Вкус ведьмы. Часть 3

Пакет с одеждой омрачил меня. Ну вот, теперь это белое, гибкое, изящное тело скроется под одеждой. Кажется, я стал понимать демонов, которые не жалуют одежду на ведьмах!

Остатки травяной одежки свалились на землю, и я убедился, что её фигура действительно безукоризненна. Несколько секунд самым крупным элементом одежды на ведьме было ожерелье из чьих-то позвонков и зубов, но вот она надела красные стринги с двойной резинкой. Нормальные люди такое белье надевают на свидание с продолжением, а не в лесной поход, но о нормальности вспоминать не приходилось.

Она натянула туристические шорты и топик. Когда села на поваленный ствол и взялась за ботинки с высокой шнуровкой, я не выдержал. Она сбросила плетеные босоножки — ещё минута, и её стопы, которые я так долго наблюдал, ползя за ней на четвереньках, скроются в ботинках. Без всякого приказания или приглашения я сел у её ног и посмотрел снизу вверх в её глаза, которые будто светились в сумерках.

— Я хотел...  — сказал я, беря в ладони её ступню,  — поцеловать. Можно?

Она улыбнулась и медленно, словно недоверчиво сказала:

— На это можешь разрешения не спрашивать.

Вблизи я увидел, насколько у нее всё-таки изящные стройные ноги, столько раз показавшие сегодня свою силу. Я легонько провел пальцами по бедру, двигаясь к колену и ниже.

Кузнечики в лесу смолкли. Дневные птицы уже затихли, а ночные ещё не проснулись. Я слышал наше дыхание и буквально чувствовал её пытливый взгляд сверху.

Белая кожа была такая гладкая и шелковистая, что моя ладонь оказалась слишком груба, чтобы почувствовать всю нежность. Я прислонился к колену щекой и губами и скользнул вниз по голени. Пальчики поблескивали красным педикюром, словно на волшебном дереве созрели клубничные леденцы. Сверху у основания пальцев я и оставил свой первый поцелуй. Прижимаясь губами к её стопе, я подумал: а вдруг это единственный и последний раз? Её туманное обещание отпустить меня показалось теперь худшей угрозой. В отличие от горячего тела, её стопа была прохладной, и следующей моей мыслью было — а сколько потребуется поцелуев, чтобы её ступня стала такой же теплой? В данный момент меня волновал только этот вопрос и больше ничего...

Пятьдесят семь.

Хотя, возможно, я сбился, потому что сначала добавилась вторая нога, а потом я перестал думать и растворился в ощущениях. Я целовал и гладил её стопы, пока те не стали горячими. Мне хотелось не только целовать, но и лизать её ноги, чтобы сильнее выразить нахлынувшее чувство беспредельного обожания, но я не решился облизывать её, чтобы не сделать ей прохладно.

Лишь в одном из затянувшихся поцелуев я чуть высунул язык между губ, чтобы почувствовать и запечатлеть её вкус. Солоноватый вкус был словно капля из первозданного океана, к которому я приобщился, пронзив вечность. Я не ощущал себя ни извращенцем, ни рабом, и прекрасная ведьма не была сейчас госпожой. Я был мифическим героем, который в своем апофеозе допущен на небеса небес и лично воздает должное богине. Я 

никогда не испытывал подобного, и от переизбытка чувств на моих глазах выступили слезы. Почувствовав жар в её ногах, я чуть отстранился, и экстаз растаял.

Ко мне вернулось сознание, а вместе с ним и тяжелые мысли. Только что её ноги были энерго-информационным каналом, через который я выражал любовь ко всей вселенной, а теперь скептический разум подкинул мысль, что педикюр был с ЛСД. Но меня волновало другое. Вдруг такая покорность покажется ведьме скучной, и она потеряет интерес к нашим забавам? Я поднял к ней взгляд. Снизу вверх, как всегда.

•  •  •

Ведьма улыбалась и с упоением разглядывала меня, сидящего у её ног. Такой улыбки я у нее ещё не видел. Это была блаженная и одухотворенная улыбка богини — той самой, которую я представлял, припадая губами к её ступням снова и снова. Оказывается, все это время она была здесь.

Ведьма загадочно промолчала и надела берцы, даже не приказывая мне сделать это за нее или ещё что-нибудь. А потом она встала, покружилась на поляне и снова стала дикой.

