

– О, боги…, – прошептала она и упала без сознания.

Позвали лекаря. Осмотрев Инес, он вынес вердикт:

– Беременна.

–Вы уверены?

–В чем?

Клариса махнула рукой, расплатилась и добавила сверху за молчание. Слуги тоже получили приказ молчать. Одновременно начались поиски того, кто последним "оприходовал" Инес – о том, что он далеко не первый, мать уже поняла. Но начинать с кого-то поиски «козла отпущения» надо было немедленно.

Глава 13.

Инес пришла в себя и первым делом попросила, чтобы позвали отца.

– Дочка! Давай обойдемся без него, сами придумаем, как ему все объяснить.

– Нет, хочу ему признаться, – требовала Инес.

Игумен, узнав о том, что его срочно призывают домой, испугался – такие приглашения как правило не к добру. Увидев жену, успокоился и тут же испугался еще больше – Инес!

– Что с ней?

– Она сама тебе скажет, теряясь в догадках, ответила жена и после того, как муж вошел в комнату дочери, приготовилась подслушивать – Инес мать не впустила.

– Так значит это Феодосий!, – отец Дамиан радостно похлопал Инес по заду, – Молодец, дочка, я в тебе не ошибся!

Инес смотрела на отца.

– Ты все знал? – изумилась она.

– Конечно! Я же твой отец! Как я могу не быть в курсе таких событий в жизни моей дочери. Отдыхай, милая, не волнуйся, я все устрою. Он от нас никуда не денется.

– Феодосий, – прошептала Клариса, стоя по ту сторону дверей, – что еще за Феодосий? Надеюсь, хоть не посыльный…

***

Теодора вышла от игумена белая, как лепесток лилии. Настоятель напомнил ей о том, как посылал за мукой и по его настоятельной просьбе она должна была на обратном пути переночевать в Махерат.

– Я же тебя спрашивал – как прошла ночь, ты ответил, что все было тихо, а оказывается тебя побеспокоила, если так можно выразиться, моя дочь. Или ты ее? Ну не суть. Ты напрасно скрывал от меня, что между вами было. Я же отец! Ты хороший парень, я не имею ничего против того, чтобы наши семьи породнились. Что тебе делать в монастыре? Успеешь. Поживи мирской жизнью, насладись отцовством, в этом тоже есть радости, поверь мне.

О том, какая радость быть отцом такой, как Инес, игумен уточнять не стал. Теодора несколько раз пыталась открыть рот, но что она могла сказать? Что предположения ее «отцовства» столь же нелепы, как и то, что она мужчина?! Ее тут же бы выгнали б из монастыря. Но не это самое страшное. Едва она окажется за воротами, демон схватит ее и ее душа будет развращена незамедлительно и с такой интенсивностью, что никакие силы не помогут ей сохранить в себе хоть песчинку чистоты. Ее могли осудить за притворство, а то и вовсе запереть в самом дальнем подземном склепе монастыря, чтобы история не вышла за пределы. Инес «мужа», если что, найдут. А вот послушника Феодосия уже не нашли бы никогда. Ни один из вариантов Теодоре не понравился. Она металась между этими стенами, как загнанная лань и просила, молила о помощи.

Ей явилась мать Изабо.

– Дитя мое, твое положение хуже некуда.

– Спасибо, Изабо. Это я и так знаю. Совет будет или мне самой думать, как лучше уничтожить себя? Ты же непростая игуменья! Разве ты не должна помогать таким, как я? Сама же говорила!

Теодора обращалась к матушке Изабо непочтительно, фамильярничала, но та не обижалась – видела, в каком она состоянии.

– Есть еще один выход. Но он тебе не понравится.

– Говори!

– Даже не знаю…

– Говори же!

– Ты признаешь свое отцовство.

– Я?

– Да. Скажешь, что обесчестил Инес в ту ночь, когда ночевал в том же монастыре, что и она.

– Даже так, обесчестил..

– Именно. Потому что в противном случае они тебя уничтожат.

– Было у меня и такое предположение, – прошептала Теодора, – Надеялась, что ты посоветуешь, как выйти из этой ситуации.

–Я и посоветовала, но тебе идея не понравилась.

– А чего ты ожидала? Мало того, что мне надо признать себя мужчиной и закрыть себе дорогу в женский монастырь, что мне делать с младенцем? Или может мне жениться на этой юной лупе и перевоспитывать ее?

– Хорошая идея. Но не осуществимая. Инес – невеста демона. И ребенок – это его плоть от плоти. Жениться на ней тебе и так не дадут потому, что выяснится, что у тебя нет родителей в том виде, в каком они себе их представляют. Ты для своей семьи – женщина и к тому же умерла. Твое появление сейчас воспримут, как попытку обмана. Увы, Теодора, твое разоблачение не выгодно никому.

