Не удержать!

Человек в своей жизни встречается со множеством людей, хочет он этого или нет. Кто-то забывается, кто-то остается в памяти. Забываются мимолетные встречи и люди, не имеющие значения. Но бывают моменты и встречи, когда случайный взгляд, случайное слово, случайная встреча остаются на долгое время. И тревожат наши души и нашу память. Кажется, что-то можно было изменить, что-то переделать, остановить время и помочь кому-то. Но, увы, ничего уже невозможно вернуть. Ничего и никогда. Так иногда и проходит жизнь с сожалением об утраченных добрых делах.

Эта встреча произошла в один из дней, а точнее - ночь - в вагоне поезда.

Мне необходимо было возвратиться из большого красивого южного морского города, где был в деловой поездке. Следуя установившейся привычке, пришел заранее на вокзал и, найдя нужный поезд, зашел в купе. В нем никого еще не было. Я стал неспеша устраиваться и уже сел, ожидая отхода поезда. В окно было видно, что народ начал потихоньку подтягиваться - значит скоро отход.

В дверь постучали, и зашел парень, одетый в темный батник и голубые потертые джинсы.

- Здравствуйте, - поздоровался он.

- Здравствуйте, - ответил я.

Говорить особенно не хотелось, и мы замолкли.

Не имея никаких мыслей, я молча наблюдал за ним без чувств и без интереса. Казалось, он был в каком-то трансе. Движения были медленны. И только лихорадочный блеск глаз, и усталое лицо.

Когда он сел напротив, я рассмотрел его лучше. Симпатичный парень, лет двадцати. Невысокий, темно-русый, голубые глаза, правильные черты лица, чуть пухловатые губы. В лице были ожидание и тревога, хотя внешне старался быть спокоен.

Как его звали, я до сих пор не знаю.

Поезд мягко тронулся. За окнами стал медленно уплывать перрон, затем быстрее стал уходить город, и появились деревья и столбы, быстро проносясь мимо окон. Потянулись уходящие за горизонт поля. Стучали колеса, и мягко качался вагон. Было тепло и уютно.

Вскоре за окнами стало темнеть - стало темно и в купе. Эта обстановка позволила сблизиться нашим мыслям и нашему настроению. Мы разговорились.

- Далеко едешь?

- К любимому, - сказал он грустно и как-то негромко. Я не был удивлен - у каждого своя судьба. Мы еще о чем-то говорили. Было уже поздно, когда он начал рассказывать свою историю. Темнота вагона скрадывала выражение лица и глаз.

Он откровенно рассказывал все, зная, что больше никогда не увидит меня.

Рассказ был сбивчивый. Иногда он останавливался, что-то вспоминая, задумывался, умолкал и снова рассказывал. Казалось, что он разговаривал сам с собой.

"Года два назад я был очень молод и безумно влюблен. Не просто влюблен, а влюблен с болью, страданиями, с дикой ревностью. Я любил и ненавидел его. У нас было все: и потрясающий секс, и неземная любовь, и кровь, и слезы, и мучения. Но я был счастлив - я его любил, как никого и никогда.

А потом он исчез... Не сказав ни слова... Просто исчез".

Он замолчал. И потом часто останавливался, что-то вспоминая и раздумывая.

Вагон покачивало. Кое-где вдали в ночи мелькали огоньки. Но и они нехотя исчезали в ночи.

"Я застыл... Внутренняя боль рвала меня, хотела меня уничтожить. Я до крови кусал руки, выл, стонал. Мне хотелось его. Были срывы - алкогольные и психические. Я замерз. Ничего не хотелось - не хотелось жить..."

"В это тяжелое время в моей жизни появился Виталик... Долго ему пришлось отогревать меня. Лед страдания в душе потихоньку маленькими струйками уходил из меня, стало тепло и уютно с ним".

"Мне нравилось просыпаться и видеть его лицо с утра. Он был добрый и толстый. В семье все его любили и потакали ему во всем. Его родители поняли и приняли наши отношения, потому что любили его. И стали ко мне относиться так же нежно, как и к нему. Мы жили счастливо уже почти..."

Тут мой попутчик задумался, что-то вспоминая, и продолжил:

"Больше полутора лет. Он работал начальником на железной дороге и неплохо зарабатывал - нам хватало. Он не хотел, чтобы я работал. А хотел, чтобы я постоянно находился дома или ждал его. Даже придумал для меня стихи: я люблю тебя, люблю без конца, мне не жалко себя, умру без тебя...

С ним всегда было весело и надежно. Любил три вещи: меня, покушать и посидеть в туалете".

Парень тихо засмеялся.

"У него был южный темперамент, он любил долго и громко разговаривать, широко размахивать руками. Быстро обижался, но быстро и отходил. Он мне напоминал мою маму - теплый и толстый. С ним было хорошо..."

Поезд все стучал и стучал колесами.

