Расскажи мне про звезды 21 aka Рассказы для взрослых

15 сентября, суббота, 1984 год.

РОМА

Сегодня отец поднял нас с утра пораньше, и мы пошли за грибами. Было около шести утра, когда мы вышли из дома. Небо, затянутое серыми тучами, уже посветлело. Капал мелкий дождь, совсем крошечный, как туман. Добрались до леса мы минут за тридцать, потом еще четверть часа шли до нашего места за опятами. Под ногами шуршали яркие листья. Деревья нависали над нашими головами своими прекрасными пестрыми кронами. Пахло сырой древесиной, дождем и туманом. И еще, конечно, грибами. Отец с мамой шли впереди. Я взглянул на брата. Он казался хмурым и уставшим. Вчера он полночи ходил по квартире, пока отец ни вышел и ни наругался на него. Почему ему не спалось? Что-то его тревожит даже сейчас. У меня плохое предчувствие.

— С тобой все в порядке?

— Ага. — кивнул головой Федя.

— Чего вчера не спал ночью?

— Да у меня живот болел. — ответил он, но вижу, что врет.

Даже, когда он ушел к себе и, вроде бы, уснул, я слышал какой-то шорох и возню в его комнате. Теперь он выглядел, как будто вообще не спал. Грибы собирал без энтузиазма, хотя он любит это дело.

Когда мы вернулись с полными ведрами и корзинами добычи, мама занялась грибами, а я решил показать отцу письмо, найденное мной вчера на кровати. Я провел его в комнату и прикрыл дверь.

— В чем дело? — настороженно спрашивает отец, озираясь по сторонам.

Я подаю ему синий конверт. Он берет его и смотрит на меня вопросительно:

— Это что?

— Вчера на кровати нашел.

Отец рассмотрел конверт и достал письмо. Он внимательно прочел его, и я видел, как лицо его менялось с каждой строкой, становясь все более озадаченным и возмущенным.

— Кто такой Рат? — спросил он строго, глядя на меня.

— Не знаю. Думал, ты, может, скажешь мне.

Он прошелся по комнате, погруженный в мысли.

— Он пишет, что я могу скоро умереть. Может, чья-то шутка?

— Нет, Илья не стал бы. — ответил он, предугадав мои мысли.

— Ты знаешь еще астрономов кроме нас?

— Не переживай, я все узнаю. Какая-то ерунда.

Мы молчим. Отец встревожен. Я понимаю по его лицу, что он воспринял это серьезно, не смотря на то, что назвал послание ерундой.

— Давай, завязывай уже со своей общагой, хорошо? Возвращайся домой.

— Что? А это-то тут причем? — усмехнулся я.

— Без возражений. Поживешь дома, пока все не прояснится.

— Да ладно! — я засмеялся.

Отец строго взглянул на меня, будто придавил бетонной плитой:

— Ты не в безопасности. Это не смешно.

Я стал серьезным.

— Не забывай, что ты ключ, которым можно открыть дверь в мир живых, куда желает попасть любой астроном. Ты должен быть осторожен.

ФЕДЯ

Вчера я не мог уснуть. Впрочем, для меня это уже сделалось нормой. Сначала я долго лежал в постели, затем встал и начал бродить по комнате, затем вышел на кухню. Отцу не понравилось, что я шумлю. Он проснулся, вышел ко мне, и сказал, что б я шел спать. Ну, я и пошел. Снова лег и снова не смог уснуть. Слушал тиканье часов, вой ветра за окном, шелест деревьев. Из форточки подуло одиноким холодным ветром. Я находился в воодушевленном состоянии, как будто моя душа замерла где-то вверху. Как будто я, прыгая на батуте, подпрыгнул слишком высоко, прямо в небо, и случайно оставил там душу. Она где-то там, в невесомости, застыла среди звезд и облаков. А я тут, камнем лежу на земле.

Его взгляд печальный. Я это заметил еще при первой встрече. Какая-то тоска, что-то тяжелое у него на сердце. Это похоже на пустоту, на отсутствие чего-то важного. Он все еще не сказал мне, какая помощь ему нужна, и я не уверен, что смогу помочь ему. Но он уверен. Пришел ко мне. Я снова не узнал ничего о нем, не выяснил. Но мне и не важно. Мне просто нравится, когда он рядом или хотя бы в моих мыслях — для меня это уже слишком много. Встретившись с ним, я как будто наполняюсь энергией, заряжаюсь, вдохновляюсь. У меня много сил и желания ко всему. Даже сейчас мне не хочется спать, чувствую бодрость и беспричинный восторг, щекочущий меня изнутри. Я чувствую сразу все: радость, взволнованность, беспокойство, восторг и возбуждение. Это состояние мне нравится, оно делает меня более живым, раскрашивает мир яркими цветами, делает все вокруг интересным и прекрасным. Мне хочется что-то сделать, не могу просто лежать. Я поднимаюсь и достаю учебник, намереваясь сделать все задания на понедельник, но тут же понимаю, что если включу свет, то придет Рома или кто-то из родителей. Снова ложусь в кровать и смотрю в потолок на красивые тени от веток и фонаря. Они покачиваются на ветру и я, одурманенный ночной свежестью ветра, проваливаюсь в сон.