– Допустим, все так, как ты сказала. Что мне делать с ребенком, чей отец – демон?

– Выиграем время, а потом решим. Ребенок демона – это серьезный козырь. Я с такими историями не сталкивалась. Нужен совет мудрых, увы, среди старцев таких мудрецов. Но я знаю, кто может дать совет – этим сверху все видно, если соизволят проявить внимание. Но пока я буду убеждать, что «заблудшим овцам» нужна помощь, а не жертвенный нож, тебе придется играть роль «отца».

***

– Он просит его принять? Хорошо, пусть приходит, – воодушевился игумен, получив известие, что Феодосий сдался и согласен признаться, что Инес ждет ребенка от него. – И позовите Инес! Теперь точно не отвертится.

Теодора вошла в комнату и увидела сразу Инес. Та стояла возле кресла отца, улыбалась.

– «Лупа», – подумала про себя Теодора, назвав Инес волчицей, которым место в доме свиданий, где женщины добровольно занимаются тем же, чем и она в свое время, но будучи замужней. – «Как все меняется. Это и есть моя кара? Но кому могло прийти такое в голову – чтобы покарать блудницу плодом чужого блуда? И не просто ребенком, а таким, кого зачал сам демон. На месте Инес могла быть я. Мой бедный муж, ты меня спас тем, что вовремя вытащил из этой трясины, полюбив! Как жаль, что Инес не дождалась своей любви и получила то, от чего я избавилась, благодаря провидению, » – Теодора пыталась себя подбодрить любыми способами, не умея заглянуть в будущее – оно было еще более неопределенным для ее бессмертной души. Теодора шла на встречу с Инес, представляя, что прыгает в омут, откуда выплыть можно было, проявив недюжинные таланты.

– Вот, посмотри на него, моя дорогая дочь, узнаешь?

Инес посмотрела на Теодору. Та стояла, опустив голову, по привычке, сложив руки на груди и пряча их под накидкой, которая скрывала ее фигуру.

– Пусть он посмотрит на меня! Так мне не понятно, – Инес решила поиграть с послушником, которого хотела оклеветать и собиралась представить все, как можно более правдоподобно.

– Ты слышал? Подними голову.

Теодора не шелохнулась. Инес, поигрывая бедрами, сама направилась к ней. Подойдя совсем близко, остановилась.

– Ну же, не упрямься хоть сейчас, – прошептала она, – Только покажи свое лицо, и я скажу отцу, что пошутила и ты уйдешь! Клянусь тебе своим ребенком!

Теодора пришла в ужас от такого дьявольского лицемерия и бесстыдства вперемешку с наглостью.

– «Оказывается, бывают еще хуже, чем я! » – удивительное открытие придало Теодоре сил. Она медленно приподняла голову и даже слегка сдвинула капюшон, чтобы Инес могла лучшее ее рассмотреть. Встретившись с Теодорой взглядом, Инес ахнула.

– Что такое? – забеспокоился отец, больше всего не желая ошибиться. Он уже подсчитывал деньги, которые принесет ему замужество Инес.

– Отец, это не он.

– Ты хорошо посмотрела?

– Она лжет вам, это я ее обесчестил, – Феодосий говорил громко, чтобы перекричать Инес, которая бормотала, как заведенная – «Не он».

– Уведите мою дочь, закройте в ее комнате и следите, чтобы муха не залетела. Феодосия тоже заприте. На всякий случай.

Инес, увидев вблизи Феодосия, поняла свою ошибку и какую глупость она сделала, что указала на него. Но что ей было делать? Какой бы она не была испорченной, выходить замуж за женщину, точно не собиралась – а как же супружеский долг мужа? Этот вопрос ее беспокоил, пока она не вспомнила о том, что можно найти радость и на стороне, поехав, например, в недолгое путешествие и остаться заночевать в одном знакомом ей монастыре.

– «Надеюсь, тот послушник еще там? А этот, вернее, эта, мне не нужен» – решила Инес, но отец не желал ее слушать…

– Ваша дочь говорит, что Феодосий – женщина, – передавали отцу Дамиану.

– Да, а она не пыталась вас убедить, что это Зевс ее осчастливил своим вниманием и немного перестарался? Я знаю свою дочь лучше вас, перестаньте мне носить сплетни о том, что она там бредит, главное, следите, что б не сбежала.

Глава 14.

