Ната

Если в двух словах: они родились, жили, состарились и умерли. Но эту историю в двух словах не расскажешь... Нату назвали Наташей в честь бабушки, а её мать на дух не переносила это имя: " В русском языке и так слишком много шипящих. Не хватало ещё на родную дочь шипеть." Так и повелось: Ната.

Ната Дегтярёва была непоседливым ребёнком с тонкими вьющимися блестящими чёрными волосами. Её отец, родом из Кузбасса, называл её антрацитом. Есть такой высший сорт угля, блестящий каждой своей гранью. С таким же успехом он мог назвать её Динамитом, ведь был взрывником. Она была единственным ребёнком. " 15 лет долбёжки в ночную смену- и это всё, что поднято на горА, " - жаловался на жену Натин отец, сