Маясенин

Пометка: ЛГБТ

18+

Маясенин

Россия. Петроград.

Январь

1915 год

Дом «Брик Маяковский».

- Меня не остановите. Вру я, в праве ли, но я не могу быть спокойней. Смотрите — звезды опять обезглавили и небо окровавили бойней! Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду! Глухо. Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо.

- Браво, Щен! Каждый раз пробирает до дрожи… неописуемое восхищение!

- Рад угодить, любовь моя.

- Как ты смотришь на то, чтоб продолжить такой прекрасный вечер где-то в более публичном месте?

- Кабаре?

- Да. Читаешь мысли.

***

Спустя 15 минут в кабаре «Подвал бродячей собаки». Михайловская площадь. Дом 5.

За одним из столов сидел весьма приятной наружности, молодой человек с белокурыми кудряшками и синими, как вечернее небо, глазами. С его плеча свисал пиджак, а рядом пристроилась очередная пассия. В ту же минуту в бар вошли Владимир и Лиля. Они сели неподалёку.

Кабаре представляло собой подвал с низким потолком, где было мало места, а у стены была небольшая сцена, которая, впрочем, сейчас пустовала. За столиками сидели джентльмены и дамы, смех которых разносился по всему помещению. Хоть на улице было холодно и противно, атмосфера в кабаре была тёплой и достаточно непринуждённой.

Молодой человек, увидев вошедшую парочку, вскоре потерял интерес к подруге. Его внимание привлёк высокий и статный спутник молодой девчушки. Знакомая паренька всё пыталась обратить на себя его внимание, но на столько навязчиво и надоедливо, что он наконец отпихнул её со словами:

Ветер веет с юга

И луна взошла,

Что же ты, б*ядюга,

Ночью не пришла?

Не пришла ты ночью,

Не явилась днем.

Думаешь, мы дрочим?

Нет! Других е*ём!

- Что ты имеешь в виду, Серёжа?

- Иди к чёрту, вот, что я имею ввиду! – Молодой человек встал из-за стола, и, немного пошатываясь, хотел направиться к выходу, но услышал…

- Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем. Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял, а мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени. – Лиля смотрела на своего ближайшего друга, как на самый сладкий десерт после шести.

- Прошу прощения, что врываюсь в столь интимный момент! Позвольте присоединиться, товарищ? – Вдруг обратился Сергей, что удивительно, не к Лиле, а к Маяковскому! Тот промолчал, и посмотрел на Лилю. Он уважал свою подругу и музу, и только ей было решать.

- Я не против… - Прощебетала эта темноволосая девушка с огромными глазами, которая навсегда заняла место в сердце Маяковского, хотя сама испытывала к нему только лишь платонические чувства, чем огорчала друга, но не смотря на всё это, была преданной и желанной.  

- Прошу. – Пригласил Владимир за стол гостя, и положив ногу на ногу, всем видом показывал своё отвращение. Но он был слишком добр и не конфликтен, чтоб прогнать юнца. Хоть белокурый парнишка и был на пару лет моложе, создавал он впечатление гражданина, ведущего весьма разгульный образ жизни. Одна сцена с его подружкой за соседним столиком чего стоит.

- Позвольте представиться, Есенин. Сергей. – Проговорил заплетающимся языком парнишка, присаживаясь рядом с Маяковским.

- Ах! Это вы! Я о вас слышала! – Вдруг встрепенулась Лиля. Владимир посмотрел на неё грозным и ревнивым взглядом. Он был готов терпеть рядом с любимой её мужа, Осипа, что в тот период был в отъезде, но её внимание ещё к кому – либо уже задевало его за живое, и заставляло всё чаще дышать и поворачивать кольцо на пальце, дабы не закатить сцен. Одна из последних закончилась разбитым сервизом.

- Да что вы говорите… и что же вы обо мне слышали?!

- Только самое хорошее! И мне безумно нравятся ваши стихи! Почитайте что-нибудь?

- Лесть, это искусство, и вы им не обладаете. – Бросил Есенин, за что чуть не получил по физиономии от Владимира, которого вовремя остановила Лиля. – Прекратите! Вы в общественном месте! Не хватало, чтоб вас забрали в милицию! – Молодые люди, вдруг остановились и, уставившись друг на друга, медленно вернулись на свои места, при этом, не отпуская своих пиджаков, но всё же послушали девушку и присмирели, оставив друг друга в покое.

- Что ж… в качестве извинений… вы сказали, что знаете мои стихи? Что хотели бы услышать? – с нескрываемой прозорливостью и подставив руку под подбородок, произнёс Есенин.

- Воспоминание, если можно.

Есенин, хоть и был пьян, во время прочтения становился статным, красивым и невероятно привлекательным юношей, что даже немного смягчило гнев Маяковского.

- Лиля, познакомьте меня с вашим другом. – Пафосно, в присутствии Владимира, попросил Сергей.

- Владимир. – Холодно ответил Маяковский вперёд подруги.

- Ооооочень приятно. Погодите… вы Маяковский? Верно? Я о вас тоже, как не странно, наслышан! Читал ваше… несколько слов обо мне самом. Знаете, вы производите впечатление человека холодного, грозного, но я вижу в вас тонкую душевную организацию…

- Всё, что вы имеете наглость предполагать, плод ваших фантазий.

- Ну почему же? В чём я не прав?! Поправьте меня!

- Не считаю нужным.

- Вы не скрываете свою неприязнь… чем я вас так обидел?

- Меня сложно обидеть. И тем более такому бестактному существу, как вы!

