Дворец достойных желаний. Из сборника Сексуальные желания и фантазии

Дворец    достойных    желаний.

В пятилетний день рождения, мне подарили сборную модель океанского лайнера. Две простенькие модели уже красовались в моей комнате, и огромная коробка, с плывущим по волнам белоснежным лайнером захватила моё воображение. Три дня я склеивал пластмассовые детальки и, закончив, не мог налюбовался изящностью линий и видимой только мне, внутренней жизнью этого корабля. Отец, глядя на мою сосредоточенность, приговаривал, что с такими чуткими пальчиками из меня мог бы получиться хороший хирург. Хотя эти слова и вспоминались, но никакого желания копаться в кишках, ни в детстве, ни в старшем возрасте у меня не возникло, а вот, собрать модельку, вырезать, слепить фигурку, тянуло всегда. Заронилось это увлечение с детских конструкторов или передалось от отца, инженера строителя, только дни напролёт я мог просиживать за столом и кропотливо создавать разного рода поделки.

Мама, не сомневаясь в моих способностях, хотела, чтоб раскрылись они в полной мере и, услышав, что кабинетная подруга, устроила своих девочек осваивать иностранные языки, договорилась и с моим обучением. Восторженное предвкушение познаний иностранных слов, за год до вхождения в первый класс, слегка потускнело после первого же занятия. Старомодно обставленная, уютная квартира, и седенькая репетиторша с внучкой-помощницей, мне сразу понравились, а вот три девочки, с которыми я должен сидеть целыми днями, вызвали не только радужные впечатления.

С двух лет, под присмотром папиной бабушки и соседки, бабы Вали, я встречался во дворе с ребятами постарше, но девочек моих лет, поблизости не было и если случалось, то с любопытством поглядывал на писклявых существ издалека. Родители мои сошлись в позднем возрасте, вторая беременность мамы прервалась осложнением и, прочувствовав родительскую утрату, я с затаённым обожанием посматривал на братиков и сестричек в других семьях.    

. Оказавшись в одной комнате с прелестными близняшками, и их подружкой, я ошалел с восхищения. В красивых платьяцах, увешанные серёжками, цепочками, браслетиками, близняшки выглядели ангельскими куколками, и хотя третья девочка, с узким, корявым личиком, тоже в нарядном платье, походила на внучку Бабы Яги, своей серьёзностью, понравилась мне даже больше. Кого во мне увидели эти прелестные создания, неизвестно, но вели они себя с таким высокомерным превосходством, как будто я был неполноценным ребёнком. .

Обучение начались с французского языка и, убедившись в звучности нашего произношения, Лия Азаровна, сводя занятия в игровые развлечения, предложила назваться именем на иностранный лад. Девчонки, тыкая друг друга пальцем и перебирая известные имена, умильно обозвались Софи и Элен, а неулыбчивую худышку окрестили Кристи. Из передач и фильмов я помнил иностранные имена и, не задумываясь, переиначил своё в уменьшительное звучание. Близняшки посчитали это слишком простым, и наперебой пустились лепить, то ли имечко, то ли кличку. Почти сразу их заклинило на букву Ж, и с мычанием выдавив, Жан, Жюльен, Жастин, Жофрей, Жак, они замялись, силясь припомнить ещё или сдвинуться на другую букву, и тут корявая Кристи каркнула, Жорж! Близняшки замерли, взвешивая соответствие, и увидев, что я с отвращением напрягся, разом завопили, Жорж! Жорж! точно Жорж!    

С первых минут знакомства, уяснив, что дружеской любезности с раскрасавицами не свести, я настроился не обращать внимания на их ужимки и издевки, но с Жоржа, меня перекосило. Заметив, что я насупился и покраснел, близняшки, нараспев защебетали, Жорж, Жоржик, Жора, Жорик и когда я, обозлёно засопел, залились смешками. Не отходящая от нас Нелли, просияв улыбочкой, примирительно успокаивала, что Жорж, очень красивое, мужественное имя, что с таким именем есть известные писатели и политики, и хотя меня подмывало, я так и не спросил, а есть ли киллеры. Близняшки же, обзывая меня Жоржиком, так и впивались глазками, выглядывая, какое удовольствие доставляет их зубоскальство. Как не противны были их смешки, я невинно помалкивал, и даже видел в этих издевках подтверждение глупости милых шалуний.       

За неделю мне три раза подкладывали кнопки, подсыпали в чай соль, совали в тапочки мелкие предметы, вздабривая эти пакости удивлёнными возгласами, ах, Жоржик, тебе опять прилетело!

В выходные я понуро хныкнул, что плохо запоминаю иностранные слова и лучше бы покончить с этими занятиями. Если бы мне разрешили сидеть дома, я вздохнул бы с облегчением, но на самом деле, и занятия, и даже девчонки мне нравились, просто хотелось пожалиться. Мама, стараясь всегда угодить, всплеснув, с сожалением разошлась, что Лия Азаровна, родственница Марины, и деньги берёт только на питание, что нигде таких выгодных условий не найти, и что меня, она уже похвалила. Отец, догадавшись, с чего я прихмурел, доверительно посочувствовал, и после моего угрюмого молчания, на, что девчонки достали, назидательно порассуждал, что отказаться можно, но если увильнуть от одной трудности, потом от другой, то, когда понадобиться преодолеть преграду, ни сил, ни воли, не хватит.    

Похоже, девчонкам сделали внушение, и следующая неделя прошла без пакостей, только теперь милашки, поглядывали на меня, как на ябеду, с ещё большим презрением и превосходством. Занятия складывались для меня успешно и хотя Лия Азаровна, хвалила нас всех, меня она выделяла, и за точность произношения, и за лёгкость запоминания, и её Жорж, звучало подчёркнуто мужественно и как мне слышалось, уважительно влюблёно. Вряд ли девчонки завидовали, просто им хотелось попытать мою мужественность и в пятницу, за чаепитием, после писклявой делёжки мне подсунули промоченное кислинкой пирожное. Через полчаса меня пронесло и я, два часа просидел в туалете. Хотя я не слышал, но не сомневался, что девчонки упивались радостными шепотками, Жоржик обделался! Он весь унитаз усрал! Ох, и круто его пронесло! Также я не сомневался, что пакость эту, подстроила Кристи, мамочка её слыла докторшей, и Кристи, если не потрошила своих кукол, то клизмы им ставила точно. Готовящая нам еду Нелли, нешуточно расстроилась и, отчитывая девчонок, с такой резкостью прогорланила по-немецки, что даже я испугался.    

Две недели протекли в затишье и затем, прикольные проделки сместились на новый, нечаянный уровень. Так, мне нечаянно пролили в колени компот, нечаянно отодвинули стул и я плюхнулся на пол, нечаянно влепили в нос снежком, и все эти нечаянности сопровождались плаксивыми извинениями и простительными заверениями. Насмотрелись проказницы комедий, или вместо сказок им читали пособие по розыгрышам, только с их бесконечных подвохов можно было составить сборник издевательских проделок. Иногда меня подмывало подстроить ответную пакость, и только один раз я сорвался, размахнувшись, и громко хлопнул по крышке стола. Близняшки, вздрогнув, притихли и ехидно заблеяли, -- ого Жорж!, давай, давай, покажи на что способен!   Остыв, я успокоился и затянул памятный узелок, крепить выдержку и никогда больше не срываться.

С противостояния ангельским созданиям или из увлечённости обучения, я с лёгкостью усваивал иностранные слова и даже пробовал выводить буковки. За дошкольный год, Лия Азаровна ознакомила нас с основными европейскими языками, подавая короткие бытовые фразы, простенькие считалочки и стишки, с показом красочных фильмов об этих странах. С её восхвалений, получалось, что когда-то я был итальянцем, испанцем, французом, и даже, настоящим немцем, но особое удовольствие мне доставили похвалы, когда углубляясь в английский, она затронула поэтические темы.

Вдохновенно прочитав и переведя стихотворный отрывок, Лия Азаровна, в задумчивости проговорила, что творчество Шекспира, это целая мифология и продекламировать к месту известные строки, стоит уважительного признания. Весь вечер я повторял за диктофоном, вникая в смысл перевода, и встав утром, отчеканил отрывок наизусть. Лия Азаровна, будучи полиглотом, иногда забывала, что мы изучали вчера, и могла начать новый день, и с другого языка, и новой темы. Спустя неделю, с болтовни девчонок о волшебниках и чародеях, она  снова коснулась поэзии и, прочитав с переводом стихотворение, пояснила, что в мифических сказаниях, есть такая птица, -- птица Феникс, которая умирая, сгорает и рождается вновь, и как нам видится, какой смысл Шекспир вложил в это стихотворение. Девчонки и я, уже привыкли к неожиданным, иногда заумным вопросам и, принимая их за игру, ляпали, не менее замысловатые несуразицы. Возможно с того, что в своих поделках мне всегда виделись искорки творческого дыхания, я и вставил, после сравнений девчонок, что вновь, расправивший крылья Феникс, прочтя это стихотворение, догадался бы, что это он, написал эти строки. Похоже, Лия Азаровна и сама так считала и, ласково поцеловав, хвалебно наградила, -- умница Жорж!   Близняшки, аж позеленели и дулись до конца занятия, а Кристи, пристально вглядываясь, поймав мой взгляд, даже улыбнулась. На следующий день с утра, обступив меня, девчонки уважительно испросили, -- Жоржи, можно мы посмотрим, куда тебя Лия поцеловала. Ожидая подвоха, я напрягся и, стиснув кулачки, мотнул головой. Что ж, вечером, я и сам, трижды заглядывал в зеркало, горделиво любуясь своим просветлённым челом. С промямленного разрешения, троица, так близко склонились, что у меня в волнении забилось сердце. Выискивая след поцелуя, близняшки, едва касаясь, поводили пальчиками по лбу, а Кристи, рассматривая мой лоб сквозь толстое увеличительное стекло, авторитетно выдохнула, что в голове моей, что-то осталось. Жаль, мне не удалось похвастаться выученным отрывком, наверняка, Лия Азаровна, поцеловала бы ещё, и я, снова насладился бы завистливым любопытством. Из всплывшего ко мне интереса, близняшки, по несколько раз за день вглядывались в мой лоб и, хотя в их внимании виделась прикольная издевка, я чувствовал, что под завершение обучения, если и не сравнялся с их самомнением, то на одну ступеньку приблизился, точно.

