O-zero. Часть 1

Пот тек со лба, солью выедая глаза, струйки лились по щекам и плутали хоть и в редкой, но всё же составлявшей мою гордость щетине; с подбородка капало на взмокший тельник со стильно оборванными рукавами, в труселях же, под бывалыми джинсовыми шортами, варилось вкрутую моё двадцатидвухлетнее хозяйство. Сидевший напротив меня, покрытый крупными, подрагивающими от движения поезда, каплями пота, Стас время от времени пытался приоткрывать тугое окно и высовывать туда свой облупившийся на неожиданно жарком для наших краев июльском солнце, дважды сломанный в боксерской секции нос, однако ехавшие на дачи тетки в панамах тут же шикали на него — не положено. В конце концов он бросил эти попытки, оглядел суровых дачниц взглядом, говорившим, что это они сами его спровоцировали и стащил сопротивлявшуюся, насквозь промокшую майку. Торс его засверкал, как на соревнованиях культуристов; дурацкие, оставшиеся от лямок светлые полоски на плечах все еще выдавали его любимый летний наряд.

Я невольно залюбовался. Не, вот ведь бычара наглый, не зря его девки любят

.

Захотелось избавиться от пропотевшего тельника, но по сравнению со Стасом хвастаться мне было особо нечем — так, редкие походы в находившуюся в подвале моего дома тренажерку, куда меня без абонемента пускает работающий там тренером сосед за то, что я делюсь с ним вайфаем. Ну, зато мордаха у меня симпатичней.

— Слышь, Ру, скоро к Антоновке подъедем, там электричка двадцать минут стоит, — поскреб подмышку Стас, — предлагаю или за пивасом или окунуться. А лучше — и то, и другое.

— Давай ты за пивом, а я купаться, — улыбнулся я, — иначе можем не успеть.

Успели всё: Стас, с воплями об уходящем поезде растолкав покачивавшуюся в сонном мареве очередь у привокзального магаза, выхватил из рук продавщицы две больших бутыли «Охоты крепкой»; сдачей благородно побрезговали и тут же, с криками сбрасывая с себя на бегу вещи, врешетились в благословенные воды озера Банное. Кажется, это было лучшее, что произошло со мной за последнюю неделю, как раз с того момента, как Стас позвал меня в поход.

Мокрые трусы пришлось снимать уже в тронувшемся поезде, раскорячившись в пропахшем мочой промежутке меж вагонами; сперва Стас караулил дверь со стороны тамбура, а после поменялись. Я закурил у окошка и прозевал какую-то бешеную тетку, распахнувшую дверь как раз в тот момент, когда мой товарищ светил там белой жопой; пришлось получить от школьного друга законных пиздюлей.

Дальше ехали уже веселее, передавали друг дружке хранящую прохладу бутыль, с кайфом глотали освобождающее от последних, оставшихся в городе забот, пиво. А то, что панамам это не нравилось — ну и наплевать на них, я и так весь год был хорошим мальчиком, дед Мороз за это мне ничего не принес — прокинул, так пусть хоть его подруга баба Жара подарит три отвязных денька по окончании сессии. А панамам придется довольствоваться тем, что я, надев шорты на голое тело, не растопыриваю ноги как Стаска, беззастенчиво вываливший свои волосатые яйца на всеобщее обозрение.

— Короче, Михей с Паштетом точно едут, Леха под вопросом — ему бабку с дачи в город отвезти надо, так что может и не успеть; они все прямо с дачи ехать собираются; Пиксел хочет свою новую телку взять, но она пока брыкается, говорит, что я, в лесу, что ли, в туалет ходить буду? И его одного пускать не хочет, — информировал меня Стас, проглядывая в мобильнике новые сообщения, — А я ему говорю, спиздани, что у нас биотуалет с собой, раз так охота с ней в одной палаточке время провести... в одном, так сказать, спальничке... — Стас, довольный собой, подмигнул мне.

— Другие-то девочки будут? — спросил я максимально безразличным тоном.

— Если ты про Анжелку, то это дохлый номер. Забудь уже, Ру.

Старые друзья плохи тем, что всё про тебя знают.

— Не Ру, а Руслан Александрович, — холодно сказал я.

