Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2 aka Слушать читать эротические секс рассказы романы измены бесплатно без регистрации Часть 21

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Наутро я проснулся, и вновь понял, что Виолетта опередила меня. Она сидела в кресле, накинув на себя полупрозрачный халатик, и листала мой сценарий.

– Послушай, Дуду! – сказала она. – Почему ты ввёл в свою пьесу о юности Атоса его слугу Гримо?

– Кого ты называешь Дуду? – возмутился я.

– Мы с тобой любовники, и уже не первые сутки, – сказала Виолетта.   – Дюма – слишком формально, я думала называть тебя просто Дю, но это уж излишне коротко. Вот я и подумала, что Дуду – в самый раз.

– Негодница, тогда я буду звать тебя Виви! – притворно возмутился я.

– Я как раз хотела тебе это предложить, – сказала Виолетта без тени удивления или смущения. – Так ты не ответил на мой вопрос, дорогой.

– А почему тебя смущает присутствие Гримо? – удивился я. – Ведь Гримо – слуга Атоса! Почему бы не предположить, что он прислуживал ему ещё в те времена, когда он проживал с отцом?

– Ну, милый, соберись, подумай! – капризно попросила Виви, которую я отныне буду так называть. – Атос хотел покончить с собой, но затем решил только сделать вид, что он погиб, а сам отбыл в Париж, где нанялся в мушкетёры под вымышленным именем, раскрыв своё истинное имя только капитану королевских мушкетёров де Тревилю, разве не так?

– Именно так, дитя моё, ты отлично знаешь мои романы, в чём я многократно убеждался! – подтвердил я и поцеловал сначала протянутую мне руку, а затем и губы молодой проказницы.

– Разве в таком случае исчезновение также и слуги не было бы весьма подозрительным и удивительным фактом? – продолжила Виви. – Когда исчезает человек, да ещё его одежду находят на берегу пруда, можно вполне заподозрить, что он утонул, когда его никто не видел. Но чтобы одновременно утонули и хозяин, и слуга – это очень подозрительно, сомнительно. В этом случае отец Атоса смог бы заподозрить, что Гримо ограбил и убил его. Были бы учинены детальные розыски, потому что на самоубийство это вовсе не похоже. Если отец Атоса мог бы велеть не заниматься розысками, поверив, что его сын утонул в пруду, то при исчезновении двух человек, в том числе и слуги, отец Атоса вероятно не стал бы заниматься тем, чтобы пресечь лишние слухи! Напротив, он бы горел желанием разыскать негодяя слугу и наказать его, отомстить за это горе. Если же пропал только один Атос, граф, поверивший в самоубийство, пожелал бы не понимать шума по этому поводу, поскольку самоубийцы осуждаются католической верой, его тело, если бы оно было найдено, не было бы похоронено на освящённой земле церковного кладбища, его даже не позволили бы похоронить в семейном склепе. В таком случае старый граф объявил бы, что его сын утонул, о нём отслужили бы заупокойную службу, даже, может быть, в могилу опустили бы ил, поднятый со дна этого пруда.

– Так значит, Атос подыскал себе на роль слуги Гримо только после того, как покинул дом своего отца? – спросил я.

– Разумеется! – ответила Виви. – В твоём романе несколько раз говорится, что Атос был знатным как Дандоло или Монморанси! Имя графа де Ла Фер указывает, что его семейство владело городом Ла Фер, а это очень и очень большой город по тем временам. В таком случае, он, действительно, был весьма знатной персоной. Пусть бы даже его семейство к тому времени ещё не унаследовало Бражелон, но в этом случае обходиться всего одним слугой такой знатный молодой человек просто не мог бы. Вместе с тем, припомни, как обращается Атос с Гримо. Как с самым простым слугой, нанятым за деньги, весьма не всерьёз, и даже ненадолго. И поначалу мы не наблюдаем за Гримо большой преданности хозяину. Так что этот Гримо, которого мы находим в «Трёх мушкетёрах», вовсе не знал, что его хозяин – знатный синьор, граф де Ла Фер! Это же очевидно при осаде Ла-Рошели! Гримо отказывается идти вместе с хозяином защищать редут, и лишь удары хозяина заставляют его повиноваться. Он, похоже, не слишком-то предан хозяину и служит лишь за деньги, ищет любого удобного случая уволиться и найти работёнку получше, где платили бы более регулярно, кормили бы сытней и не заставляли таскать оружие, порой даже воевать и время от времени лечить хозяина от опасных ран! Только длительное совместное военное прошлое превращает Гримо в верного слугу, готового, по-видимому, отдать жизнь за хозяина. Если бы Гримо служил у Атоса ещё до его бегства с имитацией самоубийства, если бы он бежал вместе с ним, тогда отношения Атоса и Гримо с самого начала были бы другими!

