Темный треугольник

Темный треугольник

У моей мамы была кузина, тетушка Линда, а у тетушки была дочь ее первого мужа, которую звали Софи. Мама была очень дружна с тетушкой Линдой, и мы часто ходили к ним в гости в их загородный дом. Мы с мамой жили неподалеку от этого дома. Я любил бывать у них, хотя и побаивался пронзительных глаз ворчливой тетушки Линды, которая почти не улыбалась. Но тетушка умела и любила готовить множество всяких вкусностей. Меня привлекал прекрасный фруктовый сад у этого дома, к которому у меня был полный доступ. Иногда меня принуждали собирать плоды для всевозможных конфитюров и пюре, Но это не мешало мне объедаться абрикосами, сладкой черешней, яблоками, особенно, если мне помогала Софи. В саду было много вкусных плодов и уютных местечек.

О Софи следует сказать отдельно. Она была старше меня на девять лет, и совершенно не обращала на меня внимания. И она была чертовски красива. Это обстоятельство бросилось мне в глаза, когда мне исполнилось 10 лет.

В этот день мы с ней собирали плоды на большой раскидистой яблоне. Софи стояла на двух ветках наверху. Я поднял глаза и увидел под широкой юбкой ее стройные ноги и розовые трусики. Зрелище было весьма приятно, хотя и привело меня в смущение, я знал, что подглядывать нехорошо. Мне пришлось отвернуться, чтобы взгляд не примагничивался к этому зрелищу. Но именно в тот день я осознал ее таинственную красоту.

У нее были густые волнистые каштановые волосы, которые красивыми завитками спускались на грудь и на спину. Большие глаза были непривычного зеленого цвета. Аккуратный носик был в профиль выпуклой, праболической формы, с изящными ноздрями. У нее были приподнятые скулы и рот, широковатый для такого лица, но форма ее полных губ подчеркивала гармонию всей композиции. Она была замкнута и безусловно, умна. Иногда она бывала в обществе двух своих подруг, которые проигрывали ей во всем, и понимали это.

Эти штрихи очень отдаленно описывают ее внешность, и этот портрет написал не десятилетний подросток, а парень, которому минуло 15 лет. А пять лет назад эта девушка произвела на меня сильное впечатление. Но эта красавица меня, увы, игнорировала.

Моя мама работала в брокерской конторе, и когда мне исполнилось 14 лет, и я мог без проблем обходиться без мамы, она стала ездить по штатам. Ей нравились эти путешествия, может потому, что в ее авто я нередко замечал некоего господина, ее сотрудника, и мама в этот период помолодела и выглядела замечательно. Она просила тетушку Линду присматривать за мной. Тетушка Линда требовала, чтобы я каждый день после колледжа приходил к ним на ужин и докладывал, как прошел мой день.

Предполагаю, что пример моей мамы показался тетушке Линде достойным подражания. Она стала часто наведываться в город, а ее лицо стала озарять привлекательная улыбка. К лету она переселилась в свою большую городскую квартиру, а в загородном доме осталась Софи. За эти годы я так привык к этому дому, что уже считал его своим. У меня был ключ от входной двери, а в доме даже была моя комната, в которой я нередко ночевал.

Теперь Софи меня очень даже замечала, особенно после того, как тетушка Линда благополучно стала устраивать свою судьбу в городе. Теперь обязанность присматривать за мной перешла по наследству к ней. Мы общались каждый день, либо по телефону, либо я торчал у нее на кухне и болтал всякую чепуху.

Софи работала диспетчером городского аэропорта сутки через трое, куда ездила на своем "бюике". В дни ее смен я по ней скучал. Она мне нравилась, и портрет, который я написал, подтверждает это. В ее лице угадывались японские черты. Наверно они передались ей от многих поколений предков.

Я уже был выше Софи, хотя она была рослой женщиной. Иногда мне хотелось погладить ее пышные волосы, прикоснуться к ней. Но я не смел, наши отношения не предполагали близкого контакта. Софи казалась мне загадочной и замкнутой женщиной. Наверно такой она казалась и ее подругам, которые уже давно перестали ее навещать.