Стас оторвался от мобилы и посмотрел на меня с терпеливой нежностью, как мог бы смотреть старший брат на любимого, но глупого и ерепенистого младшего. Хоть мы с ним и были одногодки, я всегда воспринимал его как старшего — он был крупнее, сильнее и как-то взрослее, третий год уже совмещал учебу с ночной работой слесарем в автобусном парке — в отличие от протиравшего родительскую шею меня. Стас придвинулся поближе, и, положив руки на мои коленки, заглянул в глаза пьяным, медовым взглядом.

— Для меня вы, Руслан Александрович, всегда будете Крошкой Ру, уж как с четвертого класса повелось. А по этой блядище сохнуть глупо, хотя сиськи у нее, конечно... — Стас поймал мой негодующий взгляд, и, давясь от смеха, картинно заткнул себе рот. — Найдем мы тебе пару, не кисни. Сам еще будешь от баб надоедливых бегать. Вот может в походе и найдется кто!

На очередной остановке панамы, с кудахтаньем подхватив свои корзины, потянулись к выходу; мы довольно переглянулись и вытянули голые, не успевшие пока толком обветриться ноги на противоположные сиденья, валетом. Стас приоткрыл окошко. Жизнь явно налаживалась. Открыли вторую бутыль и скоро организм дал понять, что пора оросить рельсы пивом, уже отдавшим нам свою беззаботность.

По возвращении в вагон нас ждал сюрприз — на нашей лавке, расстелив на коленях кусок цветастых обоев, заворачивали куски вареной курицы в тонкий лаваш два коричневых гастарбайтера неопределенной национальности. Замусоленная, в пятнах от краски и мазута, пропахшая застарелым, ощущаемым за пару метров потом, рабочая одежда ничуть не мешала аппетиту, с которым они предвкушали обед. Тот, что был с курчавой бородой, поднял на нас печальные карие очи, улыбнулся, показав нуждающиеся в стоматологе зубы, и жестом пригласил подсаживаться. Тот, что был в едва прикрывавшей макушку черной шапочке, дал понять, что не возражает.

— Черные, вот везде они, жопу поднимешь на минуту, а они тут как тут, — шепнул я Стасу с брезгливостью, — они нас, видите ли, приглашают. Они, видите ли, не против!

— А ничего, что это наши места? — для уверенности положив Стаске руку на плечо, громко возмутился я. Вообще-то я не склонен лезть на рожон, однако пиво дарит не только беззаботность, но и смелость... Ехавшие на соседних лавках пассажиры, которых я как бы призывал в свидетели, демонстративно сделали вид, что их это не касается.

— Э, ты этот поезд купил, да? — бородач воздел блестящие от куриного жира ладони к небу, — Где твой билет места написано? Зачем такой наглый? Садись, тут всех место хватит.

Его подельник убрал с противоположной лавочки старую спортивную сумку, из которой торчали заляпанные краской палки — видимо, ручки инструментов, — и указал на освободившееся место волосатой ручищей. Стас глянул на меня — дескать, не ершись, давай уже сядем.

Я подошел к расплывшимся в кривозубых улыбках гастарбайтерам, по очереди сдернул с полок наши со Стаской рюкзаки и демонстративно, не обращая внимание на цоканье языков и «вай-вай, какой гордый э», прошел в тамбур. Стас прошел за мной.

Мы молчали, сидя на рюкзаках друг напротив друга. Стас смотрел на меня так, что было видно — он со мной не согласен, и поддержал меня лишь потому что дружба — дело такое, куда уж тут денешься. Я стал что-то говорить про засилье черных. Стас слушал меня с ухмылочкой.

— А я знаю, почему ты так взбеленился, — вдруг сказал он, утрамбовывая задом рюкзак, чтоб поудобней сиделось, — это из-за Анжелки и её нового хахаля, да ведь? Как его там — Заур?

— При чем здесь вообще это? — я почувствовал, что почему-то вдруг охрип, — да насрать мне на неё и на всех её ебарей — Зауров, Махмудов и перед кем там она теперь ноги раздвигает! Её для меня больше нету! Всё! Сел в поезд и уехал! И в окошко на прощанье не поглядел...

Сердце прыгало, шумно стучась о ребра. Щеки предательски покраснели. Голос осип.

— А ты, Стаска, сволочь, что напоминаешь, — добавил я, отведя глаза к мелькающим за мутным стеклом березкам.

Стас встал, ногой ...