Время пролетело. Приближалось время, когда должен был родиться ребенок. Демон вспомнил о своей подружке:

– Как она там? Надо будет хотя бы с ней попрощаться. Бедняжка, угораздило же забеременеть от меня! Она хоть и беспутная дева, но все же человек и достойна уважения, – демон разыгрывал моно-спектакль, куражился, тем самым старался скрыть неловкость, которую испытывал – Инес ему нравилась не меньше Теодоры – стоило ее поберечь, а не награждать своим семенем, зная, что подписывает ей смертный приговор. В очередной раз он не совладал с тем, что называют зависть. По его мнению Создатель одарил людей по-царски – бессмертную душу и свободу волеизъявления в нагрузку – тот еще дар, если нет дара предвидения и бессмертия. Демон лицемерно причитал:

– Знаю, что быть человеком непросто, я-то бессмертный в любом виде, а они, лучшем случае, будут прозябать калеками, умоляя о смерти. Да и болезни там разные… Мой сын, если бы выжил, полагаю был бы избавлен от этих недостатков и унаследовал все лучшее, что есть во мне. Из него мог бы получиться неплохой царь, где именно, найти не проблема – всем нужен царь!

Демон настолько увлекся своими несбыточными планами, что совсем забыл о том, что роды доконают Инес смертна, а ребенку не суждено было сидеть не то, что на троне – даже на стуле! Он должен умереть вслед за матерью.

***

Демон заявился к Инес незадолго до начала схваток. Она почувствовала его присутствие и не обрадовалась.

– Ты меня боишься? Что такое? За что такая немилость?

– Уйди, пожалуйста, – попросила Инес.

– Что значит, уйти, я отец ребенка! Ты тоже виновата в том, что случилось. Забыла, как я ублажал тебя так долго, что сам утомился. А тебе все было мало. Я и разрядился в тебя, хотя и не собирался. Достала! Теперь во всем винишь меня и гонишь, как шелудивого пса?

Сказать несчастной роженице, что скоро все кончится – она отмучается и ее душа отлетит в лучший мир, демон не решился. Очень некстати в памяти всплыли сцены их близости, одна жарче другой. Ему стало жаль свою несчастную подружку.

– «А что, если попробовать искусить ее так, что она сама предпочтет остаться со мной? Для этого ей придется расстаться со своей бессмертной душой. Но она в таком состоянии, что ей не до рассуждений. Может получиться» – демон начал издалека, осторожно – намекнул на перспективу продолжить их «знакомство».

Отчасти расчет был верен – Инес было страшно. Ей казалось, что она непременно не переживет роды. Инес не могла себе представить, как содержимое такого огромного живота выйдет у нее через место, которое доставляло обычно только плотскую радость. Страх с каждым днем рос и достиг таких глубин ее сознания, что она осмелилась возразить самому демону, не поверив в его благие намерения.

– Ты уже все получил, уйди! – взмолилась она.

– Не глупи. Родишь, отлежишься и мы с тобой отметим это событие, – демон сочинял на ходу, торопился, чувствовал, что время поджимает. – Пригласим бесов, если тебе меня будет мало. Все к твоим ногам, дорогая.

Слова демона до Инес уже не доходили. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что сейчас надо не болтать, а сосредоточиться на процессе. Если ее пощадят, сочтут, что она этому миру зачем-то еще нужна, возможно, роды она переживет. Инес впервые в жизни начала молиться.

– Обещаю! Клянусь! Никогда, никогда! Ни за что, ни за что!

Но судьба ее уже была решена ангелами, которых призвал ее собственный хранитель, когда понял, что не справляется. Попытки демона – выманить у Инес согласие расстаться со своей бессмертной душой в обмен на жизнь, вызывали опасение. Она могла согласиться, не зная, что за жизнь ее ждет. Объяснять тонкости существования существ, которых обратили в нечто, что должно было отныне и до века питаться чужой кровью, уже не было времени.

Видя страдания роженицы, ангел-хранитель сделал попытку выпросить для Инес просто жизнь, хоть сколько-нибудь:

– Разве ее страданий недостаточно, чтобы искупить её грехи? Она еще так молода… В качестве исключения, может быть можно?

Более опытные наставники и знатоки человеческих душ был категоричны:

– Молода, но уже успела проявить свою блудливую натуру. Сейчас она наобещает все, что угодно. Присутствие демона говорит о том, что он ее не оставит и после смерти, не даст подготовиться к встрече с Богом. Если дать ей шанс дожить свою жизнь, демон будет первым, кто примет ее в свои объятия. Ее родители, несмотря на то, что отец ради ее спасения дал обет и теперь "мучается" в роли "отца Дамиана" – несёт свой крест, не были для дочери достойным примером. Про мать вообще можно не говорить – Клариса занята собой и своей уходящей молодостью. В общем, подведем итог. Демон нашел замену Теодоре и не ошибся в выборе. Вы знаете, чем заканчиваются эти беременности. Инес умрет родами, как и ее младенец – другому не бывать.

