Друг по писсуару или Меня изнасиловал друг мужа

Я влюбился в него, хотя и знал, что его привлекают девушки. Возможно, я только поэтому в него и влюбился.

Недоступность привлекает меня больше размера члена. Впрочем, о размере я мог только догадываться. Моё воображение приписывало ему всё самое лучше, как обычно бывает с влюблённым разумом.

Заходя с ним в сортир, я останавливался возле соседнего писсуара, но парень всё время становился чуть боком, и мне не было видно. Совсем ничего не было видно. Только ремень. Плотная кожа. Широкая пряжка. Только резинка трусов. Только это.

Мне было сложно мочиться, когда он был рядом. Он писает и непринуждённо беседует со мной в процессе. Его струя громко бьёт о белую гладь писсуара. Смешивается с прозрачной водой. А сам он смотрит в потолок. Так со мной и разговаривает.

Чтобы пописать, нет, чтобы не допустить возникновения эрекции в этот момент, мне приходилось думать о старушках. О тех самых старушках, которые медными памятниками врастали в скамейки, стоящие у однотипных подъездов. В одном из таких подъездов я лишился девственности... Я даже не помню его лица. Только боль в заднице и холодные руки, испачканные смазкой, на бёдрах. Они были настолько холодными, что обжигали кожу. Тогда я был уверен, что от этих прикосновений на всю жизнь у меня останутся шрамы или ожоги. И холод может обжигать. Увы, не остались.

Мысли о старушках быстро потеряли силу. Пришлось придумывать что-то другое. Так у меня появились фантазии о стариках. И о пьяных военных. Так в мою привычку вошло перечислять все известные мне марки машин, пока я отливаю. Я стал заучивать стихи наизусть и читать их самому себе в сортире. Но когда я писал, стоя в полуметре от своего друга, мой член всегда был на грани эрекции. Ни марки машин, ни чёртовы стихи не могли помешать плоти взбунтоваться против разума.

- Ну чё ты так долго ссышь?! - возмущался друг, и даже его голос меня возбуждал.

Я описал свои джинсы и не мог отойти от писсуара. Было стыдно. Неловко было. А вдруг увидит. Высмеет... Что тогда?

В правой руке я держал свой член, успевший затвердеть, покрытый тонкими венами. Теперь уже я стоял чуть боком к другу, но чувствовал его взгляд на собственной заднице. Или мне только хотелось его чувствовать.

Дошло до того, что в каждую нашу прогулку я специально предлагал ему выпить колы или кофе, особенно кофе с молоком. От молока быстрее всего хотелось писать. Я боялся, как бы он не просёк эту мою уловку. Пил сам. Ещё больше, чем он пил. И знал, что скоро мы отправимся в сортир. Впрочем, так оно и было.

Я даже специально заранее планировал маршруты наших прогулок. Я мог стать тем, кто составил бы карту сортиров нашего города. Возможно, это принесло бы мне неплохую прибыль. Но по-настоящему меня заботили не деньги, а друг. Мой скромный друг, который никогда низко не спускал штаны, стоя у писсуара.

- О чём ты думаешь? - как-то спросил он меня, уставившись в кафельную стену сортира.

- Почему спрашиваешь?

Сказать ему про стариков или про машины? Прочесть стих? Буду ли я выглядеть нелепо, читая стих другу возле писсуара?

- Забей.

Какое жестокое слово - "забей". Он часто его использовал. Меня это злило. Я так и представлял, что расскажу ему о том, что я гей и что он меня привлекает, а в ответ услышу холодное - "забей".

- Ну что, ты скоро?..

Ещё позже я стал встречать его с заботливо купленной кружкой капучино в кафе. Собираясь на встречу к нему, я заранее покупал банку спрайта. Обязательно банку, потому что её не закрыть, а значит нужно носить в руке до тех пор, пока не допьёшь.

Он вёлся на мои уловки. Мой план работал безотказно, но за шесть месяцев мне так ни разу и не удалось увидеть его член. Мне так и приходилось лишь догадываться о его размере.

