По воле Сената и народа Рима

Моей любимой Андрее Пришакариу

Заслышав истошные причитания Ненилы еще с улицы, Пугачев толкнул отсыревшую дверь войскового присутствия, на скорую руку оборудованного под временный дворец императора, и вошел в горенки с видом суровым и решительным. Кухарка, уткнувшись пьяной головой в стол, кричала и плакала.

- Ой - ти мнешиньки ! Сиганул Глот прямиком в окошко - ту !

Недоумевающий казак резко обернулся на шуршание, но из угла лез тоже чуть хмельной пан Пшиемский. Раскинув руки, он по - медвежьи облапил императора, не обращая внимания на лязгнувших саблями телохранителей Пугачева.

- Мы эта, - забормотал поляк, почтительно снимая опушенную соболями нарядную шапочку, - расслабились тута чутарик, ты уж не пеняй, Пётра Федотыч, я ведь с детства все воюю, а баба, что, баба и есть.

Пугачев фыркнул носом, усаживаясь за стол. Вынул из - за пазухи книжку в черном переплете с прусским золотым орлом по обрезу, купленную еще в Казани за копейку у какого - то горбатого подьячего на базаре, раскрыл посередине и, нахмурившись, гулко и внятно вчел :

- А како паки зело бухих обнаружишь, то не сумлеваясь отреши, порешив.

Грохнул по странице кулачищем.

- Чуешь, щучий сын ?! Порешив ! А ну, становь прямо.

Поляк встал посреди горенки, небрежно придерживая серебряный эфес знатной сабли.

- Я этой саблюкой за Осафата бился, - как бы между прочим заявил ссыльный конфедерат, нисколько не пугаясь гнева императора. - И с тех самых пор ложил на всех москалей. С прибором, - добавил пан Пшиемский, возвращая шапочку на свою буйную голову. - Ссал я ! - заорал он, топая сапогом. - И срал !

- Аполитично рассуждаешь, - уговаривал начальника войсковой арматы Пугачев, не желая казнить загулявшего поляка, - видишь окружающий мир из заледеневшего окошка войсковой избы. Путаешь личную саблюку с парадигмом развития разъединенных народцев поширше, поширше.

Успокоившаяся кухарка прошаркала в соседнюю комнату и скоро вернулась, бухнув на стол пару кувшинов с молодым вином.

- Вмажем, - предложил император, наливая мировую, - пан Пшиемский. Чево нам делить - то ? С утра живы, а до вечера дожить надо.

Они выпили. Закусили. Покурили. И отправились завоевывать Элам.

- Ну, батенька, - недоумевающе развел руками пан Мошка, издатель, устав следить за прихотливой нитью сюжета читаемой с листа рукописи, - накрутили вы, право слово.

- Лево дело, - ответил ему писатель земли русскай, усиленно соображая по поводу оформления будущей книжки. Можно, конечно, к какой Тицкой ткнуться, нехай малюет, глядишь, в веселенький цветочек не только жакетку модную распишет, но и книжицу сообразует в соответствии с восставшим Дамбасом, например.

- Да ведь не укупит никто ! - крикнул пан Мошка, издатель. - У меня бизнес, в конце концов ! Кому сейчас интересен русский бунт ? Стабильность в общем гниении, тот же застой в своей непреходящей гнусности и глупости.

- Так это пока царь не сдох, - произнес писатель, вставая. - У нас всегда так, пан Мошка, вот подохнет гений, так все и сразу переменится.

Пан Мошка, издатель, долго еще читал рукопись, слыша заливистый смех своей секретарши мисс Порции Браун, охмуряемой писателем, так и не ушедшим из издательства. А как уйти, когда такие женщины ? Смешно и говорить. Потому песня. Хорошая, джинсовая.

- Хей, ма систа ...

Ну, и так далее.