– Но я чувствую в ней искру! – крикнул ангел.

– Ну и что? Ничтожная искра света есть всюду. Надежда на то, что она прорастет в ее душе, мала. Как только боль утихнет, а страх пройдет, она возьмется за старое. Демоны не любят проигрывать, особенно дважды.

Это был приговор. Ангел-хранитель утер свои слезы, но вздохнул с облегчением – тащить к свету таких, как Инес, труд еще тот, измотает даже долготерпеливого. Ангел отошел в сторону от изголовья, предоставив Инес ее судьбе. У роженицы начались схватки.

***

Никто из присутствующих не предполагал, что дальнейшие события пойдут по другому сценарию потому, что у бога на тот момент уже был свой план, которым он ни с кем не поделился, чтобы чистота важного эксперимента была абсолютной.

***

Теодора, услышав душераздирающие вопли, не находила себе места – ходила из угла в угол по своей келье, пыталась молиться. Но слова молитвы не складывались, получалось неискренне, и она это чувствовала.

Из дальнего угла кельи послышался знакомый голос – мать Изабо снова тайно посетила свою подопечную, над которой взяла шефство однажды и не по своей волей – это было своего рода послушание.

Изабо постаралась, насколько это возможно, облегчить страдания Инес. Ничего больше она сделать не могла. Она за Инес не отвечала. Другое дело – Теодора…

С Теодорой едва не упустили момент, когда изменения в ее душе могли стать необратимыми.

Матушка Изабо, одна из васИлис – существ, занимавших промежуточную ступень между ангелами и демонами, проживала одну из своих жизней, имела немалый опыт в подобных делах. Она сумела развернуть "корабль" Теодоры в нужном направлении, крепко держала штурвал, несмотря на уже кровавые раны до кости.

В свое время падение Теодоры было настолько оглушительным, что ее перепоручили Изабо – васИлиса и так уже некоторое время наблюдала за тем, как демон уродует эту душу. Уж она-то знала, как остановиться и получить второй шанс – прожить земную жизнь осмысленно и если грешить, то не до почернения души с последующим ее отмиранием.

Жить среди людей и не грешить могли только ангелы и то – потому, что лишены свободы воли. Демоны – покровители и наставники грешников, были их противоположностью. У Изабо был особый статус в небесной иерархии. К ее обязанностям – спасать заблудших, добавили специальные полезные навыки, чтобы она могла хотя бы иногда разговаривать с демоном на равных. При этом она оставалась свободным художником, балансировала между добром и злом на тонкой грани, интуитивной выбирая светлую сторону.

К тому времени, как понадобились ее услуги по спасению Теодоры, она уже прошла этап неофитства, когда выступала яростным борцом с человеческими грехами. Толку от такого «насаждения опыта спасения» было немного, а тех, кто надолго позабыл дорогу к храму, прибавилось, особенно среди молодых женщин. На первых порах она принуждала к вере, а не вела к ней, как сейчас Теодору.

Со временем мать Изабо научилась аккуратно внушать – путь из бездны греха все же есть и не важно, как далеко ты успел в эту помойку погрузиться – было бы осознанное желание изменить свою жизнь. С этими мыслями она и нашла дорогу к сердцу Теодоры, которую ей поручили сопровождать до тех пор, пока та не выберется из трясины, в которой уже находилась по самую шею.

Изабо понимала, что новая подружка демона, Инес, которую она называла копией Теодоры, обречена. Теодору ждало то бы то же самое, если бы не она – Изабо начала с того, что показала Теодоре – что такое простая любовь. Молодой муж, Феодор, оказался самым подходящим для этого кандидатом – наивен, не искушен и любил Теодору без всяких претензий на взаимность – ответный ласковый взгляд, рукопожатие, не говоря уже о похвале за доставленное плотское удовольствие – ему всегда хватало. Изабо научила Теодору любить и ценить эту преданность. Теодоре стало некомфортно изменять и совсем уже шоком стала мысль, что она могла наградить своего любящего, доверчивого мужа позорной болезнью. С этой ступени начинался путь Теодоры вверх.

– Не получается молиться? – спросила Изабо, «увидев» из своего далёка, чем подопечная занимается. Спросила с усмешкой, но беззлобной, давая понять, что в ситуации нет ничего неожиданного, для нее – точно.