- Это я существо??? Да вы! – Есенин вскочил со стула, Маяковский повторил за ним. Тот оказался на голову выше милого мальчика. Был статным, мужественным и грациозным.

Сергей схватил Владимира за грудки и притянул к себе, ощутив вдруг, глубокое дыхание молодого человека. Его горячо карие глаза, смотрящие со злостью на Есенина, запали тому в душу и только подогревали интерес. Маяковский, хоть и был человеком, действительно, создающим впечатление чёрствого и бездушного, воспитан и добр, что не вписывалось в его общую атмосферу. Есенин был прав, когда упомянул про тонкую душевную организацию, хоть сам писатель никогда не признает того. Владимир осадил свой пыл, и, оттолкнув наглеца, взял Лилю под руку и вышел из бара.

***

Прошло несколько дней с момента знакомства Есенина с Маяковским. Тот не придавал значения белокурому парнишке, но его наглость и лёгкость иногда всплывали в воспоминаниях, и, почитывая газеты, встречая в них очередные стихи поэта, усмехался, подзывая к себе верную подругу, и любимую женщину, высмеивая Сергея.

- Не слишком-ли много внимания тому, кого ты так ненавидишь? – Посмеивалась Брик, намекая на истинную природу чувств Владимира.

- Ненависть – слишком громкая эмоция, чтоб испытывать её к эдакому деревенщине!

- Так ты уже и о его происхождении наслышан! Не дурно, ну что ж… оставлю тебя наедине с объектом твоих недугов.

Лиля вышла из комнаты, а Маяковский, глубоко вздохнув и закатив глаза, продолжил читать газету:

ПРИГЛАШАЕМ МОЛОДЫХ ПИСАТЕЛЕЙ НА ПОЭТИЧЕСКИЙ ВЕЧЕР В ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ!

Гласил заголовок.

«Вот! Уже что-то интересное! »

Мероприятие было назначено на 17 Января. Маяковский ни секунды не раздумывал, и решил во чтобы то ни стало, поучаствовать.

***

17 Января

В тот вечер в Политехническом институте собрались многие более или менее известные молодые поэты и писатели, стремившиеся показать на публику свои произведения. Настал черёд и Маяковского, но стоило ему закончить одно, затем другое… из толпы выполз низкий парнишка, желающий что-то воспротивить писателю. Это был Есенин. Хоть он и был трезв, в отличии от прошлой встречи, лучшего мнения он не производил. Во всяком случае на Маяковского.

- Да ваши стихи — не стихи, а какие-то вопиющие агитёзы! — Кричал на оппонента Есенин.

- Правда? А мне кажется, что ваши кобылёзы можно только в хлеву коровам рассказывать. И то навряд ли. У них от вашей писанины молоко скиснет, — Усмехнулся Маяковский, хотя глаза его так и не улыбнулись, а брови остались на своём прежнем месте, сдвинутые к переносице.

Между тем Есенин продолжал:

- Засуньте свои подобия на стихи и сказанные вами слова в ваши широкие штаны. Или вон, идите своей Лиличке отдайте, она с радостью сожжёт их в печке, — Выплюнул Сергей.

- Есенин, а вам не кажется, что вы зашли слишком далеко? — футурист сжал кулаки так, что костяшки побелели и раздался хруст, а глаза его сверкали злостью.

- Товарищ Маяковский, когда кажется, креститься надо, — Непринуждённо пропела светлая голова.

- Я не верующий, — Также угрюмо и с большей злобой ответил поэту Владимир.

- Ну это уже ваши проблемы.

Тут Есенин развернулся и попытался затеряться в толпе, но его остановила широкая ладонь, схватившая за плечо. Это был никто иной, как Владимир Маяковский. Футурист развернул Есенина к себе лицом и поднял за грудки пиджака, чтобы тот видел его разгневанное лицо.

- А теперь слушай, деревенщина. Моя жизнь — не твоё дело.

С этими словами Маяковский отпустил Есенина так, что тот упал на пол с громким стуком. Владимир усмехнулся, всё также не улыбаясь глазами. Он редко улыбался по-настоящему. Этот феномен в его эмоциях видела только Лиличка Брик, а так Маяковский всегда ходил угрюмый, строгий, как костюм, и огромный, как памятник, чем наводил на других людей некий страх, восторженность и уважение.

В тот вечер обошлось без драки, но наглость Есенина поражала Маяковского, и вместе с тем не давала покоя. Только Есенин знал, что все эти выводы Маяковского на эмоции лишь заводили самого Сергея, и так же не давали покоя его дурной голове. В его мыслях был лишь он. Со строгими чертами лица, короткими волосами, широкими плечами и такими большими ладонями. В момент, когда Маяковский коснулся его, Есенин не почувствовал ни страха, ни сожаления о своих словах, а лишь страсть в нём пылала с новой силой. И смотрел он отнюдь не в глаза футуристу, а на его большие и широкие губы. Стать и взгляд коршуна, а так - же стиснутые в гневе уста лишь больше привлекали молодого человека. Спортивный интерес перевешивал, и тот не собирался останавливаться в своих попытках пообщаться с Маяковским поближе.

***

Очередной похмельный вечер. Очередная драка в очередном баре. Как ни странно, подобные выходки заканчивались для Есенина сопровождением доблестной милиции в участок. Весь парадокс в том, что подрался он именно с милиционером, который всего-то приглашал его выйти из заведения, но если бы не страх Сергея перед людьми в форме, всё могло бы закончиться иначе, но, видимо инстинкт самосохранения сыграл с ним злую шутку. Всю данную картину видел никто иной, как Маяковский, сидящий за дальним столиком, дабы не привлекать внимания Есенина.  

