Лучше выпить водки литр, чем сосать солёный клитор. Из сборника Заставила мужа сосать

Это была любимая поговорка моего любовника. На последнем курсе института я познакомилась со студентами, приехавшими на зимнюю сессию из Москвы, так называемая московская группа – три женщины и один мужчина. Раньше я с ними не встречалась. Многие студенты заочники брали академические отпуска, пропускали год или больше, потом оказывались в другой группе. Таким образом, каждый год на курсе появлялись новые лица, «второгодники». Успевающих, которые переходили с курса на курс без «хвостов», не потеряв ни года времени, у нас было всего трое: я, моя подруга Татьяна и ещё один парень. Во время сессии съезжались все студенты из разных городов Союза. На лекциях мы сидели в одной аудитории: ленинградцы и иногородние.

На этот раз рядом со мной неизменно оказывался Лёня из Москвы. Он прикалывался к моему прикиду: костюму из натуральной замши коричневого цвета с бахромой в ковбойском стиле и короткой юбкой. Это муж привёз любимой жене из Болгарии лет пять назад. Костюму не было сносу, он до сих пор у меня хранится, почти как новенький. А носила я его, как говорится, и в хвост и в гриву – и на работу, и в институт.

После лекций мы стали прогуливаться по Питеру. Тогда Лёня признался мне, что у него была судимость и он сидел пять лет за политику. Я не стала расспрашивать подробности из чувства такта – захочет, сам расскажет. Видно было, что я ему нравлюсь. Мне тоже такие мужчины, как он, не попадались. У него был низкий тембр голоса, с хрипотцой, как у Высоцкого. И день рождения тоже совпадал с Высоцким, только годами Лёня был моложе. В его голосе улавливалась насмешливая интонация, он как бы подтрунивал над собеседником, мог сказать правду в глаза, не всегда приятную, но при этом не оскорбительную. Худощав, среднего роста, носил роговые очки. Говорил, что в его жилах течёт греческая кровь, но я думаю, что там было больше еврейской, хотя Лёня в этом не признавался. По всем признакам был умён и в институте учился легко.

В последний день зимней сессии мы гуляли по городу вчетвером: я, Лёня, Ира и Дима из Киева. До отъезда в Москву оставалось несколько часов, и Лёня предложил снять номер в гостинице напротив Московского вокзала, чтобы посидеть, отдохнуть перед поездом. В номере было две комнаты, Ира с Димой уединились в одной, мы с Лёней в другой. Вечер был приятным и секс тоже. Потом мы с Димой проводили Иру и Лёню до поезда. Они ехали вместе в одном купе СВ. Билеты были взяты заранее, о чём я не знала, как и не догадывалась, почему Ира уезжала с Лёней, а не с другими москвичками однокурсницами.  

В мае мы ушли в преддипломный отпуск. Целый месяц москвичи должны были провести в Питере, поселившись, как всегда, в общежитии института. В моём распоряжении была свободная двухкомнатная квартира – родители уехали на дачу, и с апреля по октябрь я была единоличная хозяйка. Осенью я должна была покинуть квартиру и вернуться по месту прописки, то есть на жилплощадь, совместную с мужем, с которым была в разводе к тому времени уже два года.

Я любезно предложила всем моим московским друзьям поселиться у меня. Две из них отказались: одна жила у родного брата, другая поселилась в гостинице от останкинского телевидения – была у них своя в Питере. А двое оставшихся, Лёня с Ирой, охотно приняли моё предложение, и мы стали жить втроём. Само собой разумеется, мы с Лёней спали в одной комнате, Ира в другой. Родители - надо отдать им должное - были в курсе, что с мной живут однокурсники, и не возражали.

Это был не преддипломный отпуск, а медовый месяц! Мы с Лёней врастали друг в друга. У меня давно не было такого хорошего регулярного секса. Казалось, у Лёни тоже…

Я ухаживала за моими гостями самым хлебосольным образом: готовила еду, Лёне варила, по его просьбе, манную кашу (у него желудок был больной), обеды, ужины. Жили мои москвичи, как в санатории, на всём готовом, не вкладывая ни копейки своих денег. Мне бы и в голову не пришло предложить питаться в складчину – я же пригласила, значит, буду кормить гостей до упора.

