Десять букв. Часть 1

Примечание автора: где-то тут был сюжет. А потом я погреб его под тонной бессмысленного и беспощадного траха.)

* * *

Точка отсчета

Существуют вопросы, которым лучше оставаться незаданными. Например...

— Эй. Почитаешь мне сказку на ночь?

Нет, это не один из них.

Они трахались уже давно, простыни были сбиты, скручены жгутом и пропитаны потом, и Валик лежал на них, похабно раздвинув колени, голый и расслабленный, с темными усталыми глазами и раскрасневшимися от ласк губами, словно созданными для шикарных минетов. Между ягодиц у него было влажно от спермы и растянуто, и Валик плавился от удовольствия, празднуя идеальное завершение неидеального дня.

Егор вернулся с кухни, выхлебав там полтора литра холодного чая, рухнул на краешек кровати и повторил вопрос:

— Почитаешь мне сказку? Какую-нибудь... — он помолчал, отыскивая подходящее слово, — ... интересную. Вот под это.

Он перебирал в пальцах анальные бусы — шарик за шариком, как хреновы четки, — любуясь тяжелой и явно недешевой игрушкой.

Валик поднял мутный от усталости взгляд.

— Боюсь, я не знаю таких пошлых сказок, — сказал он. — Хотя, если переосмыслить что-нибудь традиционное...

— Например?

Егор стиснул ладонями его бедра, и Валик послушался, переворачиваясь на живот, приподнимаясь на локтях и коленях.

— Вольный пересказ страны Оз? — Он хмыкнул и провел пальцами по бритой под три миллиметра, идеальной формы голове. — Всегда считал замут с Тимом и спрятанной Озмой очень двусмысленным в контексте ее близких отношений с Дороти...

Иногда Егор смотрел на него и думал — как ему досталось что-то настолько охуенное? Валик был умной начитанной сукой, по всем поводам имел собственное мнение, разбирался в искусстве и литературе. Телосложение у него было просто фантастическое — смотреть на Валика сверху вниз было даже приятней, чем просто ебать. Широкие плечи, мощная грудная клетка, еще ниже — узкая крепкая талия. О, эта талия! Эта восхитительная талия, ровненькая, твердая в каждой линии; кажется, обхвати её двумя ладонями — и сможешь сомкнуть пальцы, будто обнял девчонку. И все-таки у Валика не девчоночьи формы. Пониже спины — крепкие ягодицы, почти квадратные, с ямочками, ничего общего с пухлой и округлой бабьей жопой. Сколько не дразни и не сравнивай с девкой — девкой он от этого не станет, только имя останется все таким же дурацким — Валя-Валюша, Валентин.

— Не знаю, кто все эти люди, — сказал Егор, защипывая пальцами кожу на чужой ягодице.

— Озма — правительница страны Оз, — профессорским тоном сообщил Валик. — Которую много лет прятали от преследований, превратив в мальчика.

— Да похуй, — признался Егор, устраиваясь за его спиной и покусывая крайнюю бусину на силиконовой игрушке. — Выбирай, что будешь читать, и вставай раком.

Валик закатил глаза и дотянулся рукой до прикроватной тумбочки, подтащив к себе планшет — небольшой, размером с ладошку. Провел пальцами по экрану, листая и выбирая что-то конкретное, и, наконец, проговорил:

— Жизнь старается не показывать свой звериный оскал, с тем, чтобы ухватить человека в нужный момент...

Егор ухватил его за бедра, вздергивая задом кверху и на секунду отрывая от чтения. Медленно погладил по спине и со шлепком опустил ладонь на его задницу, с удовольствием потрепал нежную кожу, зажимая её между пальцев и оставляя синяки. Искать смазку он не торопился — между ягодиц у Валика было влажно от спермы, этого хватит. Егор провел первой крупной бусиной сверху вниз, легонько надавливая, едва-едва приоткрывая ею тесно сжимающийся вход.

— Триша МакФареленд убедилась в этом в 18 летнем возрасте. В начале июня, в д... — Валик запнулся и шумно вздохнул, ощущая прикосновение силиконового шарика. — В десять утра...