После майских праздников, услышав пересказ мамы, об озабоченности Марины, что подарить дочкам, ведь у них всё есть, я обеспокоился, что если близняшки вздумают отмечать, тогда и мне надо бы запастись подарками. Узнав, что день рождения сестричек через две недели от последнего занятия, я облегчённо вздохнул, а отец, уловив моё настроение, заметил, что подаркам, не обязательно быть дорогими. По совету отца, я и подарил на заключительном чаепитии по маленькой фигурке гномика, присовокупив пожеланием сочинить заговор на удачу, и тогда в нужный момент, намоленый гномик выберет правильный путь. В распахнутых глазах, мне увиделась уважительная благодарность, более к поцелую Лии Азаровны, чем ко мне, и слабая надежда, что гномиков не забросят сразу же в тёмный ящик и хотя бы разик убедятся в ниспосланном заговором везении.

Первые дни после окончания занятий мне не хватало насыщенности и щебетаний девочек, но спустя неделю домашняя вольготность заполнилась бесчисленными делами и только наплывающие разноязычные слова, напоминали, чего стоило их познание. Побывав в гостях, и блеснув перед родственниками латинскими изречениями, я уверился, что запавшие в память фразы ещё пригодятся и проведённые в милой кампании месяцы не канут впустую. Вдобавок всех приятностей, вскрылось, что я перестал обращать внимание на встречаемых, где-либо девочек. Сначала мне подумалось, что ангельские близняшки, затмили моё восприятие, но когда с приглашения на день рождения меня мерзко передёрнуло, я задался, а не с их ли прелестных мордашек меня коробит от всего женского пола. Поверили ли именинницы в мою простуду или догадались, что я схитрил, только с искренних пожеланий, меня кольнуло сомнение, а не слишком ли грубо я от них отстранился. .

Меж тем, беззаботное лето раздувало паруса детских мечтаний и гнало кораблик моей безмятежной жизни всё ближе и ближе к школьным берегам. В последних числах июля я содрал колено и неделю просидел дома, полностью погрузившись в создание шедевральных поделок.

Уже в детские годы, я признал, что мне очень повезло с родителями, так все вопросы, касающиеся меня, обсуждались со мной, как со взрослым, и если после объяснений, я продолжал наставать, то окончательное решение, почти всегда оставалось за мной. Вот и с примеркой школьной формы, мама оповестила, что школа с углублённым изучением иностранных языков, находится в другом районе города, и мне придётся добираться до неё немного дольше. Хотя расстояние не имело значения, я, всё же, пригляделся к расположенной через две улицы школе, и уже видел, как буду быстренько добегать до неё дворами. Слегка растерявшись, я загнусил, что уже познакомился с ребятами, а иностранные языки лишняя нагрузка и даются мне с большим трудом. Мама принялась убеждать, что Лия Азаровна нахваливала меня, что иностранные языки обязательно пригодятся и, что в той школе, будут, более, чем знакомые мне девочки. С осознания, что мне придётся сидеть в одном классе с близняшками, ужас продрал меня до костей, и я, заиндевело всхлипнул, -- нет, мама, нет. Какие планы кроились у мамы, но с её твёрдого заявления, что документы уже поданы, меня обдало, таким жаром негодования, что в памяти вспыхнула грозная отповедь Нелли, и хлёстко выпалив всё, что помнилось, по-немецки, я, притопнув, вставил, кое чего из военных фильмов. Минуты на две, мамочку хватил столбняк, и очнувшись, она примирительно залепетала. – ну, ладно, пускай, не хочешь с иностранным уклоном, запишем в обычную школу. Столь скорое вразумление, подвинуло меня к мысли, что иностранные языки, всё же стоит изучать, хотя бы для доходчивых, спорных объяснений. С рассказа мамы, отец, уважительно посоветовал, нигде такие речи не толкать и способностями своими не хвастаться. Добавили эти наставления осмотрительности и сдержанности, но с первого учебного дня, я держался в классе обособленно, а с девочками настороженно и неприязненно. Красивые же девушки и добрые женщины, вызывали большее доверие, и такая разница впечатлений, скорее всего, сложилась из длительного, стервозного отношения ко мне близняшек. Всплеск утешения доставили мне слова мамы, как Марина, взволновано расписывала капризные всхлипывания дочек, где Жорж, и как теперь они будут учиться без него. Что ж, в классе, никто о навязанном мне имечке не слышал, и даже если бы оно прозвучало, я не стал бы возмущаться. Вскоре девочки в классе привыкли к моей молчаливости и хотя, никаких шуточек они не выкидывали, я решил держаться от них подальше, и чем дольше я сторонился, тем более заскорузлой становилась моя замкнутость. С ребятами я сошёлся в бесшабашной мальчишеской дружбе, а побывавшие дома одноклассники, с уважением отзывались о моей коллекции моделей и даже просили совета в своих начинаниях.  

В третьем классе отец познакомил меня с бывшим преподавателем центра  детского  творчества. Жил он через две остановки, и по слабости здоровья, постоянно находился дома. Отец заранее с ним договорился, и седенький в круглых очках старичок, радушно согласился со мной  позаниматься. Я же, зайдя в квартиру, обомлел, это был настоящий  музей. Если в моей  комнате, сгрудились  в углу пластмассовые модели, да вырезанные фигурки, то здесь все стены были заставлены рукотворными парусниками, линкорами, самолетами, статуэтками и ещё многим, и многим, от чего разбегались глаза, и захватывало дух. С этого дня, как только выпадало свободное время, так я бежал к учителю достраивать  ракетоносец, вытачивать, или лепить зверюшку. Увидев, карандашный набросок статуэтки, учитель добавил уроки рисования, и в старших классах я уже мог изобразить схожий портретик, и намалевать акварельный натюрморт. Как-то перебирая свои творения, я заметил, что вольности с цветностью и перспективой, придают рисункам более яркий, содержательный вид, и настроился, вносить в изображения частичку образных фантазий. Учитель, не находя в моих рисунках, никаких отклонений, сказал, что своё виденье имеет каждый человек, что художественная индивидуальность, есть отражение душеных качеств, что в творчестве надо смотреть на окружающий мир, как бы ощущая себя существом с другой планеты, а ещё лучше, видеть и отражать этот другой, инопланетный мир. Тогда я не переспросил, что значит с другой планеты, но позднее эти рассуждения подвинули меня к превосходному замыслу.

Хотя увлечение моделированием занимало почти всё свободное время, с подачи школьных друзей я познакомился со многими ребятами ближайших домов, и даже вписался в дворовую кампанию. Верховодил в нашей четвёрке, физически более крепкий и года на два старше, задиристый Саня. То ли ему хотелось собрать боевую команду, то ли были нужны мальчики для битья, но в азартном настроении, он весьма чувствительно отрабатывал на нас удары. Став старше я не раз вспоминал Саню добрым словом за то, что приучил быть готовым к удару и не щадить своих кулаков. Отец, глядя на мои размахивания руками, приладил в прихожей подобие груши и озабочено посоветовал беречь умелые руки.

Я не особо прислушивался к рассуждениям отца, но все его наставления, запав памятными звёздочками, порой вспыхивали путеводными созвездиями. В общем-то, он внушал известные истины, что лучше избегать конфликтов, что иногда стоит увернуться, а во имя значимой цели и отступить, что в жёстком столкновении можно серьёзно пострадать или причинив вред, понести суровое наказание. Если и следовало мне беспокоиться, так своих порывистых, необдуманных действий, случалось такое крайне редко, имело упреждающий, а иногда и усугубляющий характер, с годами, подставляя меня, во всё более критичные ситуации.  

Однажды летом, в дворовой игре, поучая, я слегка шлёпнул шустрого мальца, расхныкавшись, он убежал, и вскоре ко мне подскочила его сестра. Девочка была намного старше, и я смотрел на неё, как на взрослую. В руке она держала длинный прутик и с её крика, -- ах, негодник, обижаешь младших,-- меня проняло, сейчас ударит. Если бы мы были одни, я терпеливо снёс бы любые оскорбления, но рядом стояли и другие пацаны, и во мне, словно сдёрнулась пружина враждебности. Шагнув, я подступил ей под плечо, и она лишь слегка саданула по бедру. С моего напора девочка пошатнулась и, споткнувшись о подставленную ногу, плюхнулась на пыльную площадку. Растерявшись, я не успел подать руки, а девочка, обозлёно косясь и фыркая, быстренько поднялась и убежала. Обернувшись, я потерянно развёл руки, а парни, похлопывая по плечу, уважительно подначивали, -- нечего им поддаваться.    