Была пятница. Я знал, что Софи сегодня пришла со смены, и, вероятно, отсыпается после работы. Я был очень голоден, устал от жары и от волейбола, был потный, пыльный и сердитый. На кухне я нашел записку, в которой Софи предлагала мне поесть одному, и просьба ее не будить. Наверно она с утра занималась своими бумагами, и легла поздно. Я  тихо умылся, нашел приготовленную мне еду, выпил чай, и мне стало легче. Потом я решил смыть пот и пыль под душем. Когда я смыл шампунь и открыл глаза, я замер от неожиданности: в дверях стояла Софи в кружевной белой комбинации, и смотрела на меня. Она посмотрела мне в глаза, отступила и закрыла дверь. Я ругал себя, что не запер дверь, и мне было стыдно. Мне и раньше доводилось видеть  Софи в ночной сорочке или в комбинации, и я эту одежду мало отличал от обычных платьев, но впервые я заподозрил, что под комбинацией у нее сейчас нет никакой одежды.   А еще в моем воображении вдруг все стало наоборот: я стою в дверях, а Софи моется под душем! И у меня от этой мысли появился еще один повод для стыда.

И как мне теперь смотреть ей в глаза? Глаза. Ее прекрасные зеленые глаза смотрели на меня серьезно и внимательно, и долго ли она наблюдала за мной, когда я мыл голову я не знал. Мне пришлось открыть холодную воду, чтобы погасить свое возбуждение. Кое-как мне это удалось, я оделся и вышел из душа. Софи спросила из спальни, поел ли я. Я точно знал, что Софи не станет комментировать инцидент, а мне лишь нужно сделать вид, что ничего не случилось. Я включил чайник, стал готовить кофе для Софи. Вроде все было, как обычно, хотя у меня не было такой уверенности.

Софи выпила кофе, потом предложила пойти нам в кинотеатр - мы старались не пропускать новые фильмы. После кино я сказал, что провожу Софи до ее дома.

- Ты хочешь ночевать у себя дома? - спросила Софи.

- Мне все равно, - буркнул я. Наступила неприятная пауза. И я торопливо заговорил о событиях на экране. И решил, что буду ночевать в доме Софи.

Я включил телевизор, а Софи села заниматься своими бумагами. Через некоторое время она встала из-за стола, грациозно потянулась и сказала будничным тоном, что теперь ее очередь принять душ. Я уловил намек на мое посещение душа, и сердце мое екнуло. "Неужели это значило, что теперь моя очередь подглядывать за ней?" - Подумал я. Меньше всего мне хотелось оказаться в глупом положении, когда я окажусь перед запертой дверью душа. Но нечто волнующее висело в воздухе уже несколько часов и будоражило меня. Я не видел, что происходило на экране телевизора, я пытался распутать хаос в мыслях и чувствах.

Я злился на себя, за свою неуместную преступную молодость, которая мешает мне стать мужем прекрасной Софи. Я уже собрался уйти в свою спальню, чтобы горько сетовать на свою несчастную судьбу в темноте и одиночестве, но тут вошла Софи в кокетливой комбинации. Она села перед зеркалом, чтобы подсушить волосы после душа. Она возилась с волосами, а я млел, глядя на эту простую процедуру.

- Господи, какие заросли! - вдруг сказала она. Я догадался, что она говорит о своих подмышках, на которых появился заметный пушок.

- Саймон, ты мой единственный друг, мне больше не к кому обратиться с такой деликатной просьбой. Ты мог бы мне помочь сбрить эти ужасные волосы?

- О, да, Софи! Я непременно все сделаю, ты только объясни, что мне делать.

- Спасибо, Саймон. Сейчас я все приготовлю, подожди минуту.

Она принесла из душевой тазик с водой, детское мыло, ковшик и зеленую бритву с закрытыми лезвиями. Затем легла на свою постель и запрокинула левую руку.

- Садись рядом, намыль хорошенько подмышку, и сбривай эти волосы бритвой.

Я сидел так близко от полураздетой любимой женщины, и мог к ней прикоснуться! Я проводил скользкой от мыла ладонью по ее коже, и очень близко видел ее прекрасную грудь, которая просвечивала сквозь тонкую белую ткань. Грудь вздымалась от дыхания, а острый сосок, к которому я жаждал прикоснуться, будоражил меня невероятно. Тем не менее, пушок я сбрил успешно, и попросил ее повернуться на другой бок.