Теодора уже привыкла, что мать-настоятельница за ней наблюдает, хотя они несколько раз спорили и договорились, что «шпионит» и «присматривает» – все же разное.

– Ты как мое дитя! Пойми, я не хочу тебя сторожить – бесполезно. Ты, как и Инес, легко преодолела родительский надзор. Это свойственно многим молодым, которые хотят поскорее вкусить жизнь, но начинают с самого сладкого. Это быстро кончается, а к горькому они не готовы. Вот и клянут время, что оно не дает им того, к чему приучили себя, молодятся, становятся нелепыми или идут на подлость или преступление.

– Что такого? Молодость берет свое.

– Да, но меры не знает и не замечает, когда надо остановиться, начинать копить, а потом отдавать.

Видя, как Теодора переживает, матушка Изабо поняла, что она постигает новую для себя истину и учится сострадать, раз уж захотела помолиться за кого-то.

Глава 15.

На этот раз Теодора была рада появлению Изабо, хотя не так давно сердилась и смущалась до слез – монахиня заставала ее в самых неприглядных ситуациях. Она могла явиться ей в момент, когда очередной любовник входил в нее и Теодора замирала в предвкушении.

– Ты могла бы так не делать? – попросила она матушку Изабо после очередного прерванного акта – впечатления были смазанными, и мужчина ушел от Теодоры разочарованный ее внезапной скованностью.

– Нет. Иначе ты никогда не остановишься. Время поджимает.

– Ты что-то видишь? – спросила с тревогой Теодора, вспомнив о своих подозрениях на болезнь, которой ее могли наградить ее прежние обожатели. – Я скоро умру?

– Успокойся. Я не об этом.

– О чем же?

– В свое время узнаешь.

С тех пор Теодора успела скрыться от демона, побывать в женском монастыре, сбежать оттуда, поселиться в мужском под видом послушника Феодосия.

– Ты напрасно выбрала имя на ту же букву, что и имя твоего мужа, будет напоминать тебе о том, чего ты лишилась.

– Пусть. Это чтобы я не забыла о том, что у меня было не только искушения демона, но и просто любовь.

– Которой тебе оказалось мало…

Теодора промолчала.

Окликнув Теодору сейчас, когда она молилась за Инес, Изабо все же застала ее врасплох. Теодора вдруг испугалась своей неискренности, вдруг она лицемерит и нисколько не скорбит, а притворяется. Молитва и правда не получалась. Матушка Изабо была терпелива.

– Давай для начала разберемся и поговорим. Ты зачем молишься?

Теодора удивилась.

– Как это зачем?

– Ну, вот и спрашиваю – зачем? Если знаешь, ответь.

Теодора задумалась. В самом деле – зачем. Она перебирала в голове разные варианты, но ни один не подходил потому, что аргумент не являлся главным, но все вместе и было совокупной причиной, почему ей хотелось обратиться к богу и попросить…

– «Ах, да, » – Теодора даже посветлела от новой мысли, – Я не знаю, о чем хочу Его просить! Ты это имела ввиду? Потому у меня и не получается?

– Возможно. Но для начала давай подумаем вместе – все ли причины достойны твоего желания обратиться к Нему?

Теодора начала перечислять и первое, что она назвала:

– Чтобы Инес разродилась благополучно. Она так кричит, так мучается! Мне ее жаль.

– Понятно. Что еще?

– Еще? Чтобы мне не надо было на ней ни «жениться», или заботиться о ее ребенке. Ее отец уверен, что это моя работа. Боюсь, что заставят. Потому пусть лучше живет, здравствует и сама возится со своим ребенком. Если попробую сбежать или отказаться, меня могут в этом монастыре и похоронить. Никто не угрожал, но я так думаю. Тут есть подвалы, куда нельзя спускаться. Говорят, там есть ниши, в которых замуровывали грешниц.

– Или врагов церкви.

– У церкви разве есть враги? – удивилась Теодора тому, что мать Изабо вдруг изменила тему.

– А как же. Общение с одним из них едва тебя не погубило. Помнишь, как тебе было весело? Вспоминаешь?

– Ты о демоне, – догадалась Теодора. – Конечно, вспоминаю, – призналась она и тут же воскликнула. – Но я не хочу больше! Мне вдруг стало противно. И он и его бесы. Липкие, суетливые, как навозные мухи, будто я не дева, а куча навоза!

– Хорошее сравнение. Честное. Не кричи, еще подумают, что с тобой тут неладное, придут проверить тебя, а мы еще не закончили. Погоди, мне надо на тебя посмотреть.