Вечером, усадив перед собой, мама, в серьёзной задумчивости, проговорила, что не верит, что я мог обидеть девочку, но на будущее, мне лучше держаться от девчонок подальше и никоим образом не ссорится с ними. Объяснений, мама не требовала, и виноватое молчание, обидной неприязнью, разлилось на весь женский пол.

Настроения мои складывались и из отношений между родителями, так мама, в чиновничьей должности, и дома была сущей бюрократкой, а отец, будучи инженером строительной организации, частенько ездил в командировки, и, похоже, не всегда по рабочим делам. Из-за командировок, отец во всём соглашался с мамой и, хотя маму я уважал даже больше, её семейное, главенство, смущало и забавляло меня. На моё счастье родители жили под знаком родственной взаимности, вела их, истинная преданность или клятвенная договорённость, но никаких семейных разногласий я никогда не слышал. С маминых забот и стараний, мне виделось, что ей хотелось бы, воплотить во мне свой жизненный проект, что б я и женился на девушке из влиятельного семейства, добился высоких должностей и семейного благополучия. .

В пятом классе под присмотром отца я собрал компьютер и надолго засел за монитор. Погоняв и признав игры пустым развлечением, я подробно разобрался с ходовыми компьютерными программами. Среди сверстников, я знал двух ребят, по уши влезших в компьютерную стихию, и хотя до их познаний мне было далеко, старался следить за основными компьютерными новостями. Сколь ни захватывающими были интернет ресурсы, желание смастерить своими руками по-прежнему осталось главным увлечением. Да и отец наставлял, соображать не хуже компьютера и одновременно мыслить, как минимум в трёх умственных измерениях.

Что ж, когда я работал над моделью, мысли мои, где только не витали, вспоминая и прошедший день, пробегая по страницам учебников и заглядывая в будущее. Так у меня зародилась восхитительная идея, сделать макет замка-дворца в фантастическом архитектурном стиле. Метровое основание я разделил на четыре раздвижные части и каждый день, добавляя условный кирпичик, тщательно выделывал все комнаты и этажи, поселяя в них малюсенькие фигурки, как выдуманных персонажей, так и своих хороших знакомых. Три года я лепил, вырезал и склеивал, все частички дворца и когда внешний вид оформился, думаю, даже Гауди признал бы достойным мою фантазию. Мама, жалеючи вздыхая над моим великотерпением, сравнила дворец с пышным зефирным тортом, а отец, любуясь каждой частичкой, находил его ажурным изваянием из слоновой кости. Мерцающие огоньки на всех этажах, навевали видения, живущих во дворце крошечных человечков, и иногда мне снилось, как я брожу по залам и галереям, встречаюсь с сиятельными лицами и даже танцую с прелестными дамами на балах. Или я вжился во дворец, или дворец, вместился в меня, только частичка моего сознания, если и не осветилась в соборный храм, то исполнилась вечного совершенствования. Хотя я не скрывал своего творения, редкие гости заглядывали в мою комнату и одним из посвящённых, был школьный приятель Толик. Жил он в трёх кварталах и своей увлечённостью автоделом, во многом походил на меня. С девчонками из класса я постепенно освоился, и если не любезничал, так и не чуждался, как раньше, а после больничной койки, благодарно зауважал двух подружек.    

С весенних месяцев седьмого класса, в нашем районе объявилась троица хулиганистых подростков. Если бы я дал им, раз, другой, на курево, они, наверное, отстали бы, но с задиристых перепалок, стычки при встречах сдвинулись в злобное противостояние. Двое хмырей были постарше и повыше меня, а третий, плюгавенький, едва доставал до плеча, и как я понимал, если придётся смахнуться, то я смог бы за себя постоять. Вряд ли парни хотели драться, но однажды мы столкнулись в узком проходе и если бы просто разошлись, то все их наскоки выглядели бы малохольным выпендрёжем, и плюгавенький, смекнув это первым, с перебранки попытался меня пнуть. Отрабатывая удары я прокручивал эту ситуацию и, шагнув, достал ближнего в челюсть, второй увернулся и мой кулак скользнул ему в ухо. Дёрнувшись в сторону, я зацепил плюгашу за шею, и мотанув, отбросил к стене. Второй ударил меня в плечо и, пошатнувшись, я успел лягнуть его в живот. Выравнивая равновесие, пригнувшись, я снова вмазал, подступившему первому, и тут, мой правый бок обожгло. Перехватив, я вывернул запястье плюгавенького и на асфальте звякнул нож. Прижав рану, я изготовился отбивать удар, но парни, враз замерли и испуганно переглянувшись, цыкнули на плюгавенького, -- ты чо, дурак!   За домом, подкатив, остановилась машина, первый шмыгнул за угол, а второй, желая помочь, подал руку. Отмахнувшись, я двинулся из прохода и второй, готовый подхватить, проводил до авто, где первый уже открывал дверку машины. .    

Рана оказалась не опасной, точнее, как сказал хирург, мне очень повезло, что не задеты органы. За неделю, мне искололи всю задницу, каждый день забегал Толик, и что меня очень смутило, пришли навестить и две подружки одноклассницы. С домашних пирожков и заботливых пожеланий мне подумалось, что среди девочек есть и приятные существа, что в первую очередь, остерегаться надо, безмозглых шалопаев, возомнивших себя бывалой уголовщиной.

За два дня до выписки в палату зашла, я сразу не узнал, в белом халате и шапочке, Кристи! Смугленькое личико её по девичьи округлилось и когда на мой удивлённый взгляд, она мило улыбнулась, у меня, восхищённо вырвалось, -- мадемуазель Кристи! Полчаса мы восторженно перебирали новости, и я, смущённо упросил не рассказывать про меня близняшкам.    

. В первый учебный день, троица поджидала меня после уроков. Толик теперь не отходил от меня ни на шаг, и, пожалуй, первым ринулся бы в драку. Хотя я и не держал зла, объясняться с этими придурками мне не хотелось, и вряд ли я пожал бы протянутую руку, но плюгавенький вытянул из-за спины, зеленоватый, ребристый с крупную картофелину камень. Малахит, сразу подумалось мне и на мой вопросительный взгляд, старший уважительно побурчал, -- не бойся, не краденый. Что ж, от такого подношения, отказаться было вызывающе неприлично, и я благодарно принял камень. Троица, уловив мой восхищённый взгляд, удалилась в примирительном удовольствии и при встречах парни всегда уважительно на меня поглядывали.    

Следуя за заветной мечтой Толика, я взялся изучать правила дорожного движения и вместе с ним, под руководством дяди Андрея, учился вождению. Отец похвалил моё начинание и когда мы бывали в деревне, всегда находил машину покататься по просёлочной дороге. После стычки с парнями я решил, что ударную технику надо постоянно отрабатывать и с началом учебного года, вместе с Толиком вписался в спортивную секцию. Тренер, выслушав мои настроения, хотя и не требовал результатов, но физическими упражнениями загружал по полной и два года мы с Толиком мяли друг другу бока на матах и бутузили перчатками на ринге. .

В один из первых дней августа, Сашка Туз, из соседнего подъезда, встретив во дворе, поинтересовался, верно ли, что я сдал на права. Не считая права достижением, я согласно кивнул, добавив, что получил права вместе со школьным приятелем. Одобрительно хмыкнув, Сашка спросил, смогу ли я съездить с ним и Колькой на загородный пикник, чтобы пригнать машину обратно. Парни уже отслужили в армии, работали в частных фирмах и никаких безобразий, я за ними не слышал. Веского повода отказываться не находилось, да и отказ смахивал бы, на боязливое недоверие, а если понадобиться, и их, о чём попросить, как потом обратиться. Всю неделю, припекало ясное солнышко, а ночью висела парная испарина и, прикинув, что мама не будет возражать, без особой радости согласился.

Как и договаривались, поехали мы во второй половине дня и, увидев в машине ещё и симпатичную девушку, я, удивившись, смутился. Девушку представили, как Тамарочка или наш Томатик, в образном сравнении, и впрямь похожую на спелую помидорку. Круглолицая, улыбчивая, с томным взглядом, она показалась чуть бледноватой, но приглядевшись, я признал, что это чёрные, колокольчиком волосы, водянисто-светлые глаза и алые губки скрадывают снежный румянец улыбчивых щёчек.  

Я рассчитывал, что усядусь рядом с водителем, но парни словно забыли, зачем пригласили, и сидя рядом с Томочкой, всю дорогу слушал их болтовню. Когда приятели гоготали, Тамарочка, улыбаясь, с такой проникновенностью заглядывала в глаза, что пробирал холодок, неужели она знает про мою неприязнь к девчонками. Поначалу я гадал, чья она подружка, но Тома так мило улыбалась и с такой нежностью дважды коснулась руки, что подумалось, уж, не для меня ли её пригласили.  