Как-то раз я отправился в столицу по работе. Не стану вдаваться в подробности. Скажу лишь, что поездка выдалась тяжёлой. После трёх нервных дней в чужом городе захотелось разрядиться.

На вокзал я приехал за час до отправления поезда. Бесцельно бродил. Возле общественного туалета мне примелькался парень, который был точно в такой же куртке, какую носил мой друг. Этот парень вёл себя странно. Изучал прохожих как-то по-особенному. И взгляд его был взглядом попрошайки. Только он не мелочь просил, не сигареты, а удовлетворения.

Я прошёл мимо него. Я пристально посмотрел ему в глаза. Он, конечно же, обратил внимание на это. Прежде чем спуститься к кабинкам, я обернулся. Парень шёл следом. Нерешительно так. Сомневаясь, стоит ли ему платить за вход.

- Нам два, пожалуйста, - сказал я и кивнул парню, чтоб поторапливался.

Его огромный рюкзак зацепился за окошко кассы, и женщина, сидящая по ту сторону, надменно фыркнула.

Мы заперлись в кабинке.

- Ты взять хочешь? - спросил парень.

- Хочу.

- Ну, бери давай.

Рукой он шлёпнул меня по щеке.

- Сосунок, - добавил он, и вдруг глаза его стали такими же, какие были у моего недоступного друга.

Почему-то это меня разозлило. Считается ли это изменой? Нет, скорее это предательство по отношению к самому себе.

- Сосёшь или чё?

И тут уж я с силой сжал его плечо. Я заставил его нагнуться и прижал лицом к ширинке. Второй рукой я расстегнул ремень и пуговицу на джинсах. Парень сопротивлялся, но я слегка стукнул его ногой в колено. Он затих.

Мой член ещё не встал, но уже был у него во рту. Больше я не думал о стариках. Я чувствовал, как эрекция нарастает, отчего парню вдруг стало трудно дышать. Мне не нужно было думать о марках машин. И вот он стал отпираться, но я с силой прижал его голову к паху. И про стихи больше не нужно было думать... Я хотел кончить. Я хотел, чтобы он пил мою сперму, а затем сам читал мне стихи и сам же рассказывал про стариков. И чтоб у него непременно была безответная любовь. Вот только тогда я бы ему отсосал. Тогда мы бы были на равных.

Я сосредоточился на ощущениях. Его рот был тёплый и влажный. Шершавый язык оказывал сопротивление упругому члену, но один подзатыльник заставил парня сдаться. Я трогал его бритую голову. Трогал щеку и ощущал, как головка моего члена трётся о внутреннюю сторону его щеки. Он был отличным малым. Заглатывал член полностью. Позволял трахать себя в рот так грубо, как мне того хотелось. И я вошёл во вкус.

Я мстил ему. Мстил за то, что мой друг не мог себя вести со мной так, как я мог с этим парнишкой. Я бил его по щекам членом. Он высовывал язык. Смотрел на меня, как смотрит пёс на хозяина. И всё это в общественном сортире, всего в паре метров от недовольной кассирши, обречённой на монетизацию самых низких человеческих нужд.

Я спросил у него:

- Ты бы встретился со мной снова?

- Ещё бы!

Тогда я попросил у парня ручку. Он начал рыться в рюкзаке. Открыл маленькое отделение. Там оказалась банка спрайта.

- Пить хошь?

Я не хотел, но согласился.

Ручкой я написал свой номер на члене и заставил парня сосать до тех пор, пока надпись не стёрлась.

Я давал ему на рот и смотрел в потолок. Я почти готов был кончить, но банка спрайта в моей руке мешала сосредоточиться.

- Люблю долго сосать. Когда у меня сосут, не люблю. Но сам сосать обожаю. А ты?

И тут я задумался. Может, он дал мне банку спрайта не просто так?

- Забей, - ответил я, а парень поперхнулся.