К нам постоянно заходили однокурсники и моя соседка, было весело. Часто я отлучалась из дома по делам. Ира была тяжела на подъём, и вместо того, чтобы гулять в свободное время по нашему прекрасному городу, любоваться белыми ночами, как другие сокурсники москвичи, она из дома почти не выходила, разве только в институт. Лёня нередко оставался дома вместе с Ирой. Я не замечала, чтобы между ними что-то было. Наивная и доверчивая!

Поскольку Лёня жил в моём доме и спал со мной, не закрадывалось ни малейшего подозрения, что с Ириной он был в связи. Ирка тоже себя ничем не выдавала. Ей стоило больших усилий, чтобы не показывать ему, а вернее мне, как она хочет Лёню. Я ничего не замечала, а он-то всё видел. В тот момент меня не посещали мысли о возможной измене. Я так никогда и не узнала, было ли у них в моём доме в тот преддипломный отпуск или не было.

Тут я должна сделать отступление и рассказать, какое впечатление Лёня производил на женщин. Это был самец редкой породы. Можно было бы назвать его секс-машиной. У Лёни был большой член, до него я такие не имела. После него – да, были и покруче в размерах. Но не в длине и толщине дело! Мужчины считают, что нам, женщинам, нужен большой. Мой муж, когда хотел меня унизить, любил повторять, что мне нужен большой… Но это не так. Не в величине дело, а в крепости! Знайте, мужики: чем лучше эрекция, тем вы способнее удовлетворить женщину. У меня был такой восемнадцатилетний любовник, о нём ниже. Стояло у него долго и крепко. Больше таких по жизни не встречала. И текла я под ним так, что все простыни были вечно мокрые. А до него и после такого уже не было. Но это я не про Лёню…

А Лёню не сразу раскусила, помогли подруги. Они тоже были заинтригованы, почему женщины тают в его присутствии, стоит ему заговорить своим голосом а ля Высоцкий. Мы с подругами часто обсуждали Лёню и пришли к выводу, что он способен не только соблазнить любую, он не может отказать ни одной, если почувствует, что она его хочет. Теоретически он трахал всё, что движется. К такому заключению пришли мы, его однокурсницы. Но мы могли и ошибаться. Нужны были доказательства. Постепенно они стали накапливаться.

Нашу уверенность в Лёниной неотразимости и всеядности подкрепил случай, произошедший в этот самый отпуск. Одна из наших питерских однокурсниц, с другого факультета, впервые увидела Лёню у меня дома и буквально поплыла от него. Она запала на него, что видно было всем и уж тем более самому Лёне. Зачастила к нам, чуть свет —  уже под дверью: «Ой, ребята, чтой-то меня к вам так тянет?.. » Понятно, что девушка, по Лёнькиному выражению, «течёт, как школьница». Ей просто не хватало мужика, который «распечатал» бы её раз и навсегда, хотя у неё был муж и ребёнок. В Лёне она учуяла настоящего самца. Мы с девчонками поняли, что «дело пахнет керосином» и заняли выжидательную позицию. И вскоре  кульминационный момент настал. Лёня просто увёл её в свободную комнату и прикрыл дверь. Они пробыли там не более пяти минут. За это время наш герой вряд ли успел трахнуть подругу. Полагаю, он задрал ей юбку и лизнул пару раз. Лёня считал, что всем женщинам это должно нравиться. Из комнаты наша подруга вышла смущённая и быстро засобиралась восвояси. Больше она к нам не заглядывала. Что он ей сказал и что сделал на самом деле, осталось тайной. А мы и не расспрашивали.