Машин на шоссе было немного и через десять минут мы свернули к темнеющей лесополосе. Узкая, с придорожными канавами грунтовка пустовала и, повернув в смешанный лес, мы вкатили в промятую колею. Когда авто остановилось на просторной поляне, я облегчённо вздохнул, по такой дороге я должен проехать без затруднений.    

С обеих сторон поляну закрывал густой подлесок, а сзади высились стройные сосны. Песчаная полоса, обрываясь заросшим бережком и зарослями ивняка справа, походила на тихий заливчик бескрайнего водохранилища, а утоптанная трава и чернеющие угольки придавали поляне обжитой, уютный вид. Достав снаряжение, парни спросили смогу ли я установить палатку и после дельных советов, двинулись  с удочками вдоль берега. Тамарочка оказалась бывалой туристкой, и только я принёс дровишек, как она развела костёр и принялась готовить ужин. За подсобными делами я полюбопытствовал, откуда такая сноровка и Томочка, сидя у костра рассказала, что два года назад подменяла заболевшую сестру, и три месяца кашеварила на вахте, да и на этой поляне бывала не раз. В доверительность общения, я пробурчал, что не любитель подобных походов и, бывая у бабушки в сельском посёлке, хотя и ползаю по лесам, но больше сижу дома. Слово за слово и Тамарочка рассказала, что работает в одной фирме с Колькой, а в свободное время занимается в театральной студии. На моё удивление Томочка, прибавив громкость, закружилась в столь зажигательном танце, что мне увиделась восхитительная актриса индийского кино. К возвращению приятелей я посматривал на Томочку с уважением и любованием, как ни на одну ранее девушку, и даже пошленькая шуточка, не совратила ли она меня, не вызвала раздражения. Парни уже хлебнули спиртного, и навеселе, с гордостью показали десяток рыбёшек.

Когда мы расселись и принялись пировать, вечерние сумерки окутали поляну дыханием причудливых теней. Друзья зашлись в памятных, не раз пересказанных байках, как поймалась, и сорвалась во-от такая щучка, а в объятиях нежилась ах, какая русалочка. С подкладываемых Томой мясных кусочков меня слегка разморило и, глядя на искорки костра, да мигающие в вышине звёздочки, мне подумалось, что если мы завалимся кучей и уснём, то это будет приятным завершением похода, но романтическое приволье, сдвинулось в куда более сладостное продолжение. Я не удивился, когда в палатку к Тамарочке сползал Саня, а потом Колька, а вот, когда они, предложили и мне, оробев, стушевался, что вроде, как и не хочу. Парни, подпихивая, задорно потешались, что этого хочет она. В темноте палатки, Тамарочка ласково подсказала и, скинув одежду, я окунулся в столь нежные объятия, что потерял всякое соображение. Перестав чувствовать своё тело, я, словно завис мерцающей искоркой, и как во сне, всё бежал и бежал по золочёным лестницам, янтарным комнатам и хрустальным залам своего внеземного дворца. Дважды меня обдало фонтанными брызгами, и только третья, хлынувшая через голову волна, освежив, прояснила сознание. Из палатки я вылез под одобрительные возгласы приятелей, в прострации божественного познания. Претило мне слушать возню снова залезших в палатку парней, или захотелось остаться одному, только подбросив дровишек, я забрался в машину и крепко уснул.

Пробудившись с рассветом, кампания наша, ворча и постанывая, принялась собираться. Теперь за рулём сидел я, а рядом, сияющая, беспечная Тамарочка. С её милых улыбочек меня пробирала неловкость, то ли в признательность за важнейшее для себя открытие, то ли досады, в какой-то неощутимой утрате, и, сосредоточившись на дороге, я лишь изредка кивал её рассуждениям, какое авто лучше покупать. При расставании Томочка озорно подмигнула, но я смущённо потупился, теряясь в осмыслении, чему и насколько ей обязан.

Дома, я закрутился в мелочных делах, и только в постели, предался сладостным воспоминаниям. Как ни странно, эротические видения не связывались воедино и, посчитав спутанность сексуальным потрясением, я помыслил, что для более глубокого постижения, надо бы прочувствовать объятия в более интимной обстановке. Искусительная мыслишка подвинула меня к замечательному выводу, оказывается, это девчонки должны опасаться того, что я могу с ними сделать, и хотя, ни о какой сексуальной близости я не помышлял, на девушек, я начал посматривать с привлекательности и доступности их обладания. Вряд ли в моём взгляде сквозил жар вожделения, но холодный прицельный блеск, девчонки заметили, и в первый учебный день, игриво заюлили, ах, как я повзрослел, да возмужал. Что ж, сексуальные познания добавили мне горделивого самомнения и, снисходительно посматривая на подружек, я, как и прежде держался с ними в нарочитой серьёзности примерного школяра. Учёба и домашние увлечения вскоре заняли все мои мысли и, поселив Томочку в роскошную спальню сотворённого мной дворца, я боле представлял, как встречаюсь с ней на балах, чем предавался воспоминаниям возни в палатке.    

В последних числах сентября, Саня, встретив меня во дворе, после обычных, как живёшь, да, чем занимаешься, уважительно подначил, что Томочка спрашивала, и я мог бы её навестить. Смутившись, я опустил голову, и уклончиво хмыкнул, -- да, ну. Заглядывая в глаза, Сашка почтительно протянул, -- ну, как знаешь, только плохого не думай, у нас дружная кампания, и Колька на Тамаре собирается жениться. Вечером, прокручивая этот разговор, я терялся в желаниях: да, я хотел слиться с Томой в объятиях, хотел и боялся. В палатку я залез вынужденно, и осадочек, что мной попользовались, мутил сладость воспоминаний, мутил и настораживал, что если и новая близость окрасится в двойственные впечатления. Успокоился я простым неведеньем, спрашивать у Сани, хотя бы номер телефона, после упоминания о женитьбе, выглядело слюнявой похотливостью и наплевательским попранием дружеского доверия. Всплывший было лозунг, -- от девчонок надо держаться подальше, день ото дня тускнел и через месяц я уже забыл, и о соблазнительных намёках, и о своём стоическом воздержании.    

За учёбой, тренировками и домашними увлечениями, дни проскакивали без передыху, и с творческих замыслов, на бесполезные развлечения, просто не оставалось времени.  

Первую неделю декабря, подсыпал пушистый снежок и с каждым днём, рыхлые сугробы, искрясь и полнясь, безмолвно заявляли, что теперь они, самое величественное явление природы. В субботу, выходя со школьного двора, я услышал сигнал авто, и окликающий меня голосок. Толик, потянув за рукав, указал, на стоянку машин и, шагнув к серебристому кроссоверу, ещё не разглядев, я догадался, -- Томочка! Услышав звонкий голосок, -- привет! садись! я махнул Толику, что б не ждал и, приветствуя, забрался на сиденье. Томочка сияла, чёрные волосы рассыпались шёлковой волной, щёчки румянились, а пухленькие губки алели сочной томатной спелостью. В мгновение нас охватила восторженная радость, словно мы вновь оказались на лесной поляне и спешим насладиться душевной близостью. В пылком пересказе всех новостей я даже дрогнул, а знает ли Тома, о Санином предложении её навестить. Томочка, словно догадываясь, склонившись, заглянула в глаза и сунула ладошку мне на колено. Была у неё, такая хитрая манера прикасаться, только теперь кошачья лапка лежала на моей ноге, как приглашение. Смущаясь, я оправдательно, затянул, что вроде она собирается замуж, и Томочка, задорно хихикнув, назидательно промурлыкала, -- главное, чтобы партнёры были надёжные. Поглаживая колено и заглядывая в глаза, Томочка лукаво задалась, -- я ведь у тебя первая девушка,-- и, сияя, повелительно утвердила, -- а ты, будешь первым в новой машине. Растерявшись, я лишь обвёл взглядом стоянку. В дневной пелене уже вспыхивали огоньки и освещались окна, две машины стояли ближе к выезду и ещё три в стороне напротив, в отдалении виделось несколько прохожих, и даже если бы, кто оказался поблизости, то вряд ли, что разглядел бы сквозь затемнённые стёкла. Не представляя, как можно расположиться в машине для такого действа, я испуганно напрягся, ожидая, что Тома, пуститься в непристойную ласку и мне придётся сносить её сексуальные причуды. Посмеиваясь над моей стыдливостью, Томочка потянулась к поясу брюк и, завораживая небесным взглядом, ласково шепнула, -- да, не волнуйся, тебе понравиться. Видео с такой утехой, вызвало у меня брезгливое неприятие и если из неприязни, любой другой девушке я с удовольствием всунул бы хоть куда, то Томочку мне было жаль. Сочувственно поглядывая на её старания, я не мог не признать, сколь восхитительна эта ласка, и, крепясь, воспарял, ах, за что мне такое наслаждение. Как оказалось, для осексуаливания кроссовера, такой ласки было недостаточно. Нехотя оторвавшись от моей плоти, Томочка скинула сапожки и, косясь на мои оголённые бёдра, стянула брючки. В опущенном сидении, я почти полулежал и заголённая по пояс Тома, вскарабкавшись и подправив ствол, всхлипнув, поглотила меня. Как и в палатке, соображение моё помутилось, я, то растворялся в ней, то она заполняла меня до последнего вдоха. Потерявшись во времени, я очнулся с нежных касаний в паху и не успел я заправиться, как Томочка натянула брючки и сапожки. Смокнув платочком перед зеркальцем щёчки, Томочка поправила волосы, и блаженно сияя, задорно вознесла, -- прокатимся! В опустошении, я силился понять, должен ли я благодарить Томочку, и далее исполнять все причуды, или уже доставив желанное, ожидать благословения новой встречи.