Утром меня подняли рано, что бы идти за грибами. Отец планировал это еще с прошлых выходных. Мне показалось, что сегодня неудачный день для этого. Моя голова была забита совсем другим.

Когда я вошел в лес, то увидел его невероятно красивым и красочным. Все мне напоминало о Нем. Терпкий запах леса, влажности, деревьев — нагоняли на меня тоску. Мне сложно было сохранять безразличный вид, каким меня привыкли видеть все. Я находил его черты в листве, в узоре коры деревьев, в рисунке на крыльях мотылька. Его голос слышался мне повсюду. Мне казалось, что он где-то рядом, следит за мной. Рома решил поговорить со мной:

— Все в порядке? — спросил он.

— Ага. — ответил я, чувствуя, как душа трепещет во мне, будто звал ее кто-то из телесного плена.

Сегодня я ощущаю подавленность, будто какие-то надежды мои не сбылись. Словно бы я ждал чего-то и оно не случилось. Но я ведь ничего не ждал и не жду. Еще вчера я чувствовал воодушевление и силу, а сегодня мне хочется зарыться в землю от тоски. Прямо в эти красивые мертвые листья, шуршащие у меня под ногами. Во мне осталась лишь тревожность и нервное возбуждение, похожее на взволнованность перед экзаменом. Но мне и это нравится. Ведь это оставил мне он. Это похоже на боль.

Я не заметил даже, как мы собирали грибы — все прошло мимо меня. Оказавшись дома, я сослался на головную боль и ушел в свою комнату. Однако же голова у меня действительно болела. Я лег на кровать и уснул.

Снится мне, что я бегу по осеннему лесу, в каком мы сегодня были. Я бегу и задыхаюсь от волнения — меня преследует кто-то. Шаги его слышны за моей спиной. Мне страшно оглянуться, сердце колотится от ужаса. Мой преследователь приближается, хватает меня за шкирку и разворачивает к себе. Это Мирцам. На нем светлый плащ и перчатки. Лицо его злое, в глазах ярость. Я ощущаю перед ним вину и страх расправы, как когда меня наказывал отец за какую-то провинность. Иногда у меня получается выкрутиться, соврать, но иногда он не верит, и мне достается. Я смотрю на Мирцама, но вдруг его лицо меняется, и я вижу уже перед собой отца. И одежда на нем другая, темная. Как будто я обознался. Только перчатки на его руках все такие же, белые. Он разгневан, распахивает пальто и нервно, порывисто вынимает ремень из штанов. Я с ужасом наблюдаю за этим, обездвиженный страхом, и вдруг вижу, что это тот самый солдатский ремень со звездой, каким он бил меня в детстве. Он больше не использовал его, с тех пор, как в порыве неконтролируемой агрессии случайно попал мне по виску и рассек его. Тогда он сильно испугался, что мог покалечить меня или даже убить.

Я пытаюсь убежать, но он ловит меня, бросает на землю вниз лицом, стаскивает с меня штаны и оголяет мне зад. Мне так страшно, что я не могу пошевелиться. Он поднимается и начинает бить меня ремнем по заднице. Я не чувствую боли, как будто он гладит меня, но я слышу звуки ударов. Он все сильнее и агрессивнее бьет меня, но я не чувствую ничего. От звуков ударов и от мысли, что мне будет больно, я возбуждаюсь, и мне стыдно. Уткнувшись лицом в листья, я приподнимаю зад, в надежде, что отец станет бить сильнее. Мне так хочется почувствовать боль и получить удовольствие, но вместо этого я ощущаю тоску от обманутых надежд. Я начинаю рыдать и кричать во сне и вдруг просыпаюсь от того, что кто-то тормошит меня. Открыв глаза, я долго не мог понять, кто передо мной. Комната наполнилась полумраком, и лицо человека напротив смешалось с серостью вечерних сумерек. На секунду я увидел перед собой Мирцама, но тут же его лицо растаяло и на его месте возникло лицо отца. Это было страшное видение, реалистичное и неконтролируемое, и теперь я все еще не доверяю своим глазам, будто сильно пьян или обкурился. Мне страшно.

— Ты чего?! Федя! — отрывисто и резко говорил отец.

Я приподнялся немного и увидел позади него маму и Рому.

— Мне кошмар приснился. — сказал я, чувствуя ужасную неловкость и потерянность от того, что мне привиделось лицо Мирцама. Я мог случайно сказать что-то сквозь сон о нем. А вдруг сказал? Но не это волнует меня сейчас — я хочу, что бы все ушли и оставили меня одного. Да, я все еще возбужден, и не хочу, что бы это стало кому-то заметно.