Софи повернулась и вслух заметила, что у меня умелые и нежные руки. Когда я закончил процедуру, Софи попросила зеркало. Она проверила мою работу, поблагодарила меня, на секунду задумалась, и сказала глухим голосом:

- Саймон, дорогой, уж если мы начали... у меня... о, мой бог, что я делаю! Она резким движением подняла подол комбинции, и я увидел ее бедра и темный треугольник, покрытый волосами. Она закрыла глаза а ее губы шептали "боже, какой стыд !" Ее лицо покрылось густым румянцем, который перешел даже на шею. Я заворожено с восторгом смотрел на это прекрасное почти обнаженное тело. Я положил руку на этот темный треугольник - теперь это было можно, теперь это было необходимо!

- Софи, ты так прекрасна, что тебе не нужно стыдиться. И я никому не скажу, что мне посчастливилось увидеть. Я очень волнуюсь, и ты тоже потрясена. Нам нужно успокоиться и продолжить процедуру.

Софи открыла глаза. Ее дыхание постепенно успокаивалось, хотя моя рука приросла к темному треугольнику, а она не стремилась от нее избавиться.

- Наверно мне лучше сесть в кресло, сказала Софи.

Она села в кресло, а я понял, что сейчас увижу гораздо больше, чем вожделенный темный треугольник. И я уже почти перестал волноваться. Я встал перед ней на колени, и раздвинул ее ноги. Она снова закрыла глаза, а когда я стал нежно гладить мыльной рукой ее кожу, она стала дышать часто, и взволновано. Я чувствовал, что ей приятны мои прикосновения, которые стали более дерзкими и откровенными, а сам я был наверху блаженства. Но не забыл, что нужно все-таки взять в руки бритву.

- Саймон, ты закончил?

- Да, но...

- Нет, Саймон, я думаю, что тебе нужно идти домой. Огромное тебе спасибо, я думаю, что процедуру придется повторить примерно через неделю, если ты согласишься. Позвони мне в понедельник.

И я поплелся домой. В субботу и воскресение я почти беспрерывно предавался воспоминаниям о чудесной пятнице, и эти яркие чувственные видения причиняли мне великие неудобства, а следующая пятница была так бесконечно далека! К тому же у меня не было никакой уверенности, что следующая пятница будет для меня такой же эмоционально насыщенной, как предыдущая. Я уже знал, что Софи испытывает ко мне не только дружеские чувства.

В понедельник я позвонил ей, как она просила. Диалог получился сухим и незначительным. Софи ничем не намекнула, что желает меня видеть. А для меня стало вполне очевидно, что теперь являться в этот дом без приглашения мне нельзя. Как все изменилось! Три дня назад я мог спокойно появиться в этом доме в любое время, не задумываясь, нравится хозяйке мой визит, или нет. Раньше на вопрос, голоден ли я, я мог спросить "а что у тебя есть?" Теперь я даже не мог признаться, что проголодался.

В среду я позвонил Софи на работу, сообщил, что мне звонила мама из Техаса, просила передать привет Софи и тетушке Линде. На приглашение от Софи не было даже намека, что само по себе значило, что мой визит нежелателен. Я страдал.

Наступила пятница. Я сказал себе, что если Софи не позвонит, я к ней не пойду. Потом я подумал, что позвонить она не может, потому что это будет похоже на приглашение, а приглашение будет похоже на просьбу повторить процедуру. А она ведь не уверена, чувствовал я великое удовольствие, или великий ужас.

Наконец решил, что приду к ней в восемнадцать часов и нагло напомню ее слова о повторении процедуры.

Софи встретила меня приветливо, но насторожено, как мне показалось. Она предложила мне чай с пирожками. Пирожки были с яблоками, и я их обожал, и они были еще теплые! Она меня ждала, а это значило, что теперь от меня зависит, состоится ли процедура. Мой восторг был так очевиден, что Софи рассмеялась. Мой вопрос, чему она смеется, рассмешил ее еще больше, и тогда я вскочил, обнял ее плечи со спины и погрузил лицо в ее пышные волосы.