Любимая Лиля тот вечер предпочла провести с мужем, а Владимир справлялся с одиночеством известным образом. В отличие от деревенщины, он знал меру и культурно выпивал. Есенин же носил репутацию хулигана и дебошира. В тот вечер всё могло бы закончиться, как всегда. Сутками в холодной камере, но не тут-то было! В судьбу Есенина, вдруг, решил вмешаться Маяковский!

Уже на улице он догнал милиционера и чуть успокоившегося, и смирившегося со своей участью Сергея.

- Гражданин начальник, прошу прощения. Могу я как-то посодействовать гражданину, и избавить его от ночи в вашем прекрасном заведении?

- Думаю, мы с вами можем договориться.

- Цена вопроса?

- Двадцать рублей.

- Побойтесь бога!

- Тогда мы не договоримся.

- Знаете, не велика потеря. – Ответил Маяковский, и только хотел уйти, как его блеф сработал, и голос остановил его.

- Хорошо! Пятнадцать!

- С вами приятно иметь дело! – Владимир, достав из широких штанин… нет, не паспорт, а кошелёк, отсчитал сотруднику милиции несколько бумажек, и Сергея отпустили. Взятка? Нет. Тот же залог за заключённого под стражу, но минуя поездку в вытрезвитель.

***

- Что – ж… Я должен сказать спасибо.

- Должен, говори. – Усмехнулся Маяковский, когда они с Сергеем остались наедине. Морозный вечер Января проникал в сознание и трезвил светлую голову низенького паренька. Владимир смотрел на Есенина сверху вниз, и не только из-за большой разницы в росте. Его забавил Есенин. Он был простым, смешным, наглым, но в то же время милым, когда не пытается укусить исподтишка.

- Благодарю вас, право, не стоило.

- Не стоило? Что ж, я с радостью верну вас гражданину начальнику, а себе свои деньги. – Тут Есенин полез в карман за купюрами.

- Уберите! – Крикнул на всю улицу Маяковский. – Не обижайте меня!

- Прошу прошения. Могу я в знак примирения пригласить вас обратно внутрь?

- Знаете, Есенин, ещё один дебош этот бар сегодня уже не переживёт. Так что… - Сергей испугался, что сейчас Маяковский попрощается и уйдёт, а ведь так всё хорошо складывалось… - Могу предложить вам прогуляться, как минимум таким образом мы не нарвёмся на очередные неприятности. – Маяковский, хоть и был снисходителен, продолжал держать образ чёрствого человека с холодным голосом и такой-же ледяной коркой на сердце.

Сергей согласился на прогулку, но длилась она не столь долго, так как Владимир, почувствовав заметное похолодание, засобирался домой.

- Не пригласите в ваши апартаменты? – Вдруг снова проявил наглость Есенин.

- Кхм… право, я не уверен, что это хорошая идея.

- Да ну бросьте, не оставите же вы меня мёрзнуть в одиночестве?

- Чёрт… ладно. Ваша взяла. Напою вас чаем, и на том разойдёмся.

***

Чуть погодя

Дом «Брик Маяковский»

Молодые люди сидели за столом и снова спорили. Единственной их общей темой была поэзия, но она их и рознила. Дело снова чуть не дошло до рукоприкладства.

- Слушай ты, карлик переросток! – Владимир не успел закончить свою фразу, как увидел блестящую искру в глазах Сергея. Тот стоял под ним, смотря глаза в глаза, глубоко дыша и совершенно не боясь. Будто вся ситуация его только больше заводила и забавляла.

- А с каких пор мы уже перешли на ты, не напомнишь? – Уточнил Есенин, ехидно улыбаясь.

- С этих самых!

- Вам не кажется, Маяковский, что на «ты», переходят люди более близкие, чем мы с вами? Или мне уже можно считать себя таковым? – Поинтересовался он, проводя ладонью по острым скулам Владимира. Тот вдруг отпрянул и попятился назад. В его глазах было непонимание от того, что происходит, и что же он сейчас почувствовал, в момент прикосновения Есенина к своему лицу. Таких мурашек не было даже с Лилей! Вдруг Маяковский остановился, упёршись в стену. Есенин подходил всё ближе.

- Могу я тебя обнять? – Продолжал напирать Сергей. Глаза Владимира округлились и стали большими и дрожащими, как у щенка. Но он не мог ничего сказать Есенину. Он понимал весь абсурд ситуации, но так - же хотел на секунду ощутить на себе руки так ненавистного деревенщины.

- Молчание, знак согласия. – Проговорил Есенин, и прильнув к Владимиру, крепко обнял его. Хоть и мал ростом, и мил, он имел определённую физическую силу. Маяковский стоял неподвижно, разведя руки в стороны от неожиданности и… наглости! Да что этот мерзавец себе позволяет! Но как не хотел, Владимир не мог быть в ту секунду дерзким и грубым. Внутри всё сжалось, то в жар бросало, то в холод. От напряжённости ситуации у него на лбу выступил пот. Тут он собрался с силами, и аккуратно отстранил от себя Сергея.

- Я… извини. Не хотел тебя пугать.

- Всё в порядке, но тебе пора.

- Да я… всё понимаю.

Как только за Есениным закрылась дверь, Маяковский налил себе рюмку горячительного напитка, и залил в себя одним махом, затем ещё и ещё. Он старался заглушить в себе всё, что проснулось в ту секунду в его холодном и чёрством сердце, растопить которое могла в своё время лишь одна Лиля, но сейчас… он ощутил то, что не было похоже ни на любовь к этой женщине, ни к кому другому. Это было новое, неизведанное и так пугающее, но с тем же и волнующее чувство. Алкоголь делал своё дело, и молодого человека начало клонить в сон. Устроившись в своей кровати он всё прокручивал в голове те секунды, что Есенин прижимался к нему, и никак не мог понять, что же так будоражило его нутро в ту секунду?