— Хм-м-м,  — протянула она.  — Зря только влажные салфетки перевела. Знала бы, какой ты неугомонный, приказала бы вылизать пару вспотевших мест.

Ведьма демонстративно вытянула руки вверх и грациозно потянулась, демонстрируя гладкие подмышки. Я не знал, говорит она серьезно или это одна из угроз, сказанная, чтобы я, снося от нее всяческие унижения, при этом ещё и радовался, что легко отделался. Хотя чему тут радоваться? Моё сопротивление было лишь ширмой, на деле же я чувствовал, что каждое её издевательство пронзает меня блаженством. Я уже несколько часов как совсем одурел и сейчас мало что соображал. Видать, виной тому ведьминские чары (нет).

Пока я собирал ветки для костра, у меня в голове возникла фантазия, как ведьма танцует дикий танец будто в трансе, и её тело начинает лосниться от пота — горячего, здорового, одуряюще пахнущего... на вкус, наверное, как... словно... я не мог подобрать слов. Ведьма танцевала в центре смерча из моих беснующихся эмоций.

Бодро затрещал хорошо уложенный костер. В его свете тело ведьмы покрыли оранжево-красные переливы. Её кожа, белая и гладкая, принимала на себя цвет легко и естественно, словно холст — краски. До этого момента я был уверен, что ничто не может быть упоительнее алебастровой белизны её тела, и вот она превзошла саму же себя (даже не заметив этого). Я уставился, очарованный. Если она сочтет такой взгляд слишком дерзким, пускай наказывает как хочет, я все равно буду смотреть! В трепещущем свете казалось, что татуировка костяного змея на её ноге ожила, и тот плывет в огненной реке, лаская бедро и заползая под шорты. Эх...

Из подшортовых мечт меня выдернул уже знакомый звук. (Точнее, выдернул из одной мечты в другую...) Она дважды щелкнула пальцами, и я поспешно упал на четвереньки, успев заметить довольную улыбку. В моем словаре появилось новое словосочетание — "властная улыбка". Ведьма села мне на спину как на скамейку.

Такой основательный контакт с её ягодицами, на 

которые я засматривался уже несколько часов, был подарком. Увы, она была так далеко, да ещё и одежда разделяла нас. Я вспомнил, как вечером она сидела на моей груди, одетая лишь в траву, и позавидовал самому себе.

— Тебе не тяжело?  — с притворной заботой спросила она, приподняв ноги от земли и бесцеремонно ерзая, наваливаясь всем весом.

— Нет...  — выдавил я.

— Хорошо. А то пришлось бы сидеть на тебе постоянно, чтобы ты развил необходимые мышцы.

Да уж. Из нее получился бы отличный тренер. Я представил, как записываюсь на какое-нибудь карате и тренером там оказывается ОНА. А потом оставляет после занятий...

Видя, что я стою крепко, ведьма даже привстала и плюхнулась с размаха, прислушиваясь к моим кряхтениям с плотоядной улыбкой. Тем не менее, поиздевавшись, она поставила ноги на землю и перенесла на них часть веса. Так мне стоять было относительно легко. При всей своей акульей жестокости она была такая чуткая и деликатная, что я аж прослезился от умиления. Вот он, стокгольмский синдром.

Внезапно ведьма повернулась и села верхом. Её пальцы задумчиво пробежали по моей спине, взлохматили загривок. Приказание везти её не стало бы для меня неожиданностью, но оказалось, что она решила другое. Разворачиваясь задом наперед и перекидывая ногу, она зацепила кобуру под курткой.

— Оу, что тут у нас?  — сказала она и полезла в кобуру.

Я насторожился и выгнул шею, опасливо наблюдая за ней. Реакция могла быть какой угодно. Она достала пистолет и покрутила в руке.

— Какой большой,  — хмыкнула она.  — Постреляем? Потом.

— Ну конечно...

Интересно, поняла ли она, что в начале нашей встречи я мог по дурости выстрелить в нее? И не боится ли, что я взбунтуюсь от её унижений и...

— Пиздатый,  — подытожила она и как ни в чем не бывало убрала пистолет на место.

В следующую секунду она снова крутанулась на моей спине, пересаживаясь лицом вперед.

— А я предпочитаю ножи. Вот, смотри.

У моего лица блеснул туристический нож с деревянной рукояткой и узорчатым клинком.