Теодора уже знала – мать Изабо, если не находилась рядом, предупреждала ее перед тем, как показаться. Изабо недаром осторожничала. Если бы ее застали в келье молодого послушника, кем для всех была Теодора, была бы беда: она то исчезнет, как и появилась, а вот послушника поместили бы в одну из тех ниш – монастырские стены надежно хранили такие секреты.

Изабо показалась со стороны маленького окна, забранного решеткой, будто вошла через него вместе с лунным светом. Теодора всегда волновалась, когда видела это свидетельство потустороннего. Благодаря этому «фокусу», игуменья смогла убедить Теодору в том, что с помощью такого же фокуса с ней все это время развлекался демон и его подручные – они легко проникали в нее через посредников-мужчин, слившись с ними.

«– Знала бы ты, как эти прохиндеи были удивлены, когда не смогли соединиться с Феодором! Его любовь к тебе защитила вас обоих».

Вспомнив о Феодоре, Теодора решила добавить к своим молитвенным желаниям кое-что еще.

– Изабо, скажи, я могу сейчас попросить за своего мужа?

– А он тут при чем? Ты же хочешь помочь Инес.

– Да, хочу, я также хочу попросить о забвении – чтобы он забыл обо мне и не мучился, женился снова и жил счастливо.

– Похвально, – ответила Изабо. – но это лишнее – он уже женился, и его молодая и красивая жена скоро разрешится первенцем.

Лицо Теодоры погрустнело.

– Прости, что не сказала тебе про это раньше. Жизнь не стоит на месте. Не переживай за него, если и правда это беспокоит. Его волнения, в отличие от твоих, как правило, приятные. Так что этот повод для молитвы можешь отбросить смело. То, что хотела за него помолиться – зачтется. Это все или что-то еще?

Теодора с усилием справилась с собой, чтобы не разрыдаться от жалости к себе и зависти к той, что заняла ее место. Ничего не поделаешь, она сама так решила. Феодора надо отпустить. Теодора почувствовала, как с души скатился еще один камень.

– Еще хотела бы наказать того лекаря, – Теодора отпустила по его адресу ругательство, которое в стенах монастыря прозвучало особенно выразительно.

– Ты не забыла, по какому поводу вообще начала молиться? Хотя… а как именно ты бы хотела его наказать?

Теодора начала перечислять болезни, отравы и беды, которые должны были поразить лекаря-прелюбодея, обманщика и соблазнителя.

– Хорошо. Но, один момент. Ты готова нести ответственность за то, что твои «рецепты» будут воплощены в жизнь? Ты сама будешь кормить его этими ядами? Думаешь, что твои просьбы будет исполнять кто-то другой? Ошибаешься – это твоя обязанность. Тебе создадут условия, но все будешь делать сама.

– Я не хочу быть убийцей! – воскликнула Теодора в ужасе представив не без помощи игуменьи, как она будет подсыпать ничего не подозревающему лекарю яд в его бокал с вином. Она увидела отчетливо свою руку, которая дрожала, сжимая склянку, а потом опрокидывала ее, и зеленоватые капли с шипением растворялись в вине. Лекарь взял бокал, поднес ко рту, сделал глоток. Теодора снова увидела, как яд, проникший в кровь, разносился по всему тему, разлагая его изнутри. Лекарь начал задыхаться потому, что легкие превратились к студенистую массу, а потом и вовсе исчезли. Следом растворилось сердце. Но лекарь не умирал потому, что жил его мозг. Он уже не дышал и смотрел на нее безжизненными глазами мертвеца и спрашивал:

– Это ты отравила меня, проклятая прелюбодейка? Убийца!

Наваждение рассеялось не сразу. Теодору трясло от пережитых мгновений.

– Если желаешь кому-то смерти и просишь об этом бога, ты одной рукой молишься, а другой уже держишься за топор, нож или у тебя в руках склянка с ядом. Ну так как, будешь просить об этом?

Теодора помотала головой. Еще одна ступенька вверх…

– Замечательно. Этот пункт вычеркиваем. Итак, остается Инес. Не спрашиваю, чего вдруг ты так к ней прикипела, но то, что ты хочешь помолиться о ней, говорит само за себя. Давай, Теодора, проси бога! Сможешь сейчас проговорить вслух при мне? Не застесняешься? Люди часто смущаются искренности, которая обнажает в них доброту.