*** 

На следующий день, когда Маяковский остался наедине с Лилей, он чувствовал какую-то тревогу… он невозможно любил эту девушку, но те объятия… не шли из головы!

- Мой друг, твоё лицо отягощено мыслями? Что с тобой? Что-то случилось в моё отсутствие?!

- Что? Нет. Прости… просто… я пришёл к мысли… давно нужно было сказать вслух…

- Щен, не пугай меня…

- Лилечка, я люблю тебя!

- О, Володя… Я тоже люблю тебя, и ты это знаешь!

- Да, но… люблю по-другому. По-настоящему…

- Ох… Что ж… Я была бы безумно рада ответить тебе взаимностью, но ты же знаешь… моё сердце принадлежит вам обоим, и не принадлежит никому…

- Я знаю, дорогая моя…

***

В следующие несколько дней Маяковский предпочёл не попадаться на глаза Лиле. Но не только от обиды и осознания того, что его в конце концов отвергли. Он ушёл в себя. Потерялся, и не собирался находить выход. Хотя… сам он считал, что прекрасным выходом из данной ситуации будет напиться и забыться, чем, собственно, он и занялся. Приходил он домой только ночевать, и то не всегда, и подобный образ жизни затянул поэта не на один день.

***

- Никому не принадлежит… ни мне, ни ему, никому… зачем тогда всё это? Ради чего?

- Ради опыта. – Вдруг встрял в мысли Маяковского кто-то со стороны. На ту секунду Володя уже был изрядно пьян. Ему было плевать на всё вокруг, хотелось тепла, любви. Но получить он её так и не смог, во всяком случае от любимой женщины. Глаза его поднялись от рюмки и уставились на белокурого парнишку. Снова он!

- А ты что тут забыл? – Еле проговорил заплетающимся языком Маяковский.

- То же самое хотел спросить и я.  

- Не видишь? Культурно выпиваю!

- Позволишь присоединиться? – Уточнил Есенин, и теперь уже дожидался ответа, прежде чем в наглую подсесть. Маяковский задумался ровно на секунду.

- Как хочешь. – Равнодушно ответил Владимир, и Сергей присел рядом. Впервые за всё время между ними не было ругани, а в воздухе витали нотки страсти, от одного взгляда Маяковского на Есенина. Вскоре, когда бар закрылся, молодые люди продолжили вечер, прогуливаясь по заснеженным улицам Петрограда. Ноги скользили, и вдруг Сергей чуть было не упал, поскользнувшись на очередной льдине, но мощная рука Маяковского удержала парнишку на ногах. Их взгляды снова пересеклись. Вокруг не было ни души, только снег кружил над головами. Есенин было потянулся к Маяковскому, но вспомнив тот вечер, когда объект вожделений оттолкнул его от себя в попытке объятий, не решился закончить начатое, а вот Владимир, напротив, понял намерение белокурого мальчишки, и вдруг решил… почему нет? В секунду он впился губами в мягкие уста, не закрывая глаз. Есенин, напротив, хоть и был чуть ошарашен, поддался и, расслабившись, обхватил руками шею Маяковского, притягивая его всё ближе к себе.

В тот момент обоим хотелось, чтоб эти секунды не заканчивались, а в Маяковском забушевала страсть, которую он прежде никогда не испытывал. Внутри было всё, любопытство, страх, стыд и жгучее желание, но здравый рассудок старался пробиться наружу, и Владимир остановился. Медленно отпустил губы Есенина, но не его самого. Он обнимал юношу за плечи, и не представлял, что делать дальше, что говорить? Хотелось спрятаться от всей этой ситуации. Или лучше того, проснуться дома и осознать, что всё вокруг сон. Что не было того разговора с Лилей и этого, пусть такого сладкого и желанного, поцелуя с Есениным, но Сергей не собирался упускать этот шанс. Либо сейчас, либо никогда. Он наклонил рослого, статного и такого, как оказалось, инициативного Маяковского к себе, а тот и не думал сопротивляться. Эмоции взяли верх над разумом. Владимир вдруг осознал, как хорошо ему сейчас, тепло и уютно. Этого чувства он хотел, ждал и искал всю жизнь. Зачем обманывать самого себя? Все мысли о Лиле перебивались чувствами к Есенину. Хоть те только проклёвывались в сердце Маяковского. Он ещё не отошёл от вонзённого в грудь ножа, который оставила в его воспоминаниях Лиля.  

- Прошу вас… не отстраняйтесь… - Молил Есенин, на секунды прерывая долгожданный поцелуй.

- Я… но поймите, не здесь… - Взывал к разуму Маяковский.

- Не хочу покидать вас. Пойдёмте ко мне… я настаиваю… - Уговаривал Есенин, а Маяковский, хоть и предполагал, что будет жалеть, решился.

«Мои будущие сожаления, это проблемы меня завтрашнего. » Подумал он, и согласился.

В преддверии ночи, молодые люди то и дело останавливались по пути к гостинице, где проживал Есенин, дабы вновь насладиться друг другом, но вот, они оказались в тёплом помещении, от чего алкоголь вновь ударил в голову, но этого было мало. Сергей решил начать приём гостя, усадив его за стол, и налив ему немного вина, дабы тот ещё немного расслабился, и точно никуда не сбежал.