Егор усмехнулся и быстро облизнул губы. Надавил пальцем на шарик, вталкивая его в разгоряченное тело, и медленно погладил — там, где вокруг тонкой перемычки стиснулось сборчатое колечко мышц, там, где было еще влажно от спермы и воспаленно от трения; там, куда еще недавно всаживался его член. Надавил пальцами, добавляя внутрь вторую бусину, а сразу за ней — третью, следом втискиваясь еще и подушечкой пальца — на одну фалангу, чтобы ощутить, как перекатываются внутри шарики. Валик сбился с текста, изгибаясь и сам подставляясь под чужие руки, млея от странной ласки, от распирающей тяжести внутри, одновременно изматывающей и сладостной.

— В десять... в десять утра она сидела на заднем сидении материнского «Додж караван», одетая в синий свитер...

Судя по голосу, чтение ему давалось с трудом. Егор засмеялся и добавил четвертую бусину — почти грубо, быстро втолкнув ее внутрь. Наклонился, скользнув кончиком языка по перемычке между силиконовыми шариками — тем, что уже внутри, и тем, что еще снаружи. Провел языком по узкой резиновой нити; следуя за ней, толкнулся в теплую дырку, приоткрывая её кончиком языка и трогая внутри. Прижался к потаенному местечку губами, снова скользнул языком — как змея, как ящерка, широко раздвигая ягодицы ладонями.

—... точную копию тех, в которых тренировались «Ред сокс», с надписью 36 Гордон на спине, и играла с Моной, своей... — Валик сбился и восторженно вздохнул, сжимая в себе шарики и изнывая от их быстрого упругого движения внутри. На мгновение закрыл глаза, собираясь с мыслями, и твердо продолжил, ткнув пальцем в погасший было экран. — ... своей куклой.

Егор прихватил ладонью чужую мошну, перекатывая в пальцах яички — почти как те бусины, только не такие холодные, ровные и пустые. Пальцами другой руки надавил снова, добавляя еще один шарик — пятый, а следом — шестой, чувствуя, как длинная-длинная цепочка бус медленно и неохотно передвигается в чужом теле, толкаясь шариком о шарик. Бусин внутри уже много — они идут тяжелее, и Валик тоже это чувствовал, подрагивая, то и дело на мгновение замолкая, чтобы не застонать в голос. Егор усмехнулся и с силой дернул за нить, заставляя чужое нутро взорваться мини-оргазмом — когда сразу три шарика из шести прошлись по упругому бочку простаты, надавливая, перекатываясь и выскальзывая наружу.

— А в половине одиннадцатого она уже заблудилась в лесу. К одиннадца... — Валик вскрикнул, дернувшись и едва не сверзившись с кровати. Мучительно застонал, уткнувшись лицом в сгиб локтя и напрочь позабыв про книжку, лишь слабо дергая бедрами.

Егор натянул нитку, чтобы один из шариков — тот, что внутри, — надавил на поджимающиеся стеночки, едва-едва приоткрывая сжатый проход, но не выскользнул, а так и остался внутри. Помедлив, он ослабил натяжение и вернул четвертый шарик в трясущееся разгоряченное тело. А потом — еще один, и еще, и еще один — уже с трудом, потому что шарики крупные и их внутри уже много, и они теснятся, толкаясь ярко-розовыми гладкими боками, скользя в подсыхающей сперме и надавливая без разбору везде-везде.

— К од-динадца-а-а... ати она пыталась н-не поддаться панике... — Валик не выдержал и выронил планшет, гулко хлопнувшийся на подушку, обхватил голову ладонями и уткнулся в постель, мучительно застонав, напрочь забывая про книгу и вряд ли запомнив из нее хоть словечко.

— Читай, — холодно велел Егор, потянув нить на себя — так, чтобы ровно один шарик с влажным «чпок» выскользнул обратно, а другие пришли в движение, бодро перекатываясь, сжатые тесным горячим нутром. И тут же надавил пальцами, не дав передохнуть и возвращая шарик на место — вталкивая его сквозь истерично сжимающееся колечко мышц, туда, где горячо и влажно, и все пульсирует от мучительной жажды соития, быстрого и животного. Но нет, не будет никакого соития — только чертовы шарики, двигающиеся внутри, как живая змея. Валик негнущимися пальцами нашарил планшет, неловко ткнул в экран, уже успевший погаснуть, и случайно перелистнул страницу. Не с первой попытки вернулся обратно и облизнул пересохшие губы.

—... гнала от себя мысль — это серьезно, оч... чень серьез...

Он взвыл, монотонно поскуливая,...