Императорская охота (глава 1)

Известие о том, что император поедет на свою традиционную осеннюю охоту в земли северной Италии и что его путь пройдёт через наши владения, застигло меня врасплох.

Осень выдалась погожей, и в угодьях вокруг моего замка кипели обычные осенние работы. Ещё не хватало, чтоб свора наглых императорских придворных промчалась по моим полям, круша все вокруг в погоне за случайным оленем или кабаном. Ещё меньше мне хотелось получить кого-нибудь из свиты императора на постой. Хлопот с ними много, но как ни старайся, всё равно не угодишь. Будут потом полгода обсуждать, что все эти сельские сеньоры, в том числе и я, - неотёсанная деревенщина и напрасно носят пожалованные им титулы.

И хотя мой замок был обустроен гораздо лучше соседних, к чему я приложил немало усилий, вызывать зависть зажравшихся придворных болванов также совсем не хотелось. Поэтому мной была придумана небольшая хитрость: я заранее отправил ко двору гонца о том, что вместе со своими вассалами- рыцарями буду приветствовать императора в ближайшем городе, цитадель которого могла свободно вместить едва ли не весь императорский двор со слугами и оруженосцами.

Известие об общем сборе в городе через неделю я отправил и окрестным сеньорам, надеясь, что мой план будет ими понят правильно. К тому же император, как мне было известно, желает лично подтвердить статус имперских городов, за обладание которыми он упорно боролся с Папой уже второе десятилетие. И пребывание, даже краткое, двора в богатом городе могло стать хорошим поводом для выражения горожанами лояльности своему властителю. А для меня это означало, что город взвалит на себя немалые расходы, а нам, окрестным сеньорам, можно будет ограничиться символическими дарами императору.

Ко дню прибытия высоких гостей я с пятью своими рыцарями и десятком вооружённых слуг был у ворот города, где императорская свита, как выяснилось, расположилась ещё прошлой ночью, заняв и цитадель, и все таверны, и даже потеснив богатых горожан в их домах.

Когда стража открыла перед нами ворота цитадели, императорский мажордом заявил, что нам не нужно искать ночлег в городе, ибо его величество распорядился оставить нам все три этажа Круглой башни, занимавшей дальний угол крепости. Мои парни сразу повеселели, предвкушая весёлую пирушку и ночные утехи вдали от глаз вездесущих имперских соглядатаев, не только собиравших информацию, но и распространявших ядовитые слухи о каждом, кто им не нравился.

Пока я ходил представляться ко двору (император в это день меня не принял), два моих рыцаря, как я заметил, быстро нашли себе предмет для флирта. Двое одетых в бархатные камзолы императорских конюхов весело улыбались грубым шуткам и недвусмысленным жестам моих ребят. Отвечали им с нескрываемым удовольствием, польщённые вниманием пусть сельских, но рыцарей.

Конюхи были статными высокими парнями, чуть старше двадцати с волнистыми волосами до плеч, и явно не испорченные особым вниманием окружающих. Они служили внешним украшением во время торжественных выездов, в остальное же время выполняли самые простые хозяйственные работы. Будучи конюхом, рассчитывать на благосклонность кого-то из спесивых придворных не приходилось. Но и отлучиться из замка для поиска удовольствий на улицах города они тоже не могли. Возможно, наглое внимание моих похотливых рыцарей было для них единственным шансом хоть на пару ночей окунуться в столь желанные в их возрасте плотские утехи. Я не стал мешать флирту парней, только показав им жестом, что вечером в нашей башне будет небольшой пир, чем вызвал довольные их лыбы.

Дальше все было просто: мои слуги сбегали на местный рынок, а из нашего небольшого обоза достали домашнего вина и сыра, производство которых в моих владениях было поставлено на самый высокий уровень. До заката, после которого строгие придворные правила несколько смягчались и окружение властителя было предоставлено самому себе, оставалась пара часов, и я решил освежиться после целого дня верхом.

В каменном каземате второго яруса башни, где мне установили большую дубовую кровать под шёлковым балдахином, слуги принесли широкую бочку и несколько оловянных кувшинов с водой. Несмотря на жару, царившую в эту раннюю итальянскую очень, стены башни были холодны, поэтому воду предварительно подогрели. Помогать мне остался мой доверенный слуга Лучано, стоящий в одном фартуке и поливавший меня из кувшинов.

Лучано служит у меня уже более десяти лет. Сейчас ему за 30, но он выглядит отлично: поджарая фигура бегуна, тело, покрытое коротким чёрным волосом, в меру смуглая кожа уроженца Папской области, и отличные крупные яйца настоящего итальянского кобеля. От Лучано у меня нет секретов, или почти нет. Он был моим первым слугой в унаследованном от дяди замке, куда я перебрался из владений отца в Баварии. С ним я, ещё совсем юный парень, только называвшийся сеньором, приобрёл и навыки умелого хозяина немаленького феода, и закалку воина. С ним я стал мужчиной во всех смыслах. Именно начавшаяся тогда внезапно, как летний шторм на Адриатике, бурная связь с Лучано, навеяла мне мысль о том, каким должен быть образ жизни обитателей моего замка. И вот через десятилетие я могу сказать: всё, что было задумано, сделано. Но об этом чуть позже, уважаемый читатель.

