Мама напрокат aka Мама заставила лизать сына Часть 2

В его штанах буря разгоралась медленно, но неуклонно. Раньше, в предыдущей жизни — а сегодня, в этой забытой деревне, он пересек черту — даже самые пикантные фильмы из его коллекции не вызывали такого мощного воздействия. Антон утратил связь с реальностью, его взгляд затуманился, тело тряслось от неконтролируемой энергии, а все взрослые запреты казались бессмысленными. Это состояние помогало справляться с неудобствами переезда в неуютный дом, но имело и свои минусы. Мальчику приходилось собирать всю свою волю, чтобы противостоять постоянному приятному зуду. Стоило ему расслабиться, и поток теплой, разжиженной до предела жидкости вырвался бы прямо в трусы. Такой позор был бы невыносим, особенно если он надеялся завоевать сердце женщины, которая всегда была рядом.

Теперь для выполнения привычных городских дел требовалось прилагать огромные усилия. Даже вечерний душ после уборки оказался непростой задачей. В сумерках Вера и Антон исследовали соседние участки в поисках подходящего инвентаря. Приходилось заглядывать в ветхие сараи, переворачивать старые ванны и даже смотреть в окна соседних домов. Наконец, Вера нашла подходящее эмалированное ведро, вытряхнула из него остатки деревенской грязи и радостно помахала сыну. Она все еще была в найденной просторной рубашке, чтобы не испортить свою городскую одежду потом.

— Тош, я нашла! Теперь мы заживем по-новому!

Но эта радость оказалась преждевременной — для простого мытья Антону пришлось поднять несколько тяжелых ведер из глубокого колодца, пока Вера собирала хворост и обломки трухлявого забора для костра. Все здесь было в их распоряжении, но все требовало физической работы и изобретательности. К удивлению матери, Антон не жаловался — все эти неудобства казались мелочью по сравнению с его новым открытием и пульсирующим вулканом в штанах. Образ обнаженного тела матери не покидал его мысли, его действия стали рассеянными, но сознание работало четко и было сосредоточено на одной цели — не упускать из виду свою цель. Пусть мама ходит в своей просторной рубашке, пусть завтра снова наденет джинсовые шорты — главное уже произошло. Ноутбук действительно потерял для него всякую ценность.

Когда вода в большом эмалированном ведре нагрелась, Вера с усилием сняла его с костра и долгим, настойчивым взглядом отправила сына в дом. Приходилось мыться на улице за домом, и не так, как привыкли: из-за экономии воды приходилось ополаскивать отдельные части тела, зачерпывая воду ладонями. Здесь предусмотрительность Верочки пригодилась — иначе пришлось бы использовать найденные у соседей темно-коричневые обмылки вместо ароматного розового мыла.

Хоть единственным укрытием для Веры были сумерки, Антон не думал подглядывать. На сегодня он получил достаточно впечатлений, и ему еще предстояло облегчить свои тестикулы в подходящий момент, подальше от глаз матери. Он даже не пытался представлять, как мама моется: сняла ли она рубашку полностью или только плескала воду на открытые участки тела — эта картина заставила бы его сдаться раньше времени, потому что сопротивляться нахлынувшему потоку внутри разгоряченного, до предела затвердевшего пениса было бы невозможно даже для опытного соблазнителя.

— Тош! Тоша! — донеслись крики с улицы. — Иди сюда быстро!

Антон сразу побежал. Не то чтобы он ждал приглашения, просто в незнакомой обстановке все казалось опасным. Вера выглядела беспомощной, слабый свет неба через разрывы в облаках был непривычен для глаз, но достаточен, чтобы видеть.

— Тош, придется тебе вытираться мокрым, — извинилась Вера и протянула ему влажное полотенце.

Как ни старалась она держать себя в руках, неудобства брали свое, и случилось так, что во время мытья ее махровое полотенце все-таки упало в ведро с водой. Тогда она одновременно держала запасное полотенце и стягивала трусики, чтобы постирать их в остатках теплой воды. Когда произошло несчастье, ей пришлось завязать мокрую рубашку рукавами на поясе и только тогда звать сына на помощь.

— Тош, хорошенько выжми его, тебе еще им вытираться, — терпеливо попросила Вера, — и найди какую-нибудь веревку, чтобы развесить белье.

Но Антон не отвечал. Сквозь сумерки он смотрел на нее, и этот его жадный взгляд уже не раздражал — Вера слишком устала для таких условностей. У нее не было сил бороться с неукротимой энергией Антона. Спокойно в присутствии сына она достирала свои трусики, несколько раз их прополоскала и выжала над землей. Она делала это молча, позволяя сыну себя разглядывать, и избегала энергозатратных слов запрета. Брань требовала сил, и немалых! Следовало бы поторопить Антона с веревкой для белья, но он стоял как завороженный — только сейчас он заметил, что груди (это было словечко мамы) были разного размера. Точнее, под майкой они казались одинаковыми, но, когда висели свободно, одна сильнее тянулась вниз, чем другая.