— Гляди, насколько острый! Не шевелись,  — сказала она и...

Провела лезвием по моей скуле.

Движение было бреющим. В её подставленную ладонь упало два волоска моей бороды. Она торжествующе их продемонстрировала. Я осознал, что это безумство не было даже угрозой или реакцией на наличие у меня пистолета — она просто показывала свои вещички, как если бы я зашел к ней в гости. Просто общалась в такой дикой манере! Я с важным видом одобрил дизайн и остроту ножа. Довольная, она сунула мне под нос какую-то ленту из бусин.

— Мои четки,  — пояснила она и принялась махать ими, пропуская между пальцами.

На втором проходе через пятерню, четки вылетели из её руки в траву. Не дожидаясь, пока она пришпорит меня пятками, я пополз к месту, куда упали четки, но она пришпорила все равно! Каблуки ботинок дважды ткнули меня под ребра. Подгибая для этого ножки, ведьма чуть не свалилась, из-за чего вдруг расхохоталась — словно маленькая пьяная девочка на карусели.  

Руки у меня были заняты, так что четки пришлось поднимать зубами. Ведьма одобрительно похлопала меня по щеке, и мы вернулись к костру.

Она порылась в рюкзаке, достала начатую плитку шоколада. Я выгнул шею и увидел, как моя всадница откусывает шоколад крупными кусками, ничуть не заботясь о манерах. Однако выглядело это мило и элегантно — леди всегда леди. Заметив мой взгляд, она посмотрела на меня сверху вниз, не переставая жевать. Устав крутить головой, я отвернулся.

— Прости, дорогой,  — донеслось сверху,  — вот...

Она отломила дольку и поднесла к моему лицу, держа её двумя пальцами. Я открыл рот, ведьма аккуратно вложила шоколад, погружая пальцы внутрь на две фаланги. Я крепко сомкнул губы, чтобы долька не выпала, и ведьма медленным-медленным движением вынула пальчики. Шоколад был ОЧЕНЬ вкусным (не иначе как потому, что я проголодался?)

В таком положении у нас завязалась первая настоящая беседа. Потрескивал костер, обдавая нас теплом, оранжевые блики создавали доверительную и интимную обстановку. Мы как будто проводили время в уютном кафе и болтали о том о сем, лишь поза была необычной. Она угостила меня ещё несколькими дольками шоколада, а потом потребовала облизать липкие сладкие пальцы дочиста. Сама же ещё съела какое-то пирожное, которым не поделилась.

— Ты ешь так много сладкого,  — сказал я.  — Попа не слипнется?

Ведьма повернулась ко мне, остро оперлась локтем на мою спину и глядя в глаза медленно проговорила:

— Даже если слипнется, то есть кому разлепить.  — После чего высунула кончик языка и подвигала им вверх-вниз.

Она продолжала в упор смотреть мне в глаза, смакуя, как по мере осознания я краснею все сильней, пока моё лицо не запылало как второй костер. Внезапно она плюнула мне в лицо, словно проверяя, закипит ли слюна, после чего отстранилась. Следующий час я молчал, размышляя о жизни.

У обоих был насыщенный день, пора было готовиться к ночевке. Лера, так звали мою ужасно прекрасную госпожу, разрешила мне сходить к месту, где мы «встретились»,  — там у меня осталось походное снаряжение. Она совсем не беспокоилась, что я могу сбежать, однако, как только я вернулся, щелкнула дважды пальцами, и, ведя меня на поводке, прошла три круга вокруг костра. Мастерски натягивая поводок, она позаботилась, чтобы при этом лицо моё было буквально в паре сантиметров от её покачивающихся бедер и ягодиц, обтянутых короткими шортами. Уверен, она чувствовала, как моё дыхание обжигает ей бедра. "Просто захотелось",  — пояснила она сей странный ритуал. Шествие остановилось внезапно, и я ткнулся носом туда, куда она рассчитывала.

На поляне у костра я установил маленькую палатку, выложил пол пихтовыми лапами, постелил походный коврик-пенку. Забавно: деликатно уточнив, не требуется ли её помощь, и получив отрицательный ответ, ведьма села у костра и напустила на себя вид королевы, для которой слуга готовит лагерь. Иногда кидалась шишками, делая вид, что это не она. Правда, её выдавали взрывы хохота.