Круто повернув на проспект, Тома прибавила скорость, и чуть поёжившись, я удивился её уверенности за рулём. Томочка пустилась рассказывать, как Колька и Саня учили её вождению, как быстро она освоила скоростной режим и теперь гоняет покруче парней. С видимой стороны, ничего удивительного в девушке за рулём не было, но помня свою осторожность, я посматривал на Томочку с преклонением важнейшего открытия, что вот такая бестия, во всём превосходит меня. В охватившем меня благодушии, я был готов кататься с Томой хоть до утра и когда после звонка, она спросила, а хочу ли я побывать на репетиции, я как домашний пудель, согласно закивал. Томочка, тут же принялась объяснять, чтобы  я не подумал о порно студии, что она уже снялась в двух, на её взгляд удачных видео на заказ, и ничего зазорного в откровенных съёмках не видит, главное, чтобы в кадре была красивая картинка и сюжетный смысл. Теперь она участвует в самодеятельном коллективе и выступает с авторскими спектаклями на сцене районного дворца культуры. Проскочив мост, мы въехали в заречный район и поколесив по улочкам остановились у административного здания бывшего гарнизона. На улице уже стемнело, и неоновый свет отражался в сугробах серебристой голубизной. Перед зданием стояло несколько авто, оглядевшись, я поискал автобусную остановку, и Томочка, поймав мой взгляд, горячо заверила, что после репетиции отвезёт до дома. Держа меня под руку, Томочка, весело приветствовала дежурного и, поднимаясь на второй этаж, ещё раз ответила на вызов, что уже приехала и скоро будет. С её пояснений, получалось, что в спектакле у неё значимая роль, но на сцену она выходит в заключительном акте, и у нас ещё достаточно времени. Открыв комнатку, Томочка скинула куртку, и с её пожелания я сбросил свою. В полумраке уличных фонарей комнатка и выглядела, как раздевалка и гримёрка, а застоявшийся запах табака и духов, подсказывал, что ей пользуется и другие. Положив на столик телефон и щёлкнув внутренний замок, Томочка, ровным голоском, словно прося стакан воды с пересохшего горла, натужно протянула, -- слушай, ты ведь ещё можешь. Шепнула она это, стоя ко мне спиной и чуть заглядывая за плечо. Внутри у меня всё онемело, в те разы Томочка сама владела мною, и я лишь исполнял, чего ей хотелось и самое страшное, я не чувствовал возбуждения. Какие, всплывшие в памяти сцены, подвинули меня, только с замиранием, я обхватил её за талию и запустил руки под блузку. Сбив чашечки бюсика, я захватил восхитительную грудь и воспарил, в моих объятиях, в моей власти была прелестная девушка, и я мог делать с ней, всё, что пожелаю. Томочка, словно потакая, слегка прогнулась и. сдёрнув брючки, я охватил нежную мякоть ягодичек. Склонившись над столом, Томочка подалась округлостью молочной попы, и меня охватило столь сильное возбуждение, что затрещала плоть. Впервые я был полновластным хозяином своих действий и, упиваясь всесилием, вбирал и впитывал сладчайшие мгновения восхитительного наслаждения. На звякнувший вызов, Томочка изнывающе выдавила, -- уже иду,-- и подгоняя, хныкнула, -- давай, давай, кончай скорее. И без того, вбивая толчки с истязающей жадностью, я разогнался с резкостью отбойного молотка, но расслабляющий спад, так и не подступал, а постанывающая Томочка, пискляво торопила, -- давай, давай быстрее. Наконец, жалостливое нытьё и напряжение ягодичек сдёрнули пик сладострастия и, исторгаясь, я задрожал. Из ящика стола, Томочка вытащила кружевную тряпицу и сунула мне. Голубенькие глазки её сияли хрустальной ясностью, а щёчки румянились яблочным наливом и в взволнованном придыхании, она зашептала, как мне спуститься в зал, кто там сидит, и что сама скоро там появиться.

В счастливейшей невесомости я двинулся по пустынному коридору, спустился по широкой лестнице и, приоткрыв дверь, шмыгнул в тёмный, концертный зал. На освещённой сцене шла театральная постановка, в первых рядах чернели пять затылков и когда я приблизился, две головы, повернувшись, вопросительно глянули на меня. Шепнув, -- здрасте, я плюхнулся в мягкое кресло через ряд от сидящих, и прислушался. Блистательное актёрское перевоплощение и строгая авторская сосредоточенность, захватили меня аурой спектакля, и хотя я не видел первых актов, сразу разобрался в постановочном действии. Так на сцене обыгрывалась домашняя встреча двух чиновничьих семейств, и весь спектакль крутился на вхождение новых персонажей. Моё внимание привлекла сценка совещания трёх врачей, где старший, поучая, объяснял, что им платят хорошие деньги и когда заключение имеет формальный характер, то отстаивать истины, нет, никакого смысла. Младшие коллеги, подзуживая, рассуждали, что проще нормой признать средний пол, чем величать, всего лишь, как особенность развития. В сединах доктор, убеждал, что очень немногие знают три-четыре иностранных языка, что в высшей математике тоже мало кто разбирается, да и в своих специальностях не все профессора, и в силу личных способностей, все люди, это обычные люди, всего лишь с особенностями развития. Молодые доктора, пожимая плечами, кисло соглашались, ворча, что если так хотят, то пусть и будет, один всеобщий даунарий. Затем, великовозрастный сыночек заканючил, у главы семейства дорогой автомобиль, а сестрёнка его, милая, в коротенькой юбочке девица, захныкала, -- ну когда, когда, она поедет на Мальдилы. Стройные ножки, вертлявой красавицы напомнили Томочку, и с удобного кресла, затемнённого зала и телесной расслабленности, я впал в полусонную дремоту. Освещённая театральная сцена превратилась в торжественную залу великолепного дворца, где вместе с другими прекрасными парами, я закружился с Томочкой в чудесном танце. Через пять или десять минут, я очнулся с посвежевшей головой и от громких криков на сцене. Минуты две, я всматривался и когда разглядел, что на сцене Томочка, то восторженно глянул по сторонам, -- смотрите, это же Томочка! Томочка! В чёрной кожанке, красной косынке, Томочка, размахивая маузером, // …… // Меня даже ревностно кольнуло, а не склоняет ли она меня в столь же образных сравнениях после нашей близости. С заключительной сценки, Томочка, как главная героиня, удостоилась всяческих похвал. Раскланиваясь, она сияла, таким самозабвенным довольством, что когда режиссёр, подшутил, -- ну завелась, завелась, и кто тебя, так завёл, уж, не этот ли молодой человек, -- Томочка, лихо выпалила.

-- Да, вот завёл!--

Аркадий Павлович, полноватый, с седеющими кудряшками, похожий на добродушного клоуна с родственной теплотой пожурил.

-- Ах, Марочка, ты же замуж собираешься.--

Томочка, шалуньей вильнула,

-- А он, мой ученик.--

-- Ах, ученик!? – ублажено протянул Аркадий Павлович и, обводя всех насмешливым взглядом, мол, знаем мы, съехидничал 

-- Ну, и чему ты его научила, пусть покажет.--

Томочка, в воинственном запале, разудало выпалила.

-- И покажет, покажет, -- взмахом руки подзывая меня на сцену.

Внутри меня разлилась пустота, как после нокаутирующего удара. Если бы Аркадий Павлович был один, я, наверное, смог бы показать, чему она научила, но со стоящими в стороне артистами, здесь было более десяти человек. Не чувствуя ног, я выполз на сцену, и Томочка, азартно зашептала.  

-- Слушай, прочитай стишок, вы ведь учили, чудное мгновенье, расскажи, только с чувством.--

Я отупело уставился на Томочку, с перепугу, на автомате, я смог бы произнести этот стих, но чтобы с чувством, такого в помине, никогда не было.  

-- Не можешь мгновенье, расскажи, маленькой ёлочке, только с чувством, хоть несколько строчек, а то подумают, что я с бездарем связалась.-- Томочка шептала с такой жалостливой горячностью, словно от моего выступления зависела её репутация. На меня накатила опустошающая, как в детстве растерянность, когда любой подвох близняшек, вызывал такую же безвольную заторможенность. Мысли мои заметались в поисках выхода, и я затвердил, близняшки, близняшки, опять ваши проделки достали. Перед глазами, выискивая сравнения, замелькали унизительные хохмочки, и тут я вспомнил, я же знал и знаю один отличный стих, вернее, я знал и чудное мгновение, и маленькой ёлочке, и ещё десяток стишков, но этот стих я знал превосходно. Периодически я освежал в памяти стихотворные строчки на английском, а научившись бегло читать, посмотрел и все переводы, а после просмотра фильма, вживаясь в образ, читал этот стих перед своими моделями, как в многолюдном зале. В глазах моих мелькнула отчаянная решимость, и когда я потянулся за маузером, Томочка, подумав, что со стыда я готов застрелиться, сочувственно шепнула.

