Горбун - находка для шпиона

Моей любимой Андрее Пришакариу

Полыхает лучами жолтыми лампа - молния, слепит глазыньки бессонные демобилизованного фронтовика Шарапова, с таким невероятным трудом внедрившегося таки в банду, растрачивает бездумно украденный с продсклада керосин, строжайше лимитировавшийся в те тяжкие годы послевоенной и предвоенной разрухи, а бандиты жируют, чавкая и цинично усмехаясь.

- Полный, фрайерок, полный, - твердит, как заведенный, невысокий в сереньком пиджачке, форсисто забрасывая шикарное кашне за спину. Таит помыслы ужасающие, а также ножик за голенищем по - бандитски подвернутого сапога. Понимает это Шарапов, зря, что ли, сто сорок раз за линию фронта бегал, пока немцы, устав лицезреть советского воина, прямо не воспретили ( верботтен, однако ) пропущать сквозь расположение потенциальных власовцев и двурушников, имеет опыт, аппаратура при нем, эвон, лежит - полеживает в кармане галифе компас знатный, прибор научный, можно ложить, можно и так.

- Не мельтеши, Промокашка, - хрипло советует невысокому главарь, ритмично притопывая ладными валенками, а сам поглощает вареный картофель, смачно зажевывает лавровым листом снедь дефицитную, рыгает и цыкает зубом. - Тощий он какой - то, а не полный вовсе. И куда ему сберкнижка ?

Склабится банда, думая, что подловила Шарапова, но не таков фронтовик, режет наотмашь :

- Сберкнижку мне. Она мне сердце согреет, когда я с вами в подвал полезу.

- Ты туда один полезешь, - зловеще обещает убийца со стеклянным глазом Диомидов, вставая и неторопливо шагая к коврику с лебедями. Одним рывком отдергивает его, нагибается и тянет за железное кольцо, хитро прятавшееся под ковриком. Отворяет затхлый зев в подвал, наверное. - Лезь, падло.

Тычут Шарапова, пинают и воют, загоняя во тьму подвала. Кое как спустившись, Шарапов чиркает спичкой и видит стоящего в углу Кадочникова.

- Я не буду говорить про славянский шкаф, - говорит густым баритоном красавец Кадочников, неспешно раскачиваясь, - тем более, что ты не Штюбинг, хотя такой же болван. Что там ? - и показывает указательным пальцем вверх.

- Банда, - тихо отвечает, вздрагивая, Шарапов.

- Да знаю я, что банда, - уже сердится маленько Кадочников, нескрываемо разочарованный героями современности, он видал таких ухарей и даже играл их, по сравнению с коими муровцы и пятничные трактирщики кажутся, как бы сказать, неактуальными, что ли. - Что Горбатый ?

- Жирует, - шепчет Шарапов, а спичка его давно погасла, в темноте они орудуют, понимаешь ?!  

- Вряд ли румынской теннисистке понять размах культур - мультур геополитицкой катастрофы, - говорю я вслух, продолжая нескончаемый глум над поганью всех интеллектуальных потуг населяющих эти территории народцев, так и остающихся унтерменшами за чертой хоть какой цивилизации.

Ладно.

- А чево ты в подвале обитаешь ? - интересуется Шарапов, устало присаживаясь на корточки.

- Это для тебя подвал, - рокочущим от негодования голосом отвечает Кадочников, скрипя коленными суставами, - а для нас подполье.

- Для кого вас ? - вполне себе невинно уточняет Шарапов, накапливая, таким образом, обвинительный материал на случайного знакомца.

- Мы в одном ведомстве служим, - снисходит до молодого оперативника опытнейший Кадочников, - просто я внешне, а ты внутренне. Мы люди совецкие ?

- Да, - твердо решает Шарапов.

- Значит, - смеется Кадочников, - красные по самое не могу, суки мы, понял ?

- Понял, - поникает Шарапов. - И тута понятия, да ?

- Х... й на, - уже в голос ржет Кадочников, - уж ежели всю нашу сраную цивилизацию отсчитывают с осеннего насильственного захвата власти шайкой большевиков, то без понятий не обойтись.

Вот так, короче, они и терсились в подвале, пока банда жировала, а нормальный мир ускакал далеко вперед. Но это уже совсем другая история, о самогниении этих помойных задворок Вселенной, назови ты их Советским Союзом или Россией, по хер.