Есенин сидел совсем близко с Маяковским, и то брал его за руку, то невзначай целовал, то в шею, то в губы. Владимир смотрел на него глазами голодного животного, которому никак не дают насладиться куском мяса… он не задумывался о том, как это будет, с мужчиной? Он лишь хотел. Хотел обуздать свою жажду и наконец овладеть этим юношей, что заставлял его забыть обо всём…

Когда бутылочка вина наконец закончилась, а Есенин уже удобно расположился на коленях Маяковского, тот всё пытался сдержать порыв страсти, но в результате не смог. Целуя Сергея, он снимал с него пиджак, попутно скидывая одежду и с себя. Стоило ему расстегнуть рубашку юноши, и прикоснуться к его телу, как он ощутил прилив сил, энергии и ещё большего желания. Владимир обхватил талию Сергея, и стал впиваться в его шею, тело, сжимая его руками всё крепче. Есенин всё чаще и громче дышал, предвкушая то, чего так долго хотел и добивался. Вдруг Маяковский скинул с себя партнёра и стал подходить к нему, а тот в свою очередь пятился назад, пока не упёрся ногами в кровать, стоящую у стены. Есенин присел на её край, и ожидал Владимира, подходящего к нему. Маяковский в тот момент, расстёгивая ремень и снимая с себя оставшуюся одежду, еле сдерживал себя, но подойдя вплотную к Сергею, увидел в глазах того взаимное и нескрываемое, неподдельное желание. Парнишка смотрел на него яркими голубыми глазами и предвкушал. Он стал легонько дотрагиваться до торса Владимира, проводя пальцами ниже, щекоча молодого человека. Тот в свою очередь начал целовать Есенина, наклонившись к нему всем телом, и помогал рукой своему далеко не маленькому органу, который находился в полной боевой готовности. Играло всё. Долгий перерыв постельных отношений, алкоголь и он, человек, который был сейчас в полной власти Маяковского. Вдруг руки Сергея схватили Владимира за талию и стали сжимать всё сильнее, после опустились ниже и начали удовлетворять партнёра, который в ту секунду уже просто наблюдал за происходящим внизу. Вдруг губы Есенина впились в член и был слышен глубокий, еле сдерживаемый вздох Маяковского, который запрокинул назад от удовольствия и принялся слегка двигаться навстречу партнёру. Серёжа в те несколько минут всё сжимал талию и ягодицы Владимира, не отпуская партнёра от себя. Маяковский тем временем наслаждался и сосредотачивался на ощущениях, том, как член упирается в горло Есенина, и как парнишка нагло и сладко играет с ним своим языком и вот, в моменте ощущая полное окаменение своего члена, Владимир освободил Сергея от его волшебной работы, и перевернул парня на живот, уложив того на постель. Есенин не сопротивлялся. Он был давно готов и всё ждал момента… Маяковский притянул к себе бёдра юноши, и раздвинув ягодицы, стал аккуратно растягивать анус партнёра пальцами, подготавливая его, начал проводить по нему своим окаменевшим членом, как вдруг резко, но медленно вошёл… раздался крик. Хоть для Есенина данный опыт был не первым, он ещё не сталкивался с подобными габаритами… он уткнулся лицом в подушку, сдавливая крик, позволяя Владимиру двигаться в нём, как ему вздумается. Маяковский краснел и громко, часто дышал, стараясь и для себя, и для партнёра. Сергей царапал матрас, сжимал в кулаке простынь, но не останавливал Владимира. Тот, в свою очередь наращивал темп и спустя некоторое время, насладившись и закончив своё дело, медленно вышел, и оставил юношу немного передохнуть. Сам же, переместившись за стол, закурил, стирая пот со лба и предвкушая повторение физической любви с тем уставшим, но довольным телом, что лежало и с улыбкой поглядывало на него с кровати.

***

На следующее утро

Гостиница Англетер

Номер Есенина

Сергей проснулся в состоянии лёгкой усталости, и, не открыв ещё глаз, начал руками искать по кровати своего гостя, но не мог нащупать мужественное тело. Есенин вскочил, и вдруг увидел, как Маяковский в спешке надевает штаны и накидывает рубашку.

- Володя? – Пролепетал Есенин. Владимир посмотрел на него полными непонимания глазами. Ему было стыдно, страшно, приятно и одновременно мерзко от всего, что произошло той ночью.

- Прости меня… Это было неправильно. – Грозно, но в то же время с сожалением произнёс Владимир.

- Всё так плохо?

- Я сказал, что это было неправильно. Прости. – Ответил тот, и собирался уже выбежать из номера, но не смог. Есенин подбежал к нему, обнял и не желал отпускать. Маяковский хотел, безумно хотел ответить Сергею тем же, но что-то его сдерживало. Он чувствовал себя предателем, по отношению к Лиле. Как можно… говорить женщине о любви, и тут же спать с другим человеком… к тому же, с мужчиной! Он не мог разорваться, но метался внутри себя, и оставить Есенина так, тоже не мог, хотя понимал, что должен. Простояв так с минуту он снял с себя руки Сергея, и вышел, не проронив ни слова.

Маяковский, кажется, впервые в жизни не понимал самого себя. Внутри боролись между собой стыд и удовлетворение. Ему хотелось смыть с себя эту ночь, но ещё больше он желал снова ощутить на себе прикосновения Есенина. Разум пытался вытеснить чувства, но это было совсем не просто. Никогда он не ощущал подобного… неужели Владимир, действительно, влюбился?