В июне прошла защита дипломов, и иногородние студенты разъехались по домам. Я  осталась одна в пустой квартире и заскучала. Не могла представить, что вот так всё вдруг закончится. Был хороший ежедневный секс, но слова любви не произнёс ни один из нас двоих. Мои однокурсницы, глядя на нас с Лёней со стороны, полагали, что близится свадьба. Даже мои родители, как выяснилось позднее, надеялись, что я уеду жить в Москву. Но мы с Лёней ни о чём не договаривались, он ничего не обещал, и я ни о чём не просила. А неизвестность хуже всего. Поэтому через неделю я не выдержала и рванула в Москву.

Сначала заехала к Ирине. Не могу сказать, что она оказала мне тёплый приём. Напротив, её прорвало, и она призналась, что после нашего свидания в гостинице, в зимнюю сессию, когда я её с Лёней проводила на Московский вокзал и посадила в поезд, они в купе СВ трахались. То есть в тот вечер она была сначала с Димой из Киева, а через пару часов в поезде с Лёней. Таким образом, они уже знали друг друга близко, когда весной поселились у меня. Поэтому-то Ирина охотно согласилась пожить у меня, чтобы быть поближе к вожделенному субъекту и, как лиса, выжидала, когда ей отломится кусочек сыра на счастье. И конечно же ей отломилось, когда они обратно после защиты дипломного проекта возвращались в Москву, и снова в СВ. Но даже тогда я, наивная, ещё ничего не подозревала об их отношениях. Но теперь в Москве Ира выложила всё, а также то, что для неё Лёня это тот мужчина, который ей нужен. А что именно нужно: его большой член или его кунилингус? И то, и другое, но она понимает, как мало у неё шансов по сравнению со мной. В довершение Ира сделала широкий жест — отвезла меня прямо на работу к Лёне.

При виде меня Лёня был смущён и, казалось, обрадован. Не ожидал, что я так быстро соскучусь. А мне неделя без него показалась вечностью. Я реально подсела на его кайф. Лёня сразу повёз меня к себе домой. Ещё два дня секса, и никаких разговоров о будущем. Я не затрагивала эту тему, однако, он сам обронил фразу, что ему жениться нельзя и, вообще, мол, тогда придётся прописывать меня к нему в квартиру… Странно было слышать такой преждевременный расклад. Я думала о развивающейся любви, а он напрягся относительно будущей прописки. Как будто мне без московской прописки не жить. Но я же не из села приехала! Мы, ленинградки, гордые. Деревня Москва нам не нужна. Я на его слова промолчала, как будто мне всё до лампочки, но для себя сделала вывод.

После двух дней секса нужно было возвращаться домой, Лёня пошёл проводить меня на вокзал. Идём по улице Горького, ныне Тверской. Лёня называл её строчильно-порольным цехом. Навстречу нам миловидная девушка, его знакомая. Радости нет предела с обеих сторон. Похоже, давно не виделись. Она продолжает путь вместе с нами, хотя шла в противоположном направлении. Не могут расстаться, весело болтают. Лёня предлагает ей проводить меня до вокзала, не спрашивая меня, хочу ли я этого. Возле поезда, прощаясь, говорит мне:

- Но ведь у тебя всё равно после меня будет другой. - Это означало, что у него будет другая, и я знаю, кто — эта девушка, которая ждёт не дождётся, когда я сяду в поезд и уеду. Я могла бы ответить: «Это от тебя зависит, чтобы не было другого». Но слова замерли на моих губах. Села в поезд, и закончились на этом наши отношения. Я была подавлена и растоптана. Он сказал: будет другой. Так пусть будет! Клин клином!..

