Снимок. Часть 3

Я шагнул за камеру.

— Хочу сделать это фото сзади, используя твое отражение в зеркале. Надеюсь, что будет не слишком вычурно.

Синт перестала расчесываться и оглянулась на меня.

— Ты хочешь, чтобы я держала расческу?

Даже несмотря на мою собственную нервозность, я почувствовал нотку беспокойства в её голосе. Просто осознание того, что она тоже нервничала, помогло мне успокоиться.

— Да, лучше это использовать,  — уверенно кивнул я в ответ.

Переместив штатив, я сбросил f—стоп и выдержку в соответствии с показаниями, которые я запомнил из своего экспонометра освещенности.

— Хорошо, держи это вот так. Но не смотри на меня. Смотри в зеркало и в сторону, как будто ты думаешь о чем-то, о чем-то красивом.

— Я так нервничаю,  — сказала она.  — Кажется, я ничего не могу придумать.

— Ты прекрасна и не беспокойся об этом. Просто слегка улыбнись мне. Да, вот так.

Было невероятно, как Синт естественно реагировал, усиливая любую слабую идею, которую я ей подавал.

— Подними немного руку,  — скомандовал я, не отрываясь от видоискателя.  — Вот! Замри!

Я ахнул про себя, когда увидел верхнюю часть резинки её трусиков, обрамляющую кусочек её кожи, видневшийся под драпирующимся подолом ночной рубашки. Со щелчком затвора, с этим первым выстрелом мой страх и беспокойство просто отлетели в сторону. Синт повернулась ко мне лицом и откинулась назад, вцепившись руками в края туалетного столика. Её волосы, казалось, просто ниспадали на плечи легкой естественной волной, густые и пышные. Её щеки раскраснелись; все это было естественно, а не результат какого-либо румянца. На самом деле, я сомневаюсь, что на ней вообще был макияж.

Было что-то в ней, или в её спальне, или, может быть, это просто было качество света, но её кожа теперь казалась мягче, белее, но её глаза были такими же яркими и насыщенно зелеными, как и на солнце.

— Подожди,  — сказал я, выходя вперед и протягивая свой экспонометр, как будто это был компас, указывающий мне путь.  — Я сделаю кадр просто так, наугад, по интуиции.

Я шагнул прямо вперед, радуясь возможности сосредоточиться на стрелке и испытывая облегчение от того, что ей не нужно смотреть мне в глаза.

— Я и понятия не имела, что ты такой профессионал,  — сказала она.

Ее нервозность теперь определенно проявлялись дрожью в голосе.

— Знаешь,  — сказала она почти шепотом,  — я бы и не подумала делать что-то подобное ни с кем, кроме тебя, Джимми.

Я пытался сосредоточиться на чтении показаний стрелки, но из-за близости к ней, казалось, что даже мои волосы начали потеть. Я отступил на два больших шага назад и отрегулировал выдержку и диафрагму, затем надел на объектив фильтр. Мне хотелось убрать обои на заднем плане и показать в четком фокусе только её. Посмотрев в видоискатель, я заметил то, чего почему-то раньше не видел. Я подняла глаза, улучив мгновение, чтобы вникнуть в видение. Она слегка поерзала.

— Что-то не так?

— Все в порядке. Просто дай мне минутку, мне нужно подумать.

Она была сногсшибательно красива. Что меня больше всего 

взволновало, так это то, что я мог видеть очертания её сосков, просвечивающих сквозь прозрачный материал её ночной рубашки. Тонкий голубоватый оттенок ткани слегка изменил телесный цвет, но я мог видеть, что он гармонировал с нежным оттенком её губ. И в той позе, в какой она была, зубчатый подол её топа прикрывал лишь половину трусиков.

Того, как линии кружевных краев сошлись вместе и исчезли в складке, где сходились её бедра, было достаточно, чтобы я с ужасом осознал, насколько твердым стал мой член. Казалось, что мои колени превратились в резину. И даже не зная, правильно ли выставлен кадр, я нажал на спуск. Она мгновенно отошла от туалетного столика и подошла прямо ко мне, положив руку на камеру.

— Джимбо, я имею в виду Джимми! Я знаю, что мне не нужно спрашивать, но это только между нами, верно? Ты бы никогда не показал эти фотографии никому другому, верно? Мы просто развлекаемся, верно?  — спросила она, кивнула головой.  — Верно?