— Тош, — Вера произнесла почти шепотом, — мне это совсем не нравится...

Женщина стояла перед сыном, держа в руке свои мокрые трусики. Ждать от него веревки для белья было бесполезно. Вдруг лицо Антона исказилось, его губы искривились, будто он собирался чихнуть, но тут же расплылись в блаженной улыбке. Вера была достаточно опытна, чтобы распознать этот сдавленный грудной стон — Антон получил облегчение, неземное наслаждение от того, что теплая струя наконец освободила его от нестерпимого зуда. Как ни старался мальчишка, но самое неприглядное произошло на глазах у его матери.

— Тош, лучше сядь, опустись на землю, — мягко сказала Вера.

Она спокойно развесила свои выстиранные трусики на сухой ветке и, вместо того чтобы переодеться в доме, принялась за новую работу. Ругаться и понукать было бесполезно. Она вылила из ведра остатки мыльной воды, наполнила его холодной водой из колодца и поставила на огонь. Предосторожности уже были ни к чему: во-первых, сын уже дважды видел ее наготу, а во-вторых, он находился в таком состоянии, что условности были ему безразличны.

— Снимай штаны, — покровительственным тоном попросила мать, — трусы постираешь сразу, пока они свежие...

Антон лениво стянул с себя шорты, не вставая с земли. К несчастью, потоков хватило и на них, но выражать недовольство в этих обстоятельствах было совершенно неуместно.

— Я пойду в дом готовить постель, — сказала Вера, — когда вода нагреется, вымойся и постирай свои... Тебе принести еще воды из колодца?

— Нет, — сквозь зубы ответил подросток.

Он ждал, когда мама уйдет, чтобы снять с себя липкие, неприятные трусы, тем более что вид ее груди вызывал эрекцию помимо его воли и грозил снова захватить его сознание. Антон чувствовал себя маленьким и жалким, сидя на земле и сгорая от стыда. Сконфуженный, он проводил подозрительным взглядом мать, брезгливо снял трусы и приблизился к костру. Трусы были так безнадежно испачканы, что проще было от них избавиться, но в рюкзаке не было ничего, кроме ненужного ноутбука, наушников и прочих городских безделушек. Это было отвратительно, но липкую сперму придется отстирывать самому.

Антон поставил теплое ведро на место и принялся обливать свое дрожащее тело ладонями. Мытье казалось неполным, а мысли судорожно возвращались в привычное русло — хотелось домой, хотелось отмокнуть в теплой ванне и сытно поужинать. Даже мыло не приносило ощущения чистоты, а для того, чтобы смыть его, требовалось еще больше драгоценной теплой воды. Пришлось даже в темноте голышом добраться до колодца, поставить ведро на догорающие угли еще раз и в еле теплой воде закончить мытье, а затем выстирать свои трусы и шорты. Антон проклинал свою жизнь, в нем все кипело от раздражения, но выплескивать его на мать он уже не решался. Что-то в нем изменилось за этот день.

— Осторожно, иди на мой голос, — несмело произнесла Вера, когда послышался скрип пола. — Ты повесил полотенце куда-нибудь?

— Нет, — робко ответил Антон, — я им обмотался.

— Иди повесь, здесь темно, никто тебя не увидит.

Когда дело доходило до борьбы за выживание, голос Веры становился твердым и уверенным. Антон вышел, неровно ступая в темноте. Слышались неизбежные для слепого передвижения стуки и удары о стену, и только когда сын вернулся, Вера могла быть спокойна.

— Ложись на диван, я постелила как смогла, — скомандовала Вера, — я лягу на кровать.

Она даже подошла, несмотря на усталость в теле, убедилась, что сын устроился на скрипучем диване с упавшей спинкой, и только после этого отправилась на свою сторону комнаты. Вдруг в кромешной темноте раздался скрежет, пружины кровати растянулись, и неожиданно корпус грохнулся на пол, не выдержав нагрузки.

— Мам, ты не ушиблась? — Антон подскочил с тревожным вопросом.

— Не сильно, — только и ответила Вера.

Она несколько минут копошилась в темноте старого дома, звучал лязг металла и тяжелые падения, но привести кровать в нужное положение не удавалось.

— Тош, двигайся к стенке, — шепотом попросила Вера, — завтра уже починим мою кровать, не в темноте же возиться...