- Эй, Саймон-гризли, ты меня задушишь, что случилось?

- Софи, я счастлив, потому что случилась пятница!

- Неужели! Теперь сядь и допей свой чай.  

Я жевал пирожок и любовался ее улыбкой, ее глаза лучились радостью и были похожи на задорные глаза козы, которая задумала некую пакость.

- А теперь я иду в душ, - сказала она. - Разрешаю тебе помыть посуду.    

Я ждал ее в спальне. Она пришла в длинной ночной сорочке.

- Итак, Саймон, ты желаешь повторить процедуру.

- Да, милая, я буду стараться!

- Тогда неси сюда все атрибуты, медвежонок.

Она сидела перед зеркалом, когда я принес все необходимое. Ее ночная рубашка была с короткими рукавами. Я указал ей на эти рукава, которые мешали добраться до ее подмышек. Она сверкнула своими зелеными глазами, и одним грациозным движением сняла рубашку. Она стояла передо мной, и слепила меня своей обнаженной красотой!

- Если ты не возражаешь, Саймон.

Я нервно сглотнул и услышал свой голос:

- О, Софи, твоя красота меня ослепляет, ты затмила саму Афродиту! У нее были высокие бедра, которые идеальным изгибом переходили в тонкую талию.

- Я тебе нравлюсь?

Было удивительно, что мы не забыли саму "процедуру". Она сегодня превратилась в ритуал. Когда я неторопливо брил ее вторую подмышку, она прошептала "поцелуй меня". Это искусство было мне неведомо. Я неловко ткнулся в ее губы.

- О, милый, тебе нужно научиться, я тебя научу. Поцелуй мою грудь.

Мои губы с готовностью охватили ее восхитительный сосок, и тотчас пришло понимание идеального поцелуя. Все так просто! Идея поцелуя заложена природой в инстинкт младенца, чтобы он мог находить пищу в материнской груди.

Софи издала вздох, похожий на стон, взяла в руки мое лицо и поцеловала. И я уже знал, как ответить.

Потом она снова сидела в кресле, я уверенно раздвинул ее ноги и долго и нежно гладил ее нежные мягкие прелести своей мыльной рукой.

- У нее есть имя - сказала Софи - я называю ее Ирма.

Мне понравилось это имя, а Ирме явно нравились мои ласки. Когда процедура была закончена, Софи попросила меня снять всю одежду. Я бы и не возражал, но меня приводил в смущение мой нелепый возбужденный вид, усмирить который не было никакой возможности. Софи поняла мою проблему. Она сказала: "то, что смущает интеллектуалов, грубые натуры неандертальцев считают своим главным достоинством".

Ты интеллектуал. У тебя хорошая фигура, у тебя красивая мускулатура, ты сильный и  выглядишь старше, чем есть. Мне приятно на тебя смотреть. Выпрями спину, и пусть твое огромное достоинство гордо торчит. У него есть имя? Тогда предлагаю назвать его библейским именем Давид.

Она усадила меня в кресло, и Давид оказался у нее в руке.

- Я знаю, чего он хочет, однако это случится позже, для этого есть причины. Но я не хочу, чтобы мы были разочарованы сегодня. Тем более, что есть альтернатива.

И вот уже Давид у нее во рту! Это было так неожиданно, я инстинктивно вздрогнул, но ее нежные руки гладили мой живот, успокаивая и расслабляя мое напрягшееся тело. И только после этого я ощутил всю нежность ее губ и языка. И как только я ощутил эту нежность, наступила кульминация. Все мое молодое тело сотрясали конвульсии оргазма. Мне отдаленно было знакомо это состояние, когда среди ночи я иногда  просыпался в великой досаде от оргазма после туманного неясного сна. Мне приходилось вставать и смывать с себя эту липкую жидкость.

Но сейчас все было по-другому. Софи тихо постанывала  и не выпускала Давида изо рта, пока я окончательно не расслабился. Я знал, что жидкости этой было изрядно, однако Софи ничто не мешало говорить, что у нее тоже случился оргазм, как только начался мой. Из ее слов я понял, что мою сперму она проглотила.