***

Вернувшись домой Маяковский застал там только мужа своей возлюбленной. Осипа. Тот сидел на диване и читал свежий выпуск газеты. Свет отражался в его лысине, и, казалось, был ещё одной лампочкой. Завидев близкого человека, он тут же отвлёкся от чтива. Осип не мог не заметить нервозность и печаль в глазах Маяковского.

- Друг мой, что с тобой?

- А? Осип? Здравствуй. Со мной? Ровным счётом ничего.

- Позволь тебе не поверить. Ты не ночевал дома, я это точно знаю. кто же она, та, кто заставила тебя оставить Лилечку? Неужели на столько хороша? – Тут Маяковский не выдержал, и зарядил Осипу знатную оплеуху по лицу. Осип упал на пол с таким грохотом, что только что вернувшаяся Лиля стремительно и испуганно вбежала в комнату. Она кинулась к супругу, и помогла ему подняться.

- Что у вас уже случилось? Владимир! Объяснись! – Кричала она. Но Осип осадил её.

- Ничего-ничего! Всё в полном порядке… я сам виноват. Прошу прощения, Владимир. Не подумал! – Пытался извиниться он, но Маяковский только больше злился, и, дабы не навредить Осипу, скрылся в кухне.

Успокоив мужа, Лиля подошла к Маяковскому.

- Щен… что же случилось? Чем тебя так рассердил Осип? Или вы вновь меня не поделили? – Тараторила женщина. Но тут Маяковский, сидящий на стуле, прислонился к талии любимой, схватился за её платье, и заплакал. Впервые за долгое время. Такое поведение было ему свойственно в те моменты, когда Лиля уединяясь с Осипом в комнате, закрывала Маяковского в кухне. Тот царапался, кричал, плакал. Она считала, что ему полезно пострадать. Мол, выплачется и напишет очередное хорошее стихотворение, но в ту секунду его печаль была явно связана с чем-то ещё, или с кем-то? Так и не добившись ответа от Володи, она просто обняла друга, и постаралась его успокоить. К вечеру Маяковский заснул, и Лиля вместе с Осипом решила прогуляться. Супруги забрели в бар, и сели за дальний столик. Через некоторое время появился и Сергей, который тоже был чем-то озадачен и весьма опечален. Он сидел за барной стойкой и глушил одну рюмку за другой. В моменте, его накрыло. Он вскочил и начал прямо-таки выкрикивать новые строки:

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

Был я весь как запущенный сад,

Был на женщин и зелие падкий.

Разонравилось пить и плясать

И терять свою жизнь без оглядки.

Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз злато карий омут,

И чтоб, прошлое не любя,

Ты уйти не смог…ла бы к другому… 

Последняя строчка далась ему особенно тяжело, и только Лиля заметила эту заминку. Есенин явно писал юноше… Лиличка была девушкой не глупой, и сумела сложить 2 плюс 2. Она подошла к Есенину и попросила того выйти на пару слов. Он не стал противиться. Был такой же пустой и холодный вечер Января. Эти двое стояли на улице и беседовали.

- Так, что вы хотели, мадам Брик?

- Язвить изволите? Что ж, может, у вас и есть на то право. Но… позвольте узнать, не у вас-ли… как бы сказать… коротал прошлую ночь мой друг, Владимир? – Есенин опешил от вопроса, но лгать не стал.

- Да, Лиля. Он был со мной, скрывать не стану.

- Я так и предполагала…

- Откуда вы знаете? Он вам сказал?

- Он? Нет, что вы, Сергей. Мне и без слов всё понятно. Так, что же между вами случилось?

- А Что случилось? – Тут Лиля рассказала Есенину о сегодняшнем происшествии, и потребовала подробности.

- Мы выпили. Володю развезло… он поддался то-ли чувствам, то-ли инстинктам… но всё было хорошо, пока утром он не сбежал от меня… сказал, что это не правильно. Я уверен, Лиля, дело в вас. Он не в состоянии простить себе подобного поступка…

- Во мне? Ох… как это всё неудобно… Владимир заслуживает того, чтоб быть самым счастливым человеком на свете, но со мной, увы, он не дождётся того, о чём так просит. Я больше не люблю его так, как раньше. Он стал мне другом, братом, членом семьи, но никак не любимым мужчиной… и чем помочь ему сейчас, я не представляю. Мне во что бы то ни стало нужно поговорить с Владимиром…

- Не уверен, что разговор ему поможет, но попробуйте.

***

Лиля возвращалась домой с Осипом и мыслями о том, как же донести всю суть до Маяковского? Как объяснить ему, чтоб он перестал винить себя во всём, чтоб он наконец дал себе волю быть счастливым… но в квартире Владимира не было… в ту секунду он был в поезде. Маяковский отправился в Москву. Об этом гласила записка, оставленная им на столе в кухне. Обещался вернуться через 3-4 дня.

***

Почти 22 часа в дороге. Шумный и холодный поезд. Владимир преодолел этот путь с одной целью, отвлечься. По приезду он сразу направился в дом 2 по второй Тверской-Ямской улице. Там, на втором этаже в шести комнатной квартире жил его близкий друг, Борис. Пастернак был удивлён, но весьма рад визиту гостя.

- Что привело тебя в Москву, ещё и столь неожиданно? – Начал расспрашивать приятеля Борис Леонидович. Он в те годы только вернулся из Германии, где изучал философию в Марбургском университете. Молодой человек был на пару лет старше Маяковского, и всегда был рад поддержать того, выслушать, дать совет. Они не были совершенно близкими друзьями, но определённое доверие между ними сложилось.

- Я… Боря, я запутался. – Неожиданно для себя сказал Владимир. Впервые, он не представлял, что делать и ему нужен был совет друга, но и рассказать о том, что он, кажется, влюбился в мужчину, не мог.