Лежать на скрипучем и видавшем виды диване было твердо и неудобно, особенно когда стало тесно и пришлось прижаться спиной к трухлявой стене. Антон старался не шевелиться, выбирая самое удобное положение, когда твердая пружина уже не давила на него так сильно.

Он больше не ощущал боли в пояснице и не двигался. Старые покрывала, которыми мама укрыла диван и которыми они пользовались, источали одинаковый запах — в нем чувствовалась стерильность, напоминающая о бабушкиных шкафах. Возможно, из-за огромной усталости и переживаний дня Антону удавалось справляться с дискомфортом, но в тот момент он предпочел бы заброшенный дом своей уютной детской спальне.

— Мам, — вдруг прошептал Антон в тишине. — Почему мы так внезапно сбежали сюда? Я понимаю, что-то случилось, верно?

Этот вопрос был неизбежен, и Вера уже подготовила ответ.

— Тош, так нужно. Понимаешь? — мягко, но убедительно сказала она. — Нам придется переждать здесь хотя бы лето... надеюсь, все уладится.

И тут, словно гром среди ясного неба, прозвучало:

— Тош, он ужасный человек...

Никто из них не хотел начинать бесконечный разговор снова. Хотя Антон знал характер отчима, он не был уверен, что тот действительно ужасный человек. Но если мама так считала, он готов был доверять её словам. Это короткое объяснение помогло ему смириться с трудностями деревенской жизни, ведь мнение матери было для него важно.

— Тош, — прервала Вера напряженное молчание, — мне жаль, что тебе пришлось увидеть это сегодня днем. Понимаешь, так сложились обстоятельства. Мы же не виноваты, правда?

Антон не ответил, считая такие вопросы очевидными. В его груди поднималась жалость, ведь маме было ещё тяжелее, хотя она и старалась казаться сильной. Он повернулся на бок, чтобы освободить ей больше места на диване. Вера лежала на спине, свесив руку на пол. В доме пахло сухими травами, и это успокаивало уставшие мышцы. В темноте рука Антона случайно коснулась тёплого тела матери. Его ладонь ощутила её бедро, а пальцы — трусики. Он быстро отдернул руку и спрятал её за спину.

— Верни на место! — строго прошептала Вера. — Антон, я серьёзно, мне так теплее.

В темноте он едва чувствовал её присутствие, только глубокое дыхание выдавало Веру. Из-за заботы о ней Антон отодвинулся к стене и снова положил руку на её бедро. Это было невероятное ощущение, слишком сильное для его неопытной души. Утром его ноутбук казался сокровищем, но что значили все его файлы, даже самая любимая папка с порно, по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас?

— Тош, мне действительно нужна твоя поддержка, — пересохшими губами сказала Вера. — У меня сейчас трудный период... честно говоря, я думала, что с тобой будет сложнее, но ты молодец, как настоящий мужчина.

Завтра нужно будет обязательно натянуть бельевую веревку и найти что-нибудь поесть. Слышишь, как у меня урчит в животе?

Вера сама переместила руку сына на свой живот, позволяя его пальцам скользить по трусикам. В изгнании она старалась создать себе уют, не забыв взять ночной пеньюар, под которым и оказалась рука Антона.

— Я тоже хочу есть, — дрожащим голосом сказал Антон, пытаясь отвлечься от интимной близости на обычные бытовые нужды.

Они старались говорить о пустяках, словно рука сына не блуждала по обнаженной коже матери в темноте деревенского дома. Антон не мог остановиться, он делал то, на что получил разрешение, его сердце билось неровно, губы пересохли, а тело напряглось до предела. Ему казалось, что он вот-вот коснется её бедра. Он судорожно думал о том, что утром нужно будет срочно разрядиться за домом, пока мама спит, но эта мысль только усиливала его возбуждение. Кровь бурлила в его жилах, а семенная жидкость — в перегретых яичках.

— Тебе нравится... здесь? — повернув голову, спросила Вера, и Антон увидел блеск её глаз.

Он почувствовал тепло её руки, и его пронзила молния наслаждения от прикосновения её пальцев к его возбужденному члену. Вера нежно обхватила его головку, и Антон сдерживал стон.

— Здесь нравится? — повторила она свой двусмысленный вопрос.

Пальцы больше не двигались, но Антон проваливался в мягкую глубину, слыша её дыхание, чувствуя её прикосновения и свои конвульсии... Наконец, он погрузился в сладкий, пленительный сон, где не нужно было беспокоиться о том, что произошло на грани сознания. Изнеможение взяло своё, и юноша откинулся на спину, приоткрыв рот во сне. Утром всё это могло навсегда стереться из его памяти.