– Он не заряжен.--   

Сверкнув затравленной горечью я, в сердцах процедил.

-- Повезло тебе.--

Томочка, уловив игру слов и пофигискую решимость, с улыбочкой заюлили.

-- Ну, маленькой ёлочке, с чувством.--

Аркадий Павлович и ещё двое, краем глаза наблюдали за нами и когда, собравшись с духом, я глубоко вздохнул, Томочка звонко крикнула.

-- Минуточку!--

Глядя на лежащий в ладонях маузер, я ровным голосом отчеканил,

-- To be, or not to be, that is the question:

Я хотел часть стиха прочитать на английском и со строки, какие сны, перейти на текст перевода, но произнеся первые слова, просиял, что всё сказанное на английском, если и прозвучит красиво, то воспримется, как бравада, и мгновенно сдвинулся на перевод, но что-то во мне щёлкнуло и понесло, словно в демоническом наваждении. Зал сцены замер, и голос мой зазвучал эхом, цепляя и нанизывая слово на слово, фразу на фразу.

Быть или не быть, вот в чём вопрос,

В сомнениях тяжких, миг смертельный,

Ступив на лезвие судьбы,

Дерзнём с невзгодами сразиться,

Тернистый путь во мгле пройти.

Взойти на пик мечты заветной,

В пропасть безумства заглянуть,

Испить до дна колодец жизни,

Иль пену лет младых сглотнуть,

И в беспробудный сон впадая,

Извечной тайной задаваясь

Какие сны в том смертном сне приснятся.

В загробный свет, с религий веря,

Смысл бытия, пытаясь разгадать,

Средь мудрецов и час полночный,

Блуждая в думах вопрошать,

Бессмертье, как его понять,

Как райский, иллюзорный сад,

Иль череду земных перевоплощений,

С святою верой в воскрешенье.

Что скрыто за скитанием души,

Ярмо страданий, испытанье воли,

С мозолями почётные труды,

Или вражды заклятой доля.

В чьей власти линии судьбы,

Как воздадутся помыслы, поступки,

Печать геройства или малодушья,

Суть новой жизни утвердит.

Но как открыть ларец бессмертья,

Каким магическим ключом,

Что если заложить в творенье код,

И через пять веков узнать его.

Пусть для себя, для личной веры,

И вдохновенья, пожелавшим верить,

Что путь земной ещё не раз,

Без памяти былого, придётся перейти.

О, Марочка! Во благо совершённые дела,

Нас вознесут к вершинам бытия.

Если бы маузер был заряжен, я пальнул бы два раза, но и без выстрелов, с минуту, все стояли, как пришибленные. Внимая, охватившему всех впечатлению, Томочка, что б не запрыгать с радости повисла на моей руке и воскликнула.

-- Мой славный принц, мы роли новые исполним, и за собой всех поведём!

Аркадий Павлович, бархатным голосом, уважительно подхватил.

-- Похвально, похвально,-- и простирая до всех рукой, торжественно заценил,

-- Живой Гамлет!--

Стоящий рядом, солидный, похожий на профессора господин, с ни меньшим уважением поддакнул.

-- Шекспир!-- и тут же, ещё один из режиссерской свиты, задорно вставил.

-- Тогда уж, лорд Рендуэл!--

Все зашевелились, с улыбочкой принимая моё выступление за чудачество и показушное представление.

-- Здорово! Здорово!-- зашептала Томочка и если бы Аркадий Павлович, был один, то показала бы ему язык. То ли с облегчения, что я так ловко нашёлся, уладить просьбу Томочки, то ли с искреннего признания почтенной публики я горделиво расправил плечи, словно провёл красивый, победный поединок. Аркадий Павлович, потешаясь довольством Томочки, подался ко мне и задумчиво спросил,

-- А, чей это перевод.-- 

Из всех авторов перевода мне помнился только Пастернак, но Аркадий Павлович, призадумавшись, в смущении заметил, что Пастернака, он помнит, да и другие мало чем отличаются. Театральный профессор, подхватывая рассуждения, уверенно заявил, что это импровизация, что теперь много всяких вариаций и, кивая на меня, указал, что молодой человек, с явными способностями, и где-то подглядев этот стих, сейчас и выдал с ситуационного напряга. Упоминание моих способностей меня вполне устраивало, и выяснять, что необычного услышалось в моих словах, посчитал излишним. Аркадий Павлович, заканчивая разговор и обращаясь к своему окружению, покровительственно вознаградил.

-- Гамлету, свободный вход.--

Незаметно, бочком, к нам подошла девушка, игравшая роль доченьки богатых родителей. Восхищённо поглядывая, она коснулась Томочки и едва слышно шепнула, -- привет.--

-- А, Мари!-- воскликнула Томочка и, называя имена, представила нас друг другу. Русоволосая, голубоглазая красавица, чуть не присела передо мной и, дёрнувшись уж, было удерживать её, я увидел себя восходящей звездой театра. Подружки весело защебетали, и втроём мы двинулись в комнатку на втором этаже.

В фойе, девушки завернули в туалет, и мне тоже захотелось облегчиться. Выходя из кабинки, я подступил к двум, стоящим у зеркала и покуривающим театральным деятелям. Подозвав меня, профессорской внешности дядя, представился сам и своего моложавого товарища, и я также назвал своё имя. Одобрительно заметив, какая у нас продвинутая молодёжь, профессор спросил, помню ли я, где углядел, этот стих. Смущаясь, я коротенько рассказал, как познакомился с этим произведением, что литературой не интересуюсь и увлекаюсь моделированием. Оба деятеля, похоже, ожидали такие объяснения, и согласно кивнув, профессор, протянул визитку, с пожеланием, если понадобятся билеты или другие вопросы, без стеснений  обращаться и при случае, напомнить, что это Гамлет. Вглядываясь, как мне понравилось, прибавление к имени, столь известного театрального образа, оба, смерили меня уважительными взглядами, и в польщении у меня лишь мелькнуло, ну, вот, ещё одна кличка прилипает. С наречения и разглядывания меня, как Гамлета, младшего, видимо осенило.  

-- Слушай, а что если Гамлета сыграть!?--

В протяжном профессорском ну-у услышалось , что постановка давно обыграна и вряд ли привлечёт публику.  

-- А мне видится очень занятная схожесть с нашим временем,-- загорелся младший,-- Смотри, убиенный король, это бывший Союз, его ведь и убили, влив яд в ухо, очень точное сравнение. Гамлет, это здоровые силы общества, король-дядя, это коллективный Запад, королева, это понятно, смотри, даже поединок в реалии укладывается, коллективный Запад подзудил Лаэрта, всё сходится, надо только придать окраску современности.--

-- Да, но это же трагедия, там ведь все погибли, что-то мне не хочется такого финала.--

Словно для уверенности и поддержки, они вопросительно поглядывали на меня и, переминаясь, я выгадывал, как бы ловчее, меж их рассуждений удалиться.  

-- Так Гамлет же, живой! Аркаша сказал, живой Гамлет!-- нашёлся младший, в подтверждении, возбуждённо, указывая на меня.-- Да и Офелия, когда Томочка, воскликнула, мой принц! меня аж, проняло, точно Офелия!--

-- Занятно, занятно,-- хмыкнул профессор,-- это надо обдумать,--

и только они повернулись, я попятился.

-- Ну, ладно, в театре мы сыграем,-- задумчиво протянул профессор и как бы обводя руками шар, задался,-- а кто играет нас?

-- Шекспир?!-- робко вопросил младший и, повернувшись, оба, пытливо уставились на меня.

С глуповатой улыбочкой, шаг за шагом, обходя их, я отступал к двери, а они так и впились пронзительно-испытующими взглядами..  

Взбежав по лестнице, я шмыгнул в гримёрку, девчонки уже собрались и, прихватив куртку, мы двинулись на выход. К моей радости, ни о репетиции, ни о моём выступлении и Гамлете, девушки не вспоминали и, развалившись на заднем сиденье, я млел от восхищённых взглядов Машеньки. Со светлыми, ниже плеч волосами, милым, с пухленькими щёчками личиком, Маша смахивала на свеженькую, румяную булку, и хотя её кроткий голосок указывал, что в паре главенствует Томочка, по схожести характеров и манер, виделось, что это родственные души. Даже замуж, обе собирались почти одновременно, и если свадьба Томочки намечалась через две недели, то Маша, ещё только готовилась подать заявление. С болтовни о свадебных платьях, гостях и церемониях, Томочка, вдруг спросила, умею ли я танцевать вальс. Мне не хотелось выказывать, сколь трепетно я перевариваю всех девчонок и, уклончиво отшутился, что бываю на дискотеках, разве чтоб не выделяться. Томочка, с умудрённой категоричностью заявила, что умение танцевать, всегда пригодиться, и что Мари, обязательно со мной позанимается, и требовательно дёрнула, -- так ведь, Мари!?--

Машенька, умилённо поглядывая, взволнованно пролепетала, что если у меня будет желание и время, то с удовольствием предоставит свои танцевальные способности. Сойтись поближе с ещё одной прелестницей с театральных подмостков, и познать танцевальные уроки мне увиделось небесным подношением, и я, благодарно заверил, что постараюсь быть достойным учеником. Томочка, улавливая исходящую к ней признательность, горделиво вздёрнула носик и, предвидя, что вряд ли получится свести нас снова, посоветовала обменяться номерами и самим договорится о занятиях. В приподнятом настроении, мне не хотелось задумываться, когда нам доведётся встретиться и, только мы скинули на телефон, как подкатили к дому Маши. Расставаясь, девушки чмокнулись, и Томочка, извинительно буркнула, что сегодня уже не заедет, а когда мы отъехали, пояснила, что родители Маши вернуться, только завтрашним вечером, а ей ещё надо съездить к родственникам. Маша жила в квартале от школы, рядом со стадионом и через три минуты, мы подъехали к моему дому. В полутёмном салоне глаза Томочки сияли сапфировой голубизной и эта восхищённая светлость, лучше слов, выражала, сколь значимо я возвысился в её глазах.