- Что такого могло произойти? Что-то с Лилей?

- Ты близок к истине… я… - В ту секунду Маяковский сделал длительную паузу, прежде чем вслух признался другу, а в первую очередь себе. – влюбился…

- Вот это новости… так подожди… что же в этом такого плохого, что тебя так мучает? Или не взаимны твои чувства?

- Этого я не могу знать наверняка. Скорее взаимны, чем нет. Только вот…

- Что? Не томи. Я заинтригован.

- Я не развлекать тебя приехал! – Вдруг крикнул Маяковский, и вскочил со стула.

- Так! Успокойся! Я не из чистого любопытства интересуюсь! Ты ради этого приехал аж в Москву! Значит произошло что-то из ряда вон. Я хочу помочь, а чтоб это сделать, я должен понимать, что же всё-таки произошло. – Пастернак взывал к разуму Владимира, и тот, остановившись, и стараясь усмирить эмоции, которых был полный букет, и злость, и любовь к Лиле и Есенину, и ненависть к себе, вернулся на место, и продолжил.

- Да. Ты прав. Я не могу разобраться. В самом себе. Понять, что правильно, а что лишь наваждение? – Борис молчал и внимательно слушал приятеля, а тот всё говорил – Я встретил… человека, с которым мне невероятно комфортно, тепло и уютно. Я пытался гнать от себя все зарождения мыслей о нём. Ведь я уверен был, что Люблю Лилю, и что это навсегда. Никто и ничто не могли заставить меня сомневаться в своих чувствах… а теперь… Я не представляю, что делать.

-  А Лиля?

- А Лиля… не любит меня, как прежде. Я для неё друг, брат, член семьи. Она дорожит мной, как человеком, но не как романтическим интересом. Говорит мол, принадлежит и нам обоим, с её мужем, и никому в целом.

- Если я правильно понимаю, то тебя заботит непонимание самого себя. Мол, как так? ты уверен, что предал любовь к Лиле?

- Да! – Выпалил Владимир.

- Но послушай… ты сам только что сказал, что Лиля тебя не любит. Как бы не было больно, это придётся принять. Так иногда происходит, что чувства остывают, другие зарождаются, и в этом нет ничего постыдного, и потом…

- Что?

- Если ты думаешь, что любишь двух людей, всегда выбирай второго. Ведь если бы ты любил первого, то другой тебе и в голову бы никогда не пришёл. Так что… если у тебя и были настоящие чувства к Лиле, то они прошли. И в этом нет ни твоей ни её вины. Это просто происходит. Прими это. Тебе никто не запрещает быть счастливым с тем, кого ты любишь сейчас, а не где-то в прошлом.

***

Тот разговор стал отправной точкой. Ещё какое-то время Маяковский прогуливался по Московским улицам в одиночестве и прокручивал в совей голове всё, что произошло за последнее время. Пытался найти ответы, прислушивался к словам Пастернака, и, как и обещал, вернулся в Петроград спустя пару дней. Застал он Лилю в тот день в гостиной. Увидев вернувшегося Владимира, девушка бросилась ему на шею с объятиями и легкими лобызаниями в щёки.

- Прости дорогая, что так исчез… это было нужно. Я не мог поступить иначе.

- Родной мой, я всё понимаю… и знаешь, нам надо бы поговорить, обо всём…

- Ещё на прошлой неделе я бы не стал обсуждать ничего, так как был уверен в себе и в своих чувствах к тебе, но… сейчас, всё поменялось. Я не могу сказать, что ты утратила важность в моей жизни, ты мне всё так же важна, и я всегда буду рядом с тобой, но… мне кажется, сейчас наши чувства стали взаимны. Я буду любить тебя всю жизнь, но уже не так, как прежде. Надеюсь, мои слова сейчас не ранят тебя.

- Что ты…Щен, ты прекрасный человек, друг, и родной мне человек, но я знаю, я не та, кто заставляет теперь твоё сердце биться чаще. Этот мальчик… любит тебя.

- Что ты сейчас сказала? – Маяковский недоумевал. Неужели Лиля в курсе его интрижки с Есениным?

- Я…говорила с Сергеем. – В ту секунду Маяковский потерял дар речи. Всё вскрылось. Сейчас он испытывал только два чувства. Стыд и некое… облегчение. Теперь нет нужды скрывать, кто именно захватил его сердце, но не было уверенности в том, что из его связи с Сергеем выйдет что-то хорошее. Лиля продолжила – Он переживает. Я видела в его глазах, как он страдает без тебя. Ты нужен ему. Как когда-то был нужен мне.

- Я…верю. Я знаю. Я сам это видел. Но я не уверен, что…

- ВЛАДИМИР ОН ТЕБЯ ЛЮБИТ! А ТЫ ЛЮБИШЬ ЕГО! Неужели ты не понимаешь, какое это счастье? Волшебно влюбиться, но мало того, настоящее чудо, получать взаимность от человека! Не вздумай упустить свой шанс! – Кричала Лиля, пытаясь достучаться до Маяковского. Он всё понимал, знал, чего он хочет, но в голове всё ещё звучали мысли о том, что не всё, чего мы хотим, приносит нам счастье. Он принял решение.

***

Разговора с Есениным было не избежать. Владимир направился к нему в гостиницу, в надежде застать юношу. Он уже собирался постучать в дверь номера, но никак не мог решиться.

- Меня нет дома. – Вдруг послышалось сзади. Маяковский застыл на мгновение, и, обернувшись, увидел перед собой Сергея. Тот, несомненно, рад был видеть Владимира, но в его глазах так же читались страх и неуверенность. Что сейчас будет? Как разрешится их вопрос? К чему приведёт разговор? Закончится-ли их история здесь и сейчас, или же начнётся новая?