Давид утратил свой воинственный вид, и теперь направление моего смущения получило досадный реверс. Наверно это было четко написано на моей физиономии, потому что Софи опять рассмеялась. Но меня уже не мог обидеть ее смех. Напротив, предательство Давида перестало меня смущать. Софи позвала меня в душ. Мы сполоснулись, а потом улеглись в ее постель. Я поцеловал ее, и сообщил, что я люблю ее самой сильной любовью!

На что она ответила, что уже знает количество и вкус моей любви. Двусмысленность меня рассмешила, но я был сдержан и отметил в закладках, что нужно будет сделать это темой будущей беседы. Пока я обдумывал варианты этой беседы, Давид подслушал мои мысли и прямо сообщил свое мнение Софи.

Она робко поинтересовалась, желает ли медвежонок укрощения своего Давида. На этот раз уже все было по-другому. Я теперь не только чувствовал всю нежность губ Софи, я уже понимал, что чувствует она сама. Малейшие движения ее губ подтверждали, что она получает равнозначное со мной удовольствие. Мне передавались даже вибрации в ее легких, когда она тихо постанывала. Я попытался тоже двигаться в ее ритме, но ее рука мягко остановила мои попытки. А потом ее тело сотряс бурный оргазм, как у меня прошлый раз. Ее движения ускорились, я был близок к оргазму, но наступил он как раз тогда, когда Софи стала успокаиваться. И еще долго потом я придерживал ее голову, чтобы оставаться у нее во рту.

- Саймон, ты понимаешь, что тебя сознательно соблазнила женщина, которая почти вдвое старше тебя?

- О, да, хотя не вдвое а на ничтожных 9 лет. Я думал об этом два дня, нет, целую неделю!

Милая Софи, я никогда не видел, чтобы ты так много улыбалась, а чтобы ты громко смеялась - и того реже. Поэтому думаю, что ты счастлива. Я понимаю больше, чем ты думаешь, и я тебе бесконечно благодарен. И хочу тебе сказать, что красивее женщины, чем ты, в нашем городе нет, и вот ты подарила мне такой изысканный секс, о котором парень, вроде меня, не мог и мечтать! Ты подарила мне счастье, милая Софи.

- Я действительно счастлива, хотя я нарушила все нормы морали. У меня нет чувства вины, потому что "мораль" - это искусственно созданное препятствие для уменьшения количества радостей, доступных человеку. У древних греков была особая каста образованных женщин, которые владели искусством красноречия, знали философию, литературу, историю и владели искусством любви. Ты много читаешь, Саймон и неплохо образован, но по поводу любви у тебя много пробелов. Я и сама почти профан в этом искусстве, и мы с тобой будем постигать его с великим усердием... Ого, пора нам именно к нему и приступить...

Теперь я знаю - сказала Софи, когда мы закончили - что ты никогда не будешь грубым мужланом ни с одной женщиной, с которой у тебя будут сексуальные отношения. Я не думаю, что принесла тебе вред.

- Я много думал о сексе, а начал думать о нем с десяти лет, когда однажды увидел твои розовые трусики. Поэтому все мои мысли на эту тему были связаны с тобой, милая.

Но я не совсем понимаю, почему ты предпочла "альтернативу", хотя Давиду бесконечно нравятся твои нежные губки, мне кажется, что ты сама  не получаешь всей полноты удовольствия.

- Об этом не беспокойся, милый медвежонок. Мои губы не менее чувствительны, чем моя Ирма. Да, она очень хочет твоего Давида, и они непременно встретятся, когда будет можно. Я не хочу забеременеть, а сейчас это максимально вероятно. А теперь нам пора спать, дорогой.

В воскресенье, когда я кое-как готовил задание по физике, меня посетила мысль, что я не поцеловал Ирму.   Эту мысль тотчас подслушал Давид, чем создал мне великие неудобства. Я с трудом дождался четырех часов, и помчался будить Софи своим "платоническим" поцелуем.

Софи еще сладко спала. Я тихо любовался ее милым лицом. Мне было жаль ее будить. Но она почувствовала мой взгляд и открыла глаза.

- О, Саймон, какое приятное пробуждение! Ты давно здесь?

- Софи я принес тебе платонический поцелуй!

И я стал нежно целовать Ирму, пока не услышал и не почувствовал ее бурный оргазм.