– Да. Смогу, наверное…, – Теодора начала неуверенно, словно смущалась того, что делала:

– Отец небесный, прошу тебя, помоги несчастной Инес разродиться здоровым малышом. Помоги ей найти душевное успокоение. Избави ее от боли, мучений и искушений, – Теодора посмотрела на монахиню. – Надо уточнять, о каких искушениях речь? – Изабо улыбнулась ее наивности и сделала знак рукой – продолжай, пока все идет хорошо. – Отец, а еще помоги мне понять, что надо сделать, чтобы искупить свою вину перед тобой. Я вижу, какая Инес и не хочу, чтобы это случилось со мной. Но я не готова быть монахиней. Если есть другой путь, покажи мне его.

–Все? – спросила Изабо.

– Кажется, да, – Теодора неуверенно улыбнулась.

– Что ты чувствуешь? – монахиня приблизилась и заглянула Теодоре в глаза.

– Легкость! И страх.

– Чего ты боишься на этот раз?

– Что Он услышит мою молитву.

Глава 16.

Мать Изабо улыбнулась, когда увидела, что рядом с Теодорой, которая так искренне помолилась за другого, появился бесплотный ангел, невидимый Теодоре и обнял ее.

– «Почему не хочешь показаться ей? »

– «Чтобы не притупить ее инстинкт самосохранения – будет думать, что страхуют, ослабеет. Неверие в нас – не страшно. Лишь бы в Него верила».

– «Она уже убедилась, что демон реален. Сегодня помолилась. Предчувствие Бога уже в ее душе».

– «Это и твоя заслуга, Изабо. Тобой очень довольны», – ангел исчез.

–Твоя молитва услышана. Да будет тебе дано то, о чем просишь, Теодора.

Игуменья произнесла эти слова. В ту же секунду дверь в келью распахнулась от мощного удара. Теодора едва успела заслонить Изабо собой, давая ей возможность скрыться. На пороге стоял отец Дамиан. Его глаза горели огнем ярости и горя.

– Негодный человек. Кого ты прячешь за своей спиной? – Теодора отошла в сторону, надеясь, что там уже никого нет. – Будь проклят день, когда я впустил тебя в нашу обитель! Ты погубил мою дочь! – игумен сам верил в то, что говорил, забыв – послушник войти-то вошел, но остался по его личному разрешению. Но тогда – Если не хочешь сгинуть прямо здесь, забирай этого младенца и покинь стены монастыря немедленно!

Теодора не могла промолвить ни слова:

– «Я разве об этом просила? »

Матушка Изабо, которая намеренно задержалась, но успела стать невидимой, прошептала:

– «Пока мы тут с тобой постигали таинство молитвы, Инес умерла родами и была избавлена от искушений, боли, страданий, как ты и просила. Младенец жив и здоров, что очень странно. Нет времени выяснять, почему так. Раньше все умирали. Для этого ребенка сделали исключение. Что ж, Ему виднее. Теодора, ты признаешь младенца и будешь о нем заботиться. Считай, что это твое послушание». – Сказать, что ребенок наказание за грехи, Изабо не решилась.

– О чем ты говоришь? – Теодора была в ужасе от такой перспективы и воскликнула вслух. – Это же сын дьявола!

– Какого еще дьявола? – прорычал настоятель, безутешный отец почившей роженицы. – Еще смеешь богохульствовать в святом доме? Забирай плод своего греха и убирайся! Мою дочь будут оплакивать и похоронят как девственницу в другом монастыре – все будут думать, что она тайно приняла постриг. Это единственное, что я могу еще для нее сделать. А ты уходи, пока я не передумал.

Теодоре ничего не оставалось делать, как собраться и ждать, когда вынесут младенца. За Феодосием пришли:

– Настоятель разрешил тебе перед тем, как покинуть стены монастыря, в последний раз посмотреть на ту, кто приняла безвременную смерть из-за тебя. Младенец там, можешь его забрать.

Такова была последняя милость безутешного отца по отношению к Феодосию, которого монастырь обчистил полностью и теперь лишал крыши над головой, да еще перекладывал ответственность за судьбу незаконнорожденного. И все же милость была – требовалось сохранить тайну – не убив «плод греха», можно было сделать только так – убрать с глаз долой подальше, но под надежной защитой. Настоятель был уверен, что Феодосий его отец и сумеет позаботиться о свое ребенке:

– «Мы никогда не сможем его признать, не сумеем объяснить его присутствие в нашем доме и смерть Инес! Все поймут, как эти события связаны. Я не могу из-за этого лишиться сана и всего, что у нас есть».

Решение было принято заранее, причем, на всех уровнях. Инес, выносив под сердцем младенца, зачатого от демона, умерла, как и все подружки демонов, в которых проросло его семя. Такова природа демона – посеянное им, прорастало смертью.

Пути Господни неисповедимы. Ангелы, которые рождению живого младенца были удивлены не меньше Изабо, приступили к своим привычным обязанностям – стали готовить душу Инес к ее последнему путешествию по реке Лете. Челн уже ждал.