Я снова сглотнул. Находясь та близко, было почти невозможно не смотреть на эти соски. Намеки на её грудь были такими соблазнительными. Я не мог по-настоящему их разглядеть, но это само по себе делало весь этот опыт ещё более мучительным.

— Да,  — пробормотал я, заикаясь.  — То есть, я имею в виду, нет. Я имею в виду, что я бы никому их не показал. Я отдам тебе негативы и отпечатки. Ты же знаешь, Синт, я бы никогда не сделал тебе ничего плохого или обидного. Это только между нами. Хорошо?

Может быть, дело было в том, что снаружи прошло облако, но мне показалось, что вся комната посветлела. Последние остатки её беспокойства, казалось, прошли, и эта озорная улыбка вернулась. Она отпустила камеру, протянула руку и провела пальцем по моей щеке.

— Ты можешь оставить набор отпечатков для себя. Художник заслуживает того, чтобы увидеть свою собственную работу.

Она внезапно подпрыгнула, отскочив назад и заставив лампы на тумбочках задрожать в момент приземления. Она расставила ноги и подняла руки, подтянув нижнюю линию топа почти к груди.

— Что дальше? Ты просто говори мне, что ты хочешь, чтобы я сделала.

Она опустила руки и, наклонившись, сцепила их узлом на животе. Посмотрев на меня снизу вверх, она сказала:

— Это все так весело!

Уравновешенная таким образом, её груди свисали, окружность верхней части выреза лишь слегка скрывала их от постороннего взгляда. Я знаю, что мой рот был открыт, потому что я осознал, как глупо выглядел, когда мельком увидел себя в зеркале.

— Я вижу, что тебе тоже весело,  — сказала она, возвращаясь на меня взглядом и погрозив пальцем.

Затем она запустила руки в волосы на затылке так, чтобы локти были направлены вперед. Она крутилась взад и вперед. В её голосе звучали игривые нотки певучей песни: "Я не знаю, знаешь ли ты, но я могу сказать". Подол топа снова поднялся, на этот раз поднявшись выше её талии.

Её синие трусики в тон 

были темными, но все же несколько прозрачными. Я легко мог разглядеть более темные очертания наслаждения, которое пряталось внутри. Мгновенно я осознал, что это она наблюдает за мной, способная распознавать все, на чем был сфокусирован мой взгляд. Чувствуя, как мой собственный румянец заливает меня, я быстро оглянулся на свою камеру. Синт опустила руки, хлопая ладонями по бокам бедер.

— Как насчет пары кадров на кровати?  — предложила она.  — А то что это за фотосессия в будуаре, без хотя бы нескольких снимков на кровати?

— Конечно,  — ответил я.

Слова: "На кровати" эхом отдавались в моей голове.

— Ты иди ложись, Синт. Только позвольте мне переставить камеру.

Нам пришлось протискиваться друг мимо друга, чтобы она могла пройти, и когда она чуть задела меня, я чуть не уронил штатив. Казалось, она заполнила собой всю комнату. Её запах, этот голубой цвет, розовый цвет её губ, жар её дыхания, румянец на её щеках, то, как двигались её волосы, все, она захватила все мои чувства и многое другое.

Я был взвинчен больше, чем когда-либо. Тем не менее, мне удалось сохранить понимание реальности, сказав себе, что такая возможность выпадает раз в жизни, и я должен был сосредоточиться и оставаться сосредоточенным, если я когда-нибудь смогу надеяться записать что-либо из этого на пленку. Но сосредоточиться было трудно. Чертовски трудно. Я решил, что как бы она не дразнила меня, я буду сохранять некоторый уровень здравомыслия и как профессионал сделаю все возможное.

Я отвернулся от перезагрузки камеры и увидел, что она устроилась в центре кровати, сидя с подтянутыми коленями. Взгляд озорной игривости, который она бросила на меня в ответ, был почти завораживающим. Было похоже, что она даже посмеивалась над моим горем. К моему счастью или к моему несчастью, Синт лежала немного боком ко мне. Подол её топа ниспадал дугой вокруг бедер. Если бы я мог видеть её трусики, обрамленные немного в другом положении, я бы, возможно, растаял прямо сразу. Как бы то ни было, изгибы её правой груди были хорошо видны через зияющую пройму, и я знал, что она это знала.