- Здравствуй… - Не смотря в глаза Есенину, проговорил Маяковский.

- … Добрый вечер. – Потупив глаза в пол, пролепетал Сергей, с небольшой улыбкой и нотками неуверенности в голосе.

- Я бы хотел с тобой пого… - Но Маяковского прервали.

- Давай зайдём. Не будем устраивать спектакль для соседей.

Маяковский молча отошёл от двери, всё так же смотря в пол. Есенин открыл дверь, и молодые люди вошли в номер. Белокурый юноша, разувшись, прошёл на кухню, пока Владимир продолжал стоять у порога.

«Что я творю? Зачем? Давать ему ложную надежду… это не справедливо. Только вот… ложную-ли? Может, оно всё же того стоит? » Вдруг Маяковского вырвал из своих мыслей голос Есенина, который произнёс:

- Ты ещё долго будешь там стоять? Проходи, раз уж пришёл.

Владимир, который всё ещё метался в сомнениях, начал разуваться, и медленно подошёл к столу, с которого всё началось в тот злосчастный вечер.

Маяковский сидел за столом, не решаясь начать свой монолог. Повисла долгая, немая пауза. Владимир слышал то, как колотится в те секунды его сердце, и ощущал на себе взгляд Есенина, который, наконец, прервал тишину.

- Ты, кажется, хотел о чём-то со мной поговорить. Я слушаю тебя. – Его слова звучали томно и спокойно. Только сам Сергей знал, какого труда ему стоило не показывать своих истинных эмоций по отношению к гостю.

- Да. Я, пожалуй, начну с того, что… - Маяковский подбирал слова, прерывался, и продолжал, пока Есенин молча слушал, не отводя взгляд от него. – Мне нужно извиниться перед тобой… за всё, что случилось в нашу последнюю встречу.

- Тебе не за что извиняться, ибо мне не за что держать на тебя зла. Под алкоголем каких только вещей не происходит, согласись. Это всё, что ты хотел мне сказать? – Есенин понимал, что это только начало, но нужно было подтолкнуть Владимира к этим словам и первым шагам.

- Да. Вернее, нет. Не совсем. Я… - Сергей вдруг присел напротив Маяковского, чем смутил его ещё больше, но с тем же и придал уверенности в том, что он собирался сказать. – Возможно, я сейчас совершаю самую большую ошибку в своей жизни, а может, если я этого не сделаю, то буду ненавидеть себя до конца своих дней. Мне не легко это признавать, и скажу честно, я долго пытался принять в себе тот факт, что… наша встреча была не случайной. Хоть я и не верю в судьбу, но так или иначе, тот вечер начал отсчёт нового времени для меня. С твоим появлением всё поменялось. Я по-другому взглянул на вещи, на мир, на себя и… на тебя. Возможно, я ещё не до конца понимаю, что сейчас происходит внутри меня, но я определённо могу сказать, что ты пробудил во мне те чувства, которых я не испытывал ни с кем и никогда прежде.

С каждым словом Владимира, Сергей всё больше трепетал и теплел душой к этому человеку, который с трудом выдавливал из себя каждое слово, которое проникало внутрь и ласкало слух. Есенин был приятно удивлён искренностью и храбростью Маяковского, не заставил себя ждать, как, вскочив со стула, набросился на того с поцелуями и объятиями, которые Маяковский принимал с большим удовольствием и лёгким непониманием, что делать дальше? Сергей, обхватив руками плечи Владимира, наконец произнёс: Я уверен, никакой ошибки сейчас не было. Ты сделал то, что велело тебе сердце, а это, друг мой, самый правильный выбор.

Эти слова были как никогда нужны Владимиру. У него упал камень с души. Наконец напряжённость спала. Эти двое ещё некоторое время грелись в объятиях друг друга, но вот Есенин решил поставить точку. Точку на всём, что было раньше, и начнёт новую главу, которая либо разделить их жизни, либо же наконец соединит воедино.

- Ответь мне, Володя… чего ты сейчас хочешь, после всего, что между нами было, тем, что есть сейчас? Ты хочешь остаться со мной, и быть рядом, или же оставить это всё приятными воспоминаниями, которые будут греть душу морозными зимними вечерами? – Спросил Сергей, с надеждой глядя на Маяковского, в ожидании того, что же он скажет. Именно сейчас всё должно решиться. Он встал и произнёс.

- Я буду самым большим идиотом, если позволю себе оставить тебя лишь в своей памяти.

Маяковский притянул Есенина к себе и, обхватив его лицо руками, страстно, и вместе с тем нежно, поцеловал любимого. Сергей, приняв ответ Владимира, поддался поцелую и чувствам. Наконец этот, ещё недавно сомневающийся в правильности своего решения, человек, поднял белокурого юношу на руки, и отнёс в постель, продолжая нежно касаться губами его тела, и снимать одежду, которая отделяла его от желанного тела…

***

31 Января

5 утра

В то утро Маяковский не сбежал, не испугался, не передумал. Он лежал в постели, глядя на юношу, что устроился под боком, и так сладко спал. Таким притягательным он был, и таким желанным. Наконец на душе у Владимира было спокойно и беззаботно. Подумать только… он мог своими руками разрушить абсолютно всё, но сейчас, наблюдая за локонами пшеничного цвета, что нависали на лице Есенина, Маяковский понимал, что сейчас, в эту секунду, с этим человеком, он по-настоящему любим, влюблён и счастлив.