– Даже если всё именно так, как ты говоришь, – начал я, но увидев презрительный взгляд Виви, я поправился. – Хорошо, моя дорогая, я согласен, что всё именно так, как ты говоришь, но ты упускаешь из внимания особенности театрального зрителя. На спектакль придут любители моей трилогии про мушкетёров, те, кто любят Атоса, д’Артаньяна, Портоса и Арамиса. Они придут для того, чтобы посмотреть юность любимых ими героев. И они также любят и второстепенных героев, они любят моего Гримо. Им будет приятно увидеть Гримо в этом спектакле!

– То есть ты готов испортить своё произведение, ты готов писать глупости в угоду почтеннейшей публике? – с иронией, граничащей с презрением, сказала Виви. – Вместо того, чтобы воспитывать в публике высший вкус, ты потакаешь низменным потребностям толпы и воспитываешь в своём зрителе примитивизм и поверхностные суждения!  

– Предположим, я уберу Гримо и заменю его каким-нибудь Лебреном или Лорни, – сказал я.

– Пятью Лебренами, Лорни, Дюше, Сарте и Вожимо, – поправила меня Виви. – Один из них будет просто слугой, другой – конюхом, третий – сокольничим, четвёртый – ухаживать за охотничьими собаками, пятый – следить за гардеробом и оружием Атоса.

Мне хотелось уйти из квартиры и хлопнуть дверью, но мне некуда было уйти, поэтому я просто молча пошёл умываться и бриться.

Женщины умеют заставлять нас всё сильней любить их и всё сильней ненавидеть, иногда попеременно, а иногда и одновременно. Причём, находят для этого самые разнообразные и предельно убедительные причины. Именно поэтому таких женщин мы ненавидим всё сильней при каждой новой ссоре, и любим всё сильней при каждом очередном примирении. Чего мы, действительно, не можем, так это раз и навсегда решительно расстаться с такими женщинами. Я подозреваю, что Виолетта была намного старше того возраста, которым она представилась мне, просто она обладала такой фактурой, которая делает женщину на вид гораздо моложе, чем она есть на самом деле. «А как же ваши слова, что вы её знали уже два года, и в начале вашего знакомства она была ещё совсем дитя? – спросят меня мои читательницы и будут правы. – Объясните нам это несоответствие! » Никакого несоответствия здесь нет. Бывают такие фактуры, при которых женщина двадцати и даже двадцати двух лет выглядит подростком. Редко случается, что подобная женщина двумя годами раньше выглядела бы почти ребёнком, но всё же случается! Это – моё мнение, и я его никому не навязываю.

Умывание и бритьё несколько успокоили меня, и я вышел из ванной к Виви с твёрдым намерением сделать вид, что её слова нисколько не задели мою гордость широко известного и горячо любимого публикой автора.

– Дорогая, ты уже высказала всё, что хотела сказать в отношении Гримо? – спросил я как ни в чём ни бывало.

– Пока да, но я хотела бы обсудить старого графа, отца Атоса, – ответила Виви.

– Что тебя не устраивает в нём? – спросил я.

– Всё, – коротко отрезала Виви. – Предлагаю продолжить чтение с того места, где мы остановились. Но прежде мы съедим приготовленный мной завтрак и выпьем кофе.

Завтрак был великолепен, кофе – чудесен, мне показалось, что я несправедлив к Виви. С чего бы мне принимать близко к сердцу её замечания, которые, разумеется, никчёмны и даже кое-где просто смехотворны, но ведь это я сам предложил ей стать моим секретарём, имея в виду именно её вмешательство в мои произведения. Я дал ей необоснованную надежду на то, что я всерьёз нуждаюсь в подобных советах – это я-то, автор, чьё мнение в области драматических произведений и авантюрных романов, как, впрочем, и во всех иных жанров, для всего Парижа является высшим авторитетом и окончательным приговором! И только этой малышке моё мнение не указ! И я сам поощрил в ней это мнение! Что ж, я понемногу осажу её и поставлю на то место, где ей надлежит впредь находиться!

– Ты, кажется, собиралась продолжить чтение? – спросил я и добавил игривую улыбку. – Помнишь ли ты условие, при котором мы с тобой обсуждаем текст моего романа.

– Вношу уточнение, это условие будет действовать только вечером после заката, – сказала непререкаемым тоном Виви. – В противном случае мы либо никогда не вылезем из постели, либо превратимся в бездельников. Утром и днём мы будем просто работать, не прикасаясь друг к другу. Это создаст более деловую атмосферу.  

– Знаешь ли ты, дитя моё, что условия контракта никогда не изменяются по желанию только одной стороны? – спросил я в надежде на то, что она смутится.