Я понимала, что от него ничего не зависит, он не принадлежит сам себе, он — некая субстанция, призванная обволакивать всех желающих, он — всенародное достояние, не способное принадлежать одной-единственной, только всем желающим! Это какое-то новое для меня явление. Нужно было осознать и пережить. Я пыталась его понять, оправдать, влезть в его шкуру. В тот год я наделала много глупостей. Были случайные связи и неслучайные, кои сократить бы на треть…

Я заметила, что Лёня никогда не целовал в губы, как не целуются представители древнейшей профессии. Ирке он прямо как-то сказал, что она занимается проституцией, а вот она (он показал на меня) никогда не будет проституткой, потому что влюбляется. Лёня за версту чуял продажных женщин, поскольку много вращался в кругу валютных московских проституток. Нам тогда об этом явлении ничего не было известно. Фильм «Интердевочка» ещё не вышел на экраны страны. Лёня рассказывал, что у путан есть всё, и досуг у них вполне культурный: и театры, и музеи, и образование что надо. Ирка говорила мечтательно, как будто речь шла о небожительницах:

- Вот бы пообщаться с кем-нибудь из них…

Уверена, что Лёня никогда не стал бы тратиться на проституток, ему и так давали. К тому же он до денег был жадный. Не забыть эпизод ещё во время преддипломного отпуска. Однажды Лёня пригласил в ресторан меня, Иру и ещё одну нашу подругу. Подошло время расплачиваться, и тут Лёня предлагает, мол, каждый платит сам за себя. У нас глаза на лоб полезли! Говорит, за неё, то есть за меня, так и быть, заплачу. Я поняла: это потому что он у меня живёт и со мной спит. Остальные выкладывайте денежки. Расплатились. Потом с девчонками обсуждали эту выходку и не могли успокоиться: это жадность или желание нас мордой об стол, чтобы не рассчитывали на халяву? Это был явно не мужской поступок. Но тогда как его расценивать? Мы терялись в определении…

Лёня любил повторять, что мы все должны быть благодарны судьбе, что он встретился на нашем пути. Гипертрофированная самоуверенность холодного самца. Например, он считал, что хорошо делает куни. Однако, проделывал это формально, я бы сказала, без увлечения, без эмоций и аппетита, несколько секунд и словами «с тебя хватит» заканчивал даже не лизать, а водить кончиком языка по клитору, что никак не распаляло - меня, во всяком случае. Как было у Ирки – не знаю. Вряд ли Лёня доводил женщин до оргазма своим куни. Часто произносил при женщинах присказку, которую подцепил, вероятно, в тюряге, где сидел неоднократно: «Лучше выпить водки литр, чем сосать солёный клитор». А вот от минета не отказывался. Да и кто откажется?

У меня таких «отказников» было всего двое. Мужу предложила сама в день свадьбы в качестве подарка, он наотрез отказался – не признавал минета. Второй, кто не захотел моего минета, был юный любовник, на четырнадцать лет меня моложе. То, что он мне достался девственником, я даже не заподозрила, так он был силён и прекрасен в сексе. О том, что я была у него первая женщина и единственная за всю его жизнь, узнала только спустя восемнадцать лет. Вот ему, ещё молодому и неискушённому, я как-то раз попыталась сделать минет, но только я склонилась над его сокровищем, как мой любовник смущённо прошептал: не надо, наверно, влом. Я опешила и не стала его разубеждать. Другим мужчинам никогда не предлагала, только если сам попросит и не слишком часто, а в качестве награды.

И тем не менее, Лёня был такой экземпляр, который хотелось изучать, чтобы потом не попадать впросак. Мы с подругами у него многому научились: как вести себя, сохраняя свои интересы, как общаться с людьми, не теряя достоинства. Своеобразный он был человек. С высоты своего полёта мог высокомерно заявить, что Ленинград – промышленный город, то ли дело Москва — повсюду министерства, в Москве можно подцепить какую-нибудь дочку или жену министра. Сказать, что он был альфонс, затрудняюсь. Он был эстет. Любил красивую мелодичную музыку, мне привёз кассеты с записями Демиса Руссоса и Фаусто Папетти. Не признавал любимый Иркин «Бони М». Говорил презрительно: это чёрная музыка. Мне не очень было понятно, какое значение имеет цвет кожи в музыке? А как же Луи Армстронг, негритянский джаз? Но я старалась не поднимать эту тему, чтобы не ставить умного Лёню в глупое положение.

