Минутная слабость

Отслужил срочную и приехал домой. Как водится, собралась родня отметить это событие. И соседи. Куда же без них в деревне-то. Часа через два никто уже и не вспоминал, по какому случаю пьянка, кроме некоторых женщин, вынужденных бегать от стола к столу с добавками. Все были пьяными и всем было весело. Особенно мужикам. На халяву выпить не каждый день достаётся.

Один из гостей не рассчитал своих сил. Бывает. Но не выпал в осадок, потребовал доставить его домой. Жена попыталась это сделать. Куда там. Он мужик крупногабаритный, да жирком подзаплыл, не ей, малявке, с таким справиться. И я со своим двоюродным братом и его женой взялись оказать женщине помощь. Соседи, как ни как. Тем более, что братан с женой тоже засобирались до хаты. Им завтра на работу, так что пора и честь знать.

Довели плывущее тело до дома. А в родных стенах он ожил. Потребовал продолжения банкета. Братан отказался, а мне пришлось остаться. Как-то неудобно отказываться, когда мужик хочет выпить с защитником Родины и порассуждать о службе. Сам совсем недавно служил.

Жена быстренько накрыла на стол. Сели, опрокинули по стопочке за нашу непобедимую армию и её солдат. Я чуть пригубил, чувствуя, что будет излишек, а товарищ до дна, полный стакан. Затем ещё один. И — здравствуй, салат!

Еле как с женой дотащили его до кровати, завалили, болезного. Жена что-то ворчит, возмущается, а он знай себе сопит в две норки. Она его раздевает, а он ровно мертвяк, даже не шевелится. Пока она там в спальне справлялась с телом мужа, я за стол присел. Неудобно уйти не попрощавшись. А вот и хозяйка. Управилась. Устало вздохнула, сев за стол, спросила:

— Может по стопочке?

— Да пойду я, там ждут.

— Да кто там ждёт? Все уже пьяные. Ну что, наливаю?

— А, — махнул рукой, — наливай.

Выпили.

— Надо было на брудершафт.

— Зачем?

— Поцеловал бы тебя.

— Хочешь? А что, так нельзя?

— Ну… обидишься… а так…

— А ты поцелуй и проверь.

Мигом сменила место дислокации, переместившись со стула на колени. Утвердившись, обняла за шею и поцеловала. Это был поцелуй. Не тот, что дарили девочки в закутке, либо в темноте клуба. Настоящий. Губы обсасывали губы, язык изучал рот, а потом она поймала мой язык и начала его сосать. Приятно? Ни фига. Обалденно. Штаны мигом вздыбились под натиском плоти, пуговицы на ширинке затрещали, грозя отлететь при малейшем шевелении. А она не сидит спокойно, елозит задом по мне. Мрак! И задница такая пухлая и мягкая, ровно пуховая подушка. И титьки. Не помню, в какой момент руки проникли под платье и задрали лифчик, только опомнился, когда она, оторвавшись от поцелуя, сказала:

— Шустрый ты! Не дави так сильно. Нежнее.

А у самой рука уже под рубахой у меня шарит, грудь гладит. И жопа, жопа елозит. Ещё чуток и в трусы кончу. Аж застонал. А она с колен соскочила, присела рядом со стулом и ремень на брюках расстёгивает.

— Ну, привстань!

И не успев спросить для чего, автоматом выполнил команду. А мадам штаны с меня мигом сдёрнула и меня назад на стул толкнула. Сама в руку выскочившее существо взяла, точнее просто схватила и давай его теребить. Много ли мне надо было. Через мгновение тугая струя вылетела и ударилась в подставленное ею полотенце. Затем ещё и ещё. И всё, блаженство. А она не прекращает своё занятие. Теперь уже ласково, нежно и не спеша играет с вялым пока членом. Шкурку натянет, пряча головку, потом головку обнажит, подует на неё, лизнёт и даже поцелует.

Просто мужик нормальной ориентации не смог бы выдержать таких ласк. Что говорить о солдате. В её умелых руках, отвечая на её умелые ласки, товарищ солдата напрягся, поднялся и принял строевую стойку. А она, добившись этого, приподняла подол платья и села лицом к солдату на его боевого друга. Трусы когда снять успела?

Обняв за шею, шептала, тяжело и прерывисто дыша:

— Не спеши! Не кончай!

Руки порхали, то поглаживая её спину, то лаская и сжимая ягодицы, ерошили волосы, пытались пробраться к титькам. Губы целовали шею, ушко, иногда, когда она откидывалась, губы. Мокрые волосы её пилотки переплелись с такими же мокрыми волосами солдатика на боевом посту, раскрытые края сего, не совсем головного убора, елозили по ляжкам, обильно смачивая их липкой влагой, натягивались на головку солдатика, а потом соскальзывали с неё почти выпуская из себя. И вновь насаживались до самого упора, до самого корешка. Ножки свисали по сторонам моих ног, не доставая до пола и мне доставляло удовольствие, просунув руки под них, приподнимать её ляжки ещё выше, заставляя пилотку выворачиваться сильней.

Отсутствие опыта общения с женщинами и зацикленность на своих ощущениях не позволили оценить, когда и сколько она кончала. И кончала ли вообще. А то, что она иногда замирала, сжавшись в комочек, стонала сквозь стиснутые зубы, принимал за желание передохнуть, за усталость.

Не знаю, сколько времени мы занимались любовью. Просто в какой-то момент она сказала:

— Всё, не могу.

Соскользнув на пол, присела перед стулом на корточки. Взяла торчащего солдатика в руку и начала дрочить, изредка целуя и даже беря в рот. И как только из него была готова выстрелить первая струя, накрыла головку полотенцем. И когда успела приготовить?

Мы сидели за столом напротив друг друга. Уже выпили. Она говорила:

— Ты хороший. Спасибо тебе. Только ты, пожалуйста, забудь, что было. Женщине надо прощать минутную слабость. А теперь поцелуй меня и иди. Ищут поди, потеряли.

Никто меня и не искал. Все уже напились и никто никому был не нужен. Часть гостей расползлась по домам, часть осталась ночевать у нас, не в силах совладать с земным притяжением. Немного посидев, сказал матери, что иду спать, потому что устал и завалился на сеновале.

А её встречал часто. Куда денешься в маленькой деревне. Никаких намёков на произошедшее. Просто добрые соседи.