– Если ты не принимаешь моих поправок к договору, мы расторгнем контракт и я пойду обратно в белошвейки, – сказала Виви таким уверенным голосом, что я почти поверил, что она способна так и поступить.

– Я принимаю твои поправки только лишь потому, что сам собирался предложить нечто подобное, – солгал я.

Иногда необходимо отступить так, чтобы противник считал, что ты наступаешь.

Мы продолжили наше чтение с того места, на котором остановились.

Шарлотта: Но ваш отец?

Виконт: Послушайте, Шарлотта! Я прошу вас довериться мне и прошу вас о жертве. Если мы объявим о нашем браке, который не отвечает желаниям моего отца, это омрачит его последние дни. Вы не потребуете этого от меня, не так ли? Вы согласны на тайный брак?

Шарлотта: Я к вашим услугам, господин виконт.

Виконт: В тот же день, когда я приму имя графа де Ла Фер, вы станете всеми уважаемой графиней де Ла Фер! Вы знаете, что мой отец стар, он болен и страдает… Вам не придется долго ждать, Шарлотта!..

Шарлотта: О!

Виконт: Вы согласны?.. А до этого момента наше счастье будет скрыто ото всех в тишине и безвестности. Послушайте! Новый кюре прибыл сегодня утром в замок; он – товарищ моего детства и знает все о моей любви к вам. Он согласен благословить наш союз. Через час приходите в церковь. В часовне будет гореть свет. Я протяну вам руку, вы дадите мне свою. Мы поклянемся друг другу в вечной любви. У меня есть предчувствие, что в этой простой деревенской церкви Господь примет наши клятвы более благосклонно, быть может, чем он принял бы клятвы королей в сверкании соборов! (Протягивает ей руку).

Шарлотта: Мой господин! Мой супруг! (Она дает ему свою руку).

– Я не могу читать это! – сказала Виви и бросила текст на стол. – Дуду, твой виконт строит расчёты на счастье на скорой смерти своего отца, он обещает торжественное вступление будущей супруги в качестве графини де Ла Фер, когда и сам ещё не является графом де Ла Фер! Он предполагает торжество сразу же после смерти отца? Он рассчитывает, что отец умрёт «совсем скоро»! Почему ты, Дуду, называешь в своих романах его «благородный Атос», этого столь низкого и подлого человека? Он отвратителен!

– Но, моя дорогая, – проговорил я в изумлении.   – Не слишком ли ты резка в своих оценках?

– В своём романе ты говоришь, что Атоса и Шарлотту венчал её любовник, незаконно принявший свой сан, – напомнила Виви. – А здесь вдруг появляется какой-то кюре, которому Атос признался в своей любви к Шарлотте ещё до того, как разобрался в своих чувствах и до того, как переговорил с ней о них предельно откровенно? Да он не мужчина, а тряпка! Баба! Болтун! Если новый кюре – друг его детства, он не должен был писать, что уведомил нового кюре, что он может жить при замке, он должен был бы написать, что новый кюре – его друг и что он будет его гостем. Всё так нелогично, так неестественно!

– Зритель этого не заметит, как не заметил этого и я, – возразил я. – И, в конце концов, пьеса не обязана в точности следовать каждому слову трилогии!

– Да, не обязана, но в таком случае она утратит добрых три четверти своей привлекательности! – возразила Виви. – Или вы создаёте целый мир Александра Дюма, в котором герои, кочующие из книги в книгу, живут в тех событиях, которые составляют единую цепь причин и последствий, или же вы просто создаёте лоскутное одеяло книг, которые никак между собой не связаны, кроме случайного совпадения некоторых событий и пересечения действующих лиц.

– Ну, знаешь ли, сравнить мою трилогию с лоскутным одеялом – это уж слишком! – вспылил я.

– Прости, дорогой, я применила, действительно, слишком образное сравнение, – сказала Виви и, подойдя ко мне, нежно поцеловала меня в щёку, а затем и в губы. – Ты создал целый мир! И мне очень обидно, когда один маленький переулочек ведёт не туда, куда должен был бы вести. Кроме того, мне в новинку работа твоим секретарём! Ведь я в этой новой для себя должности всего лишь третий день! Поправляй мои ошибки, а я буду на них учиться!

Ну что тут скажешь? После яростных нападок полное повиновение и покорность!   Умеют же женщины вить из нас верёвки! Я ответил на её ласки, и мы некоторое время любезничали совершенно без слов, и, следовательно, без малейших причин к ссоре.

Я подумал, что, быть может, я слишком поспешил согласиться с её поправкой к договору! Я не прочь был бы обсудить текст моей пьесы так, как мы делали это вчера!