-Ты ничего не перепутал, Саймон? Платоническая любовь прямо противоположна твоим сегодняшним  безумным действиям.

- Лучшего названия для такого поцелуя не смог придумать, так он теперь и будет называться.

Уже вечером Софи сказала, что хочет провести один эксперимент. Она завязала мне глаза и попросила так посидеть две минуты. Я был заинтригован, хоть и предполагал, что это как-то связано с платонической любовью.

Зазвучали звуки блюза. Софи сказала, что повязку можно снять. Ярко горел верхний свет. Софи стояла у стены напротив моего кресла и плавно покачивалась в ритме блюза. На ней была большая белая шляпа, кружевная зеленая комбинация, бледно-зеленые чулки и зеленые туфли на высоких каблуках. Все это гармонировало с ее огромными глазами.   Софи сдвинула лямочки своей кружевной комбинации, и легкая ткань с готовностью соскользнула с ее божественной фигуры. И тогда Софи начала свой грациозный танец. Ее руки, все ее тело следовало ритму страстной песни, которую исполняла певица сильным эмоциональным голосом. (Мария Дейнс "Вот что такое блюз")

Этот танец Софи все больше превращался в эротическую фантазию. Сексуального подтекста становилось все больше, ее руки все чаще касались грудей, возбужденных сосков, внутренней поверхности раздвинутых ног, потом ее рука стала робко, но все более откровенно ласкать Ирму, ее ноги широко раздвинулись, а Ирма почти касалась пола, не прекращая грациозного танца. Руки Софи раздвигали промежность, продолжая откровенно ласкать возбужденную Ирму. Софи тихо постанывала, ее возбуждение почти доходило до оргазма. К концу мелодии ее пальчики проникли внутрь, ласки ускорились, у нее наступил  бурный долгий оргазм.

Мелодия кончилась. Софи лежала на ковре в изнеможении. Ее ноги так и остались раздвинутыми. Я был потрясен этим колдовским танцем и в ступоре сидел заворожено и неподвижно. Потом мое сознание вернулось. Я взял большую подушку и бережно подложил под голову Софи. Я был в крайнем возбуждении, и тогда услышал слабый голос Софи: "Ирма хочет тебя".

Впервые Давид погрузился весь в тело любимой женщины. В голове еще звучал ритм блюза, и мое тело медленно двигалось в этом ритме. Я знал, что наслаждение у нас одно на двоих. Софи выходила из своего забытья, ее безвольная рука ожила, ее пальчики стали снова ласкать Ирму, прикасаясь иногда к моей плоти. Я чувствовал, как сладко реагирует Ирма на эти ласки ее пальчиков где-то глубоко в теле Софи. Мы были в экстазе, и хотелось, чтобы он продолжался как можно дольше. Я стал замедлять свои движения, и пальчики Софи тотчас поняли это и тоже замедлились. Это нам мало помогло - нас настиг оргазм.

В эту ночь мы не спали. Волшебство танца держало меня в тонусе до самого утра, у меня было много оргазмов, у Софи я насчитал восемь. Я никак не мог решить, куда мне приятней погружаться: в нежные глубины Ирмы, или предпочесть волшебные губки Софи, и чувствовал себя буридановым ослом, которому хотелось все одновременно.

Софи смеялась, и говорила, что ее эмоциональные весы тоже находятся в равновесии. Утром я заметил во время омовения признаки крови, которые меня очень встревожили. Подумал, что погружался уж слишком глубоко. Однако Софи это обстоятельство очень обрадовало. "Саймон, мы избежали великой опасности, но три-четыре дня нам лучше не встречаться". Я знал об этих женских циклах.

На третий день после этой ночи мне позвонила мама, и сказала, что возвращается домой.

Мы с Софи всегда были готовы заняться нашими безумствами, но были осторожны, чтобы об этом никто не узнал. И уже в университете я всегда помнил слова Софи о том, чтобы не быть грубым мужланом. И никогда им не был, как только появлялась возможность воплотить свои цивилизованные навыки своей первой любви.

Я немного ревновал Софи, когда узнал, что у нее есть мужчина. Хотя и знал, что она любит меня. Она не завела детей, как и обещала, мотивируя это тем, что планета и так переполнена.