Его родная сестра эмигрировала несколькими годами ранее в Канаду. Мы спрашивали Лёню, почему он не уезжает вслед за сестрой? Он отвечал, что в Канаде слишком много чёрных. Кроме того, говорил, что боится белых американок, холодных и расчётливых. Ну да, американки любят, когда их лижут, как я узнала недавно от одного америкоса, там все задвинуты на куни. Так что Лёне пришлось бы в Америке не сладко, а уж совсем солоно… Ещё одна причина, по которой Лёня так и не покинул родину: конечно же он знал, что невыездной из-за многократной судимости.  

Однажды Лёня как бы вскользь проронил, что ему нельзя жениться. Потом с девчонками мы обсуждали эти его слова относительно женитьбы и предположили, что Лёня, вероятно, имел какое-то наследственное психическое заболевание и чувство ответственности не позволяло ему иметь семью и детей. У его родного брата были проблемы с психикой, он то ли убил, то ли избил свою жену (подробностей не помню) и находился на тот момент в «Крестах» в Питере. Лёня носил брату передачи, пока длилась зимняя сессия, а по окончании, уезжая в Москву, дал мне денег и попросил один раз отнесла брату в тюрьму передачу. Разумеется, я выполнила его просьбу.

Гораздо позднее меня осенило: Лёня был вор в законе! В первые дни нашего знакомства он признался, что сидел в тюрьме пять лет якобы по политической статье. Конечно, соврал, чтобы придать себе веса в моих глазах. Побывав у него дома, увидев непомерное количество антикварных предметов, я заподозрила, что Лёня сидел за кражи. На зоне, как он рассказывал, у него была кликуха Профессор, поскольку он носил большие роговые очки, был рассудителен, способен погасить любой конфликт. На зоне такие —  авторитеты. Так что моему Лёне Профессору жениться не позволял статус. Тогда я не знала этих воровских законов. Бог хранил меня от замужества с ним.

Через полтора года, видя, что от меня ни слуху ни духу, Лёня заявился в Питер и прямо ко мне на работу. В силу своего гостеприимства я тогда с ним один раз переспала, как он со мной в Москве, раз приехал — получай. На следующий день привела его в свой театр на спектакль. Он увидел, что меня окружают интересные мужчины и догадался по моему взгляду, кто ныне мой любовник. Конкурировать с ним он явно не мог. Лёня понял, что он мне со своей Москвой не больно-то и нужен. Понял без лишних слов и объяснений. Поезд ушёл, Лёнечка! Ту-ту! Мы квиты.

Прошло ещё два года. Я приехала в Москву к Ирине встречать Новый год в её новой квартире. Первого января вечером Ира повезла меня к Лёне, предварительно созвонившись с ним без моего согласия. Видимо, самой очень хотелось его повидать. Мне было всё равно, я пребывала уже несколько месяцев в расстроенных чувствах после расставания с тем самым отказавшимся от минета молодым любовником, равного которому не было ни до, ни на тот момент, ни после - уже никогда. Дома Лёня был не один, а с каким-то мужчиной, видимо, вместе провели новогоднюю ночь. Мужик сразу ушёл при виде нас с Ирой. На этот раз мы с Лёней спали не раздеваясь на полу, обнявшись, как старые супруги, а Ирка на диване рядом. Соседняя комната пустовала… Устроить тройничок никому в голову не пришло.

Через полгода я приехала в Москву на юбилей Ирины. Она опять повезла меня к Лёне. В квартире жил его брат, тот самый, который сидел в «Крестах» и которому я носила передачу. Меня приняли очень радушно, я познакомилась с Лёниной мамой Бирутой Брониславовной, милой доброй старушкой. Самого Лёни дома не было, он отбывал очередной срок в два года. Больше мы с Лёней никогда не виделись.

Ирина продолжала следить за жизнью Лёни и, когда появился интернет, искала и находила о нём информацию, знала, где он прописан, какая марка его автомобиля. Какое-то время мы с ней переписывались по электронной почте, но Лёня меня совсем не интересовал. В моей жизни были более приятные и сильные потрясения.