Тело несчастной Инес еще не сняли со станка для родов – специального приспособления из дерева, в тисках которого она провела последние часы своей жизни. При виде бледного лица, искусанных губ роженицы, Теодора не выдержала и разрыдалась.

– «Она не заслужила такой смерти! »

Голос Изабо снова все поставил на место:

– «Заслужила и ты это знаешь лучше, чем кто-либо. Зато теперь ее душа очистилась страданиями, надеюсь, она у Бога, отдыхает, отогревается. Видишь, твоя молитва оказалась действенной».

– «Почему ты так уверена, что именно моя молитва все так устроила? » – возмутилась Теодора. Перед лицом смерти ей совсем не хотелось лавров похвалы, да еще за такое – разве она думала, что этим все кончится?

– «Не знаю, почему ты так сердишься. Теперь у тебя есть опыт молитвы. Будешь знать, что слышат те из них, в которых просишь не для себя. Ты спасла Инес! Поверь мне. Я знаю, о чем говорю. Ты смогла в свое время улизнуть, а она нет – она понесла от дьявола, не забывай. Закрой ей глаза, бери младенца и уходи, пока дед и бабка не опомнились, что это единственное, что у них осталось на память от дочери и не отобрали младенца. Ребенка надо спрятать. Я помогу. Действуй, пока не поздно. Настоящий отец скоро будет здесь».

***

– Он уже ушел? – отец Дамиан не сразу прервал свою молитву, когда к нему зашли сообщить о том, что приказание исполнено – Феодосия (Теодору) из монастыря изгнали.

– Его келья пуста.

– Что он взял с собой?

Казалось бы – вопрос странный, если учесть, что никакого имущества у послушника, как правило, не имелось. О том, что у Инес родился младенец и Феодосий должен был забрать его с собой, старались скрыть, а тем, кто что-то пронюхал, уже приготовились заморочить головы. Этим сейчас отец Инес и занимался, аккуратно подбирая слова.

– Н-ничего! – ответил молодой монах, заикаясь, – если не считать…

– Я спрашиваю – ЧТО он взял с собой? – голос игумена звучал сурово и обещал непонятливому кару, если не последует верный ответ. В монастыре все были сообразительными, игумен в этом убедился.

– Ничего! Феодосий ушел и взял с собой «ничего»!

Настоятель уже было вздохнул с облегчением, но услышал продолжение:

– И его руки не были пусты.

Выругавшись про себя, игумен, который к тому времени отвернулся и смотрел в окно в надежде увидеть Феодосия и лично убедиться, что он покинул монастырь, развернулся к своему собеседнику и уставился на него, как голодный кот на единственную мышь в пустом амбаре.

– … потому, что это всего лишь видимость – прошипел он, – его руки не были пусты, как и его душа. Там была наша милость к нему. Ты же это хотел сказать?

Судя по виду начальства, второго шанса на неверный ответ у молодого и такого упёртого монаха не было. Справедливость требовала правды, а разум шептал свое:

– «Тебе надоело жить? » – монах тут же опустил глаза и начал молиться.

Отец Дамиан присоединился к нему, выждал, и убедившись, что перспектива скорой смерти в одной из ниш подземелья дошла до сознания этого несчастного в полной мере, отпустил с миром.

– Ступай, сын мой и впредь не путай злой умысел с провидением. Если злоумышленник уносит из монастыря то, что ему принадлежит, сообщай сразу. Бывают случаи, когда монастырь по воле бога, конечно, избавляется от того, что ему может навредить. Понимаешь, о чем я? Ну и славно, ступай! В освободившуюся келью пока никого не пускай, хочу ее осмотреть.

Отец Дамиан вернулся к окну и понял, что успел вовремя. По тропинке со стороны хозяйственных построек, как он и распорядился, шел Феодосий. Еще немного и он скроется из виду. Мысль о том, что Феодосий уносит и ребенка, кольнула его. Но он быстро подавил это чувство:

– «Ребенок – плод греха, не может оставаться в стенах монастыря. Это немыслимо», – чтобы не передумать, настоятель отошел от окна и начал разбирать бумаге у себя на столе. Ему попалась дарственная, которую Феодосий подписал на все свое имущество.

– «Глупец и гордец, потерявший все…»

Укол в сердце вновь дал знать, что не все в рассуждениях правильно. Но с этими попытками бога поговорить с одним из своих сынов игумен научился справляться. Перекрестился, чтобы избавиться от наваждения, прочитал соответствующую молитву и "продолжил служить Господу" дальше…