Покончив с неотложными делами, я взялся за дворец, задумав переделать одну из гостиных под театральный со сценою зал. Замысел предвещал на две, три недели неспешной работы и, примеряясь, кого ещё поставить на сцене рядом с Томочкой, я прокручивал, и спектакль-репетицию, и режиссерское окружение и Машеньку. Вспоминая слова Томочки, что это её последняя предсвадебная вольность, я чувствовал облегчение, вновь подвергаться её ненасытной сексуальности и каверзным подставам, мне ни сколь не хотелось, а вот за просмотр театральной репетиции, со своим экспромтным выступлением, я был ей премного благодарен. Елейная мыслишка, что когда-нибудь я столкнусь с Аркадием Павловичем или профессором, и они узнают меня, разгоняла воображение и настраивала хотя бы поверхностно ознакомиться с театральной жизнью. На собирающуюся замуж Машу, я не рассчитывал, и даже затея с танцами виделась весьма сомнительной, хотя, вероятность подружиться с девушкой из театральной богемы и узнать закулисные интрижки, меня забавляла и привлекала.    

Ранним утром я проснулся с ясной головой и бодром тонусе. За окнами, в свете уличных фонарей серебрились снежинки и с --6, меня потянуло на пробежку, Одиночные прохожие, отдалённый шум транспорта и редкие освещённые окна обрамляли тихое воскресное утро. Добежав до стадиона, я свернул с привычной дистанции и, подбежав к дому Маши, оглядел темнеющую многоэтажку. Лёгкой трусцой я обогнул здание, сделал второй круг и с утренней свежести, события вчерашнего дня озарились дерзновенным прозрением, равняться и поступать, как страстная Томочка. Если моя наставница, сцапала меня после школы, затащила в гримёрку, подставила в идиотскую ситуацию и, познакомив с подружкой, намекнула, на возможность проявить, сколь доходчиво я усвоил её уроки, то почему бы и не дерзнуть. Когда после пятого гудка раздалось сонное, -- да,-- передо мной веером раскинулось, как всё должно произойти, и я, потерялся, хочу ли нахрапистого обладания или с отказа успокоиться дерзкой попыткой. Слегка  запыхавшись, извиняясь и приветствуя, я выпалил.  

-- Мария,-- опуская я, так чтоб звучало, как Мари, -- днём у меня намечаются неотложные дела, и позаниматься танцами, никак не получится.-- Я выждал, пока Маша переварит, о каких танцах речь, и только она вздохнула ответить, как я, словно перепрыгивая дождливую лужу, вставил, -- но я мог бы забежать сейчас.-- 

-- Сейчас!?-- ошарашено задохнулась Маша.    

-- Ну, да, я на пробежке, добежал до стадиона, вспомнил, что ты здесь живёшь, и подумал, а что если нам, разучить несколько танцевальных па.--

Я зримо увидел, как щёчки Маши заливает румянец и, и ставя на кон, саму вероятность дальнейших встреч, с вызовом поддел.

-- Ты, ведь одна.--

Машенька мялась, не зная на что решиться, а я приговаривал, ну, Мари, давай, это же я, сам Гамлет, и уговаривая, тихонько протянул.  

-- Да, мы за полчасика управимся.--

И Машенька, убеждая себя и всех, что она уже взрослая, решилась, хотя бы взглянуть на мои задатки в танцевальных па, и в заклании своих устоев, торопливо выдала, как пройти. Не чувствуя ног, я взбежал по лестницам, помедлив, выровнял дыхание и не касаясь звонка, тихонько постучал в дверь. Внутри меня плескалась холодная решимость, и примеряя, вживаясь в страстность Томочки, я готовился совладать не с Машенькой, а с самим собой. Открывшая дверь Маша, похоже, сомневалась, что кроме топтания в прихожей, да шушуканья на кухне, ещё что-то произойдёт, и кротко поглядывая, снисходительно улыбалась. Скидывая шапочку, перчатки, кроссовки, я забубнил повтор и, стягивая ветровку, бесцеремонно попёрся в комнаты. Изумлённая Машенька следовала за мной, и когда я остановился у её комнаты, она со смешинкой неверия, взглянула на меня. Белёсый свет из прихожей и млечное освещение утреннего города обволакивали комнаты уютной сонливостью и, разглагольствуя, что творчество должно питаться страстями, а жизнь, вдохновенным творчеством, я глубокомысленно затянул, что любую возможность предаться страстности нужно ценить, как небесное одарение и исполнять свою роль, словно под божественным взором. Заумствования мои или моя футболка, вызвали улыбку, но когда я приобнял Машу за талию, она не вздрогнула и не отстранилась. Подвигая её к кровати, я, потянул с плеч халат и чуть приподняв, повалил в ещё тёплую постель. Сдёрнув футболку, трико и всё, всё, я распахнул и припал к её стройным ногам. Позднее, прокручивая сладостные мгновения, я признал, что Маша согласилась и уступила, не из желания иль с безразличия, а с банального любопытства. На касание языком Маша вздрогнула и, слизнув клубничную кислинку, я жадно возлёг на нежность молочного тела. На проникновение Маша чуть вздрогнула и, тая, обмякла в объятиях. Что ж, я мог признать, что Машенька, моя первая женщина, ведь Томочка, хотя и дала прочувствовать женское тело, по сути попользовалась и поимела меня, а Маша, Машей я владел властно и ненасытно. Как и с Томочкой, я потерялся во времени, с ритмичного натиска Машенька слегка напряглась, молочность её тела, словно взбиваясь в сырную массу, начала твердеть, а я всё вгонял и вгонял в сливочный жар её тела. Вот ведь, с Томочкой, я буйствовал намного дольше, и хотя она испытывала истинное наслаждение, тело её томилось в податливом расслаблении, а Машенька, с каждым толчком, набухала и набухала пружинистой упругостью. Наконец, сбиваясь в дыхании, со сдавленным стоном, пружина её сорвалась и, обжав меня, сдёрнулась в послабляющей неге. Что ж, теперь я имел ощутимое представление о женской истоме и, хотя, не задавался добиться этой иступлённой сладости, испытал творческое удовлетворение. Почувствовав обмякшую нежность, я подался в истекающую глубину, но после медленных упоительных вхождений, Машенька, очнувшись, заупиралась, жалобно постанывая, -- нет, нет, не надо. Подумав, что ей больно, я помедлил, но Машенька продолжала отталкиваться и, догадавшись, что она опасается последствий, коря себя за беспечность, пыхтя, вылез из лона. Тереться о живот или доводить себя, я посчитал слишком примитивным и, подсунув одну, и другую, охватившие мою плоть ладошки, прижимая их своей рукой, повелел, что б, вот так, крепко и сжимала. С ощущений набрякшей твёрдости, Машенька блаженно заулыбалась и с этой милой, детской улыбочки, да чудесной нежности её ладошек, я вскоре излился. Упираясь руками и нависая над Машей, я хотел отвалиться, и тут почувствовал, что ладошки не дают сдвинуться,    

-- Отпускай,-- прошептал я просительно, но Машенька ещё плотнее прижала обмякшую плоть к животу. Я попробовал, оттянуть, вроде бы слабую ручонку, но ладошки ещё крепче и болезненней вцепилась в вожделенный орган. Привалившись на локоть, я зашептал на ушко, -- Маша, Машенька, хватит, мы же договаривались на полчасика, отпускай.--  Я и впрямь беспокоился, что если заведусь снова, то вряд ли удержусь, и как знать, во что выльются наши ознакомительные па. С досады, подхватывая игру в обжималки, я слегка прихватил прелестный носик и, зажав ноздри, придавил подбородок. Отрывая руку, Маша, забилась пойманной рыбкой и, победно отвалившись, я засомневался, может стоило и не торопиться, ведь впереди целый день. Машенька, глубоко вздохнув, шмыгая носом всхлипнула и скривившись, захныкала детской плаксивостью, Увидев слезинки, я растерялся, как будто бухнулся в далёкое детство и до слёз обидел ненаглядных близняшек. Уже одевшись и желая свести цепкие ладошки в капризное нытьё маленькой шалуньи, я нудняво забубнил, что, просто физически не в силах оставить часть своего тела, но могу сделать копию. Заметив, что всхлипывания поутихли, я воодушевленно возгласил, точную копию самого Гамлета, и вот, если она эту копию поцелует, потрётся, да хорошенько попросит, то сбудутся любые желания. Мари, притихла в обдумывании и, обрадовавшись, что такой чепухой вразумил обиженную малышку, я заторопился уходить, напоследок восхваляя, что она замечательная партнёрша и с такой страстностью будет выдающейся актрисой.