Вытирая моё тело мягкой простыней, Лучано стремился как бы невзначай прикоснуться своими пальцами к интимным местам. Он знал их как никто: то влажной подушечкой пальца заденет мой и без того возбуждённый сосок, то уверенно погладит мои мохнатые булки, то сожмёт, вытирая, мошонку. При таком внимании близкого и притягательного молодого мужчины никто бы не устоял. Мой толстый член восстал и прилип в животу. Присев вытирать ноги, Лучано взглянул своими карими глазами на меня снизу вверх и, как положено слуге, сказал тихо и уважительно:

- Сеньор Хьюго, разрешите вам помочь?

Моего кивка было достаточно, чтобы Лучо взял мой конец так глубоко в рот, как только мог. Он ткнулся римским носом в мой заросший лобок и, вытворяя невероятные кульбиты языком, закачал головой вдоль моего бледного германского хуя. Когда мои колени уже дрожали от нахлынувшего удовольствия, я остановил парня.

- Лучо, ты же тоже должен получить свою долю удовольствий. У нас есть полчаса, пойдём на кровать, как в юности.

Довольный слуга скинул фартук и нагло лёг на хозяйскую кровать. Я ему все готов простить, даже такую дерзость, за его верность и дружбу. Я лёг рядом, и слуга тут же встал надо мной на колени. Он вновь упивался моим каменным членом, а у меня в распоряжении оказались его средний по размерам отросток и роскошные яйца в низко висящем кошельке мошонки.

Я брал их в рот по одному, перекатывал, кончиком языка щекотал природный шов, идущий от яиц до приоткрытого розового входа между ягодиц. Чувствуя накатывающую волну оргазма, я засосал член Лучано и вставил сразу два пальца в его жаркий латинский вход. Парень непроизвольно прогнул спину, издав мычание, и излился почти одновременно со мной.

Пару минут он лежал на моем теле, подёргиваясь от длящегося оргазма, а я продолжал ласкать его приоткрытую норку, в которой было подозрительно влажно. Когда оба наконец вернулись на грешную землю, я спросил Лучо прямо, как к нас было всегда принято:

- Я не заметил, Лучано, ты выбрал кого-то из наших парней? Тебя сегодня уже ублажили, об этом кричит твоя влажная нора.

- Простите, хозяин, - ответил с ухмылкой слуга, - но вы сами установили правило: в нашем замке между мужчинами нет границ в постели. Мне уже несколько месяцев нравился рыцарь Микеле, которого вы приняли в замок недавно, и как-то в бане он обратил внимание на меня и пригласил в свою комнату. С тех пор мы с Микеле сношаемся как кролики, при любом удобном случае, наша страсть неуёмна.

Я вспомнил Микеле - коренастого угрюмого выходца откуда-то со склонов Альп. Его чёрная борода закрывала почти всю грудь, а между кривоватых ног всадника свисал серьёзного размера смуглый член, вкус которого я до сих пор не пробовал. Удивившись неожиданному роману этого молчаливого и, казалось, совсем не темпераментного воина, я предложил своему верному слуге:

- Мне нравится, что мои парни находят любовь и страсть в нашем замке, и я бы хотел как-нибудь вас обоих пригласить к себе, ты не против?

Он улыбнулся и сказал:

- Слово сеньора - закон, тем более, что Микеле отказывает мне, когда я хочу его сзади, говорит, что бережёт себя для хозяина.

- Ну, вот вместе и распечатаем этого угрюмого бычка, - заржал я.

После ухода слуги я оделся в лёгкие льняные одежды, какие привозили с моей родины - из северной Германии, и поднялся на третий ярус башни, куда, как мне сказал Лучо, ко мне пришёл посетитель. Его, одного из ближайших советников императора, я ждал с нетерпением. Мы долго беседовали о движениях и людях при дворе, о придворных слухах и настроениях, о противоречивой политике его величества и о Папе, с которым тлел многолетний конфликт. В конце беседы мой гость, получив в подарок сафьяновый кошелёк со звонкими денариями, сказал почти шёпотом:

- Его величество знает о царящих в вашем замке порядках. Соглядатаи ему давно доложили. Но мне он сказал: "Я в ссоре с Папой, почти отлучён от церкви, окружён арабскими и еврейскими книжниками, какое мне дело до христианской морали моих рыцарей?" Прибыв в ваш город, император особо распорядился отвести вам и вашим людям эту отдалённую башню, чтобы вы вели привычный образ жизни и не опасались доносов. Из-за этих стен ничего не выйдет наружу, а слушать сплетни дураков его величество не станет. Но у него есть к вам, рыцарь Хьюго, просьба, о которой вы узнаете завтра вечером. Император даст вам личную аудиенцию в оружейном зале, приходите один.

На этом наша встреча окончилась, и гость удалился по какой-то узкой внутренней лестнице, о существовании которой я до того времени и не подозревал, отодвинув край гобелена на стене. Тайные ходы замков всегда вызывали у меня обоснованные опасения, и я тут же приказал двоим слугам облазать всю башню от подземелья до крыши, закрыв все непонятные входы и выходы.

На дворе стемнело. Осенние дни коротки, а ночи длинны. Нас с моими парнями это устраивает. Именно в сумерках исчезают сословные границы и предрассудки, и мы становимся просто мужчинами, самцами, желающими и желанными, настойчивыми и нежными, отвязными и верными. Всякими, какими нам велит быть наша природа. Условности вернутся утром, но мы будем помнить ночь.