"Иногда, когда он храпел во сне, я кулаками бил его, пока он не просыпался, и мы начинали хохотать. Мы вообще много смеялись. И когда трахались, и когда ничего не делали. Он любил портить воздух, и от этого у нас начиналась истерика. Мы валялись от хохота на полу и долго не могли прийти в себя. Оба красные, со слезами на глазах и с открытыми ртами".

"Мне нравилось лежать у него на груди, он обнимал меня и грел своим телом. От него исходил покой и уют. Все забывалось в его объятьях, он, как панцирем, защищал от всего мира..."

"Да, до него у меня были партнеры - не много, но и не мало.

Я его научил технике секса. До меня он был девственником. В 27 лет... Однажды он рассказывал, что у него был одноклассник в школе, с которым он пробовал заниматься сексом. Но что-то там у них тогда не получилось... Он три раза пытался кончить тому в рот, но не смог. После этого он стал комплексовать. Он стеснялся своего толстого тела, поэтому не хотел заниматься с девчонками. У него был большой и толстый член и почему-то всегда в смазке. Когда бы я не засовывал к нему руку в трусы, там всегда было мокро - он всегда хотел; нет, не хотел - жаждал секса. Утром, днем, вечером, ночью. Он не мог насытиться. Казалось, он дорвался до источника и никак не мог остановиться. А когда он кончал, то спермы было много; не просто много, а очень много. Она забрызгивала все: меня, его, простыни, подушки. И мы опять смеялись".

Слышно было, как он усмехнулся.

"Она была пахучая и ароматная. И сладкая...

Ему нравилась поза наездника... Сначала лежал на спине, потом наездник. Он балдел... Еще ему нравилось, когда я проводил кончиком ногтя от шеи по позвоночнику вниз к дырочке. Он стонал и мурлыкал. Я делал ему легкий массаж, от плеч до ягодиц - он был мой. Но первый раз я его имел лежащего на спине с широко раздвинутыми и поднятыми на плечи ногами. Он был тяжелый и тяжело сопел и стонал. Потом сказал "спасибо" за лишение его девственности...".

"Еще бы немного, и мы стали бы ячейкой общества с кастрюлями, тихими выходными и прогулками в парке. Я чувствовал, что мне становиться скучно, словно был в золотой клетке..."

Я задремал под стук колес, но где-то в сонном тумане продолжал слушать его рассказ.

"Но вот однажды мне, как маленькой преданной собачонке, свистнула моя прежняя любовь, и я в безумстве бросаю все и лечу на свист...".

"Виталька никогда не плакал, и только, когда я ему сказал, что ухожу - помню - он страшно рыдал, стоя на коленях, и умолял не покидать его. Хватал меня за ноги, за руки. Никак не хотел меня отпускать... Были скандалы, драки. Он закрыл в комнате, никуда не выпускал. Но разве можно удержать стихию? Я все-равно убежал бы, даже через балкон.

- Шлюха! - кричал он с надрывом, и еще как-то ругался грязно. По его мягкому родному лицу текли слезы из красных воспаленных глаз.

Потом он устал со мной бороться и тихо сидел на нашей кровати, всхлипывая носом и низко опустив голову. Его живот лежал на коленях, а сам он сидел, сгорбившись и постарев. Таким его и оставил. Я ушел от него. Не знаю почему, но мне стало легко. Хотя всего колотило, и был, как в тумане. Какая-то красная пелена стояла перед глазами."

Он замолчал. Бывают минуты, когда жизнь замирает. Время останавливается. Это сейчас и происходило. Остановилось время и пространство.

"Вот теперь я и лечу к любимому, - и чуть задумавшись и помедлив. - То ли на любовь, то ли на гибель. Второго разрыва я не переживу..."

Он умолк. Я сквозь дремоту, слышал, что он не спит, а лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок.

"Что будет - не знаю, зачем еду - не знаю... Одного хочу: увидеть его, обнять его, ощутить его тело".

Звезды на ночном небе тускло перемигивались, то исчезая в белых облаках, то снова появляясь. Бледный месяц сопровождал нас до самого утра, пока не растворился в рассвете, который медленно входил в день.

Мы въезжали в большой северный город. Еще немного времени, и поезд остановился на вокзале. И утих, уставший и горячий.

- Как будешь жить?

- Не знаю.

По лицу юноши я понял, что он так и не заснул. Глаза лихорадочно блестели и голубые разводы под ними говорили о многом.

Мы вышли на перрон вокзала.

От предложенной помощи он отказался. Я дал визитку, которую он равнодушно взял и сунул куда-то в карман. Попрощавшись, пожали руки. И я посмотрел в его голубые глаза и увидел там боль, страдание, желание, безумство, жалость.

Затем он растворился в суете вокзала.

Больше я его не видел. Он не позвонил ни через день, ни через неделю, ни через месяц - никогда. Куда он исчез, что с ним случилось - не знаю. Жаль паренька, если пропал, а если - нет, то дай Бог ему удачи и любви...