До дома я дошёл прогулочным шагом, ловя губами снежинки и недоумевая, с чего Маша заплакала, неужели я так грубо зажал носик, а может она притворялась, и похоже, на видео, она, точно не снималась. В целом же, я был доволен, подбадривая себя, что вот так и надо поступать с желанными женщинами, а чудачества их, принимать, как украшение однообразных объятий. Всплывающие мыслишки, а что поднесёт следующая телесная близость, рассеялись в подготовке учебных заданий и, когда в седьмом часу вечера звякнул вызов Маши, я, удивившись, насторожился. Ровным голоском Машенька обронила, что всё нормально и мне сразу увиделись её переживания, а не заметят ли родители каких перемен. Родители, ничего не заметили, и Машенька, желая во всём успокоиться, спросила, видел ли кто меня в подъезде. Мигом вспомнив, я заверил, что ни с кем не сталкивался, и после продолжительной паузы, Маша извинительно пролепетала, что не сможет позаниматься танцами, из опасения, что надуманные подозрения повлияют на отношения с приятелем. Облегчённо вздохнув, я смущённо признался, что потому и забежал ранним утром, что б никто не видел, и хотя научиться вальсировать и не мешало бы, танцы меня мало интересуют. Уловив, что слова прозвучали, как отмашка, я тут же поправился, что мне более хотелось бы побывать в театре, посмотреть спектакль, да узнать, какими страстями полниться театральная жизнь,

-- Ах, на спектакль,-- оживилась Машенька,-- я подумаю,-- и помедлив, протянула,-- только… .

Я сразу подхватил, чтоб о билетах она не беспокоилась, и лишь подсказала бы, на какое представление брать. Маша, задумчиво припомнила, что вроде премьера намечается на конец января, и более точную дату она сообщит позднее. С пожеланий всяческих благ и удовольствий, мы разъединились и посчитав, что Машенька не обижается и даже согласна сводить в театр, на меня накатила волна творческого настроения. Прикидывая, какую вещицу сотворить, я вспомнил, успокаивающее обещание, и заёрзал, что если Маша, шутки ради, напомнит про исполняющую желания копию. Убеждая себя, что развеять её плаксивость было необходимо, а давняя задумка о культовом фаллосе, просто выскочила утешительным отвлечением, я решил, что эта творческая тема ниспослана свыше, и заикнётся Машенька или нет, уже не имеет значения.     

Хотя увлечение поделками было любимым занятием, по важности занимало одно из последних мест, и брался я за изделие, только под настроение, и лишь изредка, вдохновение и свободное время сливались в плодотворный поток. Прикинув, что мраморная фигурка будет тяжёлой и холодной, а пластмассовая, не достаточно весомой, я взялся за дерево. Вырезав и отшлифовав ствол фаллоса, я утяжелил его сердечником, покрасил в кофейно-молочный цвет и на вздувшихся жилках приклеил золотисто-малиновые блёстки. Эпоксидная смола придавала полировочный блеск, и хотя поверхность могла поцарапаться, при бережном, как и требовало того магическое изделие, обращении, статуэтка могла красоваться в укромном месте, сколь угодно долго.    

Новогодние праздники наполнились поездками, соревнованиями, творческими замыслами и когда в начале февраля позвонила Маша, я уже сомневался, хочу ли в театр, но на другой день билеты были куплены и в воскресение мы вошли под своды Мельпомены. С тёмного, невзрачного платья и забранных заколкой волосах, мне подумалось, что Машеньке очень хотелось прошмыгнуть серой мышкой, но сияющее личико и лучистые лукавинкой глаза, притягивали не только мои взгляды. Маша с такой проникновенностью следила за игрой актёров, словно сама пребывала на сцене и с её увлечённости, я с удовольствием проследил, и театральное действо, и с ни меньшим интересом понаблюдал за почтенной публикой. В перерыве, к нам подскочил моложавый помощник профессора, Андрей Романович, и так как мы стояли в углу буфета, то на его возглас, -- Гамлет! Мария!-- никто не обратил внимания. Заметив, что Машенька посерьёзнела и напряглась, я с рыцарской суровостью, важно пояснил, что обещавшая сводить в театр Томочка, поручила сиё Марии, и хотя Мари, тоже собирается замуж, тут я помедлил, и с вызовом упёр,-- вы ведь понимаете. В смущении, Андрей Романович, вскинул брови, мол, как могли о нём так подумать, но по обмякшим плечикам Мари, я понял, что обмолвиться сим предупреждением совсем не мешало. После спектакля Маша предложила прогуляться до дома, я удивился, ведь топать около часа, но приметив затаённое желание поделиться сокровенным, охотно согласился. Как ни странно, случившаяся меж нами близость, овевала, такой светлой, уносящей в детство взаимностью, что если и всплывали ощущения телесных объятий, то тут же рассеивались, в видения отдалённых от нас сцен эротического фильма. В морозной свежести проспекта, Мария рассказала, что ни она, ни Томочка, никакие не актрисы, а участвуют в экспериментальных постановках и закрытых показах для сведущих и избранных, что работает она в управлении строительной организации и в скором времени, должна выйти замуж. Сводя личное в дружеское умолчание, Мари с артистической пылкостью пустились судачить о театральных перипетиях, С её обстоятельной шутливости, мне даже подумалось, уж, если Машенька, столь наслышана обо всех театральных деятелях, то каково этим творческим лицам пребывать на виду обожаемой публики. Самым занятным мне услышалось, что Андрей Романович, с лёгкостью имитирующий любые голоса, и потому прозванный Арчи, начинал за Машей ухаживать, но она уже  имела серьёзные отношения и родительские наставления на выгодный брак. На подходе к дому мы рассыпались в благодарностях за прекрасный вечер и уже расставаясь, Маша, стесняясь, робко шепнула,-- а ты обещал. Поначалу я хотел взять статуэтку в театр, но подумав, если Машенька забудет, то напоминание выглядело бы навязчивым самодовольством, а со спектакля и душевной беседы, мысли о статуэтке, напрочь забылись. Я тут же затараторил,-- да, да, Мари, я помню, просто нести в театр, показалось лишним, а передать, слушай, давай через часик, я подойду, звякну, и ты выйдешь.    

Упаковывая коробку, я прошептал напутственный приговор, что б статуэтка бережно хранилась и помогала в исполнении достойных желаний. Всю дорогу до дома Маши, я размышлял, каким образом, заговоры, обереги и амулеты, могут влиять на ход событий, и если кому-то они окажут помощь, то не отразятся ли на других негативным воздействием. Сам я, хотя и вкладывал в поделки частичку жизненной энергии, старался рассчитывать на свои способности и силы, и с наставлений отца, уметь предвидеть хотя бы на шаг вперёд, иногда угадывал, каким цветом за углом авто, и даже сейчас нахваливал себя, предугадав запавшее обещание. Передавая коробку, я, чуть смущаясь, открыл крышку, и мельком показав фаллос, посоветовал обращаться с ним бережно и держать подальше от ревнивых глаз. Сама статуэтка, похоже, Мари, не особо интересовала, а вот о магических свойствах, она не преминула шепнуть,-- и что, сбудутся все желания. С серьёзностью, известного только мне волшебства, я повторил правила, и напутственно подметил, чтоб не слишком разгонялась, так как сбудутся, лишь достойные желания.        

В солнечный, майский день, после забегов на стадионе, я возвращался с одноклассниками в школу, и как мне показалось, в проходе между домами, увидел Марию. Завернув во двор, я через пять шагов, признал, да, это точно Мари, светленькая, словно цветущая яблонька, оглянувшись, она просияла улыбкой и приветственно помахала рукой. Уж, сколь я не терпел даже мысленно расписывать женские прелести, но тут, хвалебные словечки слетели восторженным салютом. Не увидев обручального кольца, я более из озабоченности своих увещаний, пытливо обмолвился, а как у неё с регистрацией. Машенька, задрав носик, беспечно отмахнулась,-- а никак, точнее мы расстались. В виноватой растерянности, я, ревностно кивнул, мол не загадывала или не сбылось. Мари, улавливая мою досадность, благодарно расплылась,-- да, как раз, всё получилось, как мне хотелось, жениха мне родители сосватали и хотя он во всех отношениях достойный мужчина, брак по расчёту, меня тяготил,-- и взметнув взгляд в небеса, Мари просияла,-- вот я и увильнула, и теперь встречаюсь с Арчи. В елейной надежде, что желанные замыслы совпали с моей статуэткой, меня охватило, столь ликующее воодушевление, что готов был взмыть с Марией в небеса. Горделиво вздохнув, я покровительственно взглянул на Мари и. перехватывая моё поучение, она с хитренькой шепнула,-- целовать буду только в судьбоносных случаях!    

Подходя к дому, я успокоился, вряд ли статуэтка фаллоса могла повлиять на взаимоотношения и жизненные планы. Скорее всего, случившийся разлад совпал с подспудными настроениями, и Мари показалось, что её влекут неведомые силы, но если она, ещё два, три раза, порадуется таким совпадениям, то стоит задуматься, а пока, надо полагаться на собственные силы.