Записки онаниста. В гостях у чужой бабушки. Записки проститутки Часть 3

Вот и сейчас он стоял у кровати спящей родственницы своего лучшего друга и медленно поглаживал свой пульсирующий от напряжения половой орган. Надвинув сорочку обратно поверх груди, он подошел с торца кровати и приподнял одеяло. Большие белые ляжки спокойно лежали на чистых белых простынях. И было в этом спокойствии что-то невероятно волнующее! У Миши даже дыхание перехватило от такого вида! Он не выдержал, нагнулся и лизнул языком расплывшуюся белую плоть. Хозяйка этой самой плоти даже не пошевелилась. И тогда он осмелился и лизнул еще. Через пять минут Миша вошел во вкус и начал с упоение водить языком вверх и вниз по белым подрагивающим бедрам Марьи Алексеевны.

Он вспомнил, как на одном из многочисленных видео, которые он смотрел дома, пожилая женщина зажимала своими большими ногами голову молодого парня. То же самое он мечтал, чтобы Марья Алексеевна сделала с ним сейчас. Но естественно, это были всего лишь мечты. Ему оставалось только осторожно лизать жадным ртом белую ногу петиной бабушки, как добропорядочная собачка вылизывает вкусную косточку, брошенную добрым хозяином. А Миша сейчас лизал ляжки своей "Хозяйке". Правда, сама "Хозяйка" и не догадывалась о своем статусе в его глазах, но это было совершенно не важно в данную минуту.

Скоро он почувствовал, как сперма течет по его ногам. Миша опустился на колени, а потом и вовсе лег на спину. Ему было очень хорошо. С усилием приподнявшись, он еще раз провел языком сверху вниз по левому бедру Марьи Алексеевны, чуть задержавшись на обратной стороне коленного сгиба (и отметив попутно для себя, что до сих пор он не задумывался о том, что там тоже может собираться пот и что это довольно интересное место для его "языковых исследований") , а потом заправил одеяло на место.

Она была вкусной, эта спящая пожилая женщина! Вкуснее любого самого вкусного деликатеса! Потому что это было нечто большее, чем вкус еды. Это был вкус настоящей похоти, вкус разврата! Вкус извращения. Запрещенный вкус. А потому еще более сладкий!

Сам Миша извращенцем себя не считал. Да и с какой стати он должен был им себя считать? Ведь если молодой, совсем молодой парень обращает внимание на тело пожилой, уже обвисшей женщины, так это наоборот надо ставить ему в заслугу! Ведь тем самым он дает понять ей, что она все еще желанна: а что может быть важнее для женщины в таком возрасте, чем осознавать, что она до сих пор привлекает мужчин?

Но все эти рассуждения были только в его голове. Общественная мораль не одобряла его "увлечений". Пусть Михаил не пил и не курил, не ругался матом, не мусорил в подъезде и вообще, был очень аккуратным и ответственным молодым человеком, все равно, одна эта его черта, эта склонность, это тайное влечение, став оно известно окружающим, сразу сделало бы его предметом насмешек и изгоем. Как же лицемерна общественная мораль! Ты можешь принимать легкие наркотики, пить, курить, сквернословить в общественных местах и затевать драки, но если ты при этом встречаешься со своими ровесницами, то общество считает тебя "нормальным". А все твои "огрехи" списывает на "трудный возраст"! Мишу такое лицемерие совершенно не устраивало, но он ничего не мог с ним поделать. В конце концов ему оставалось только признать, что он - "другой", не такой, как его ровесники. Что он не "плохой", а простой "другой", и что его сексуальные предпочтения несколько отличаются от мейнстрима.

Но в данный момент ему было все равно, что подумают другие. В данный момент существовала только эта женщина, лежащая под одеялом, и он сам, и его послевкусие от ее кожи. Кожи нежной и гладкой: и в складках животе, и на расплывшихся бедрах и на вожделенных, но пока еще не доступных для его языка, ягодицах. И эту женщины он готов был исследовать своим языком хоть часами, бороздить просторы ее кожного покрова в поисках новых открытий, как Магеллан бороздил океаны в свое время.

Но юноше нравился не только вкус ее тела. Ему очень нравилось и то, как она пахла, её запах. Такой манящий, дурманящий запах! Он вспомнил, как один раз нюхал ее подмышки, пока Марья Алексеевна спала. Это было незабываемо! В тот день тоже стояла жара, и она прилегла после обеда отдохнуть на часок. Подождав пятнадцать минут, он аккуратно прокрался в ее комнату. На окнах висели тяжелые темные шторы, создававшие приятный полумрак. Тихонько гудевший в углу вентилятор мало спасал от разыгравшегося летнего зноя. Марья Алексеевна лежала на боку, положив голову на подушку, под которой протянулась ее правая рука. Левая же спокойно лежала поверх тела. Вася для проверки чуть ущипнул ее за мягкую часть плеча. Женщина не шелохнулась. Тогда он нежно провел зыком по мягкому плечу. Сделав несколько таких движений, он, наконец-то, осмелился. Приподняв ее правую руку, он приблизил свой нос вплотную к подмышке Марьи Алексеевны и, зачем-то закрыв глаза, вдохнул.

Это было что-то! Трудно передать то возбуждение, с которым он лихорадочно начал двигать рукой в своих тесных штанах, даже не снимая их. Марья Алексеевна явно не страдала от навязанной модными журналами и телепередачами тенденции, призывавшей женщин тщательно выбривать область подмышек. Они у нее были заросшими черным волосом, но заросшими в меру. Миша все ускорял и ускорял темп движений своей руки, а сам жадно облизывал длинные черные волоски с блестевшими на них кислыми капельками. Подмышка у Марьи Алексеевны была мокрая. Мокрая и кислая. Но эта кислота была сейчас для возбужденного подростка слаще любого меда! Он жаждал! Он хотел лизать и лизать своим жадным языком эту теплую, вкусную подмышку! И он лизал! Он исступленно обсасывал эти черные волоски, росшие там, проглатывая все до одной капельки ее пота.

После этого он спустил к себе в штаны два раза. Правая рука была вся залита густой спермой. Он начал жадно слизывать извергнутую жидкость со своей руки. Его уже нчего не волновало. Он забыл о каким либо стеснении. Да и какое стеснение могло быть в тот момент? Никакого! А потом юноша сделал то, за что ему было впоследствии очень стыдно. Но в тот момент Василий ничего не мог с собой поделать. Поэтому он снял свои залитые спермой трусы и поднес их к носу спящей Марьи Алексеевны. Она практически коснулась носом этих грязно-белых, пахнущих чем-то горьким, капель. Он очень сильно рисковал, делая это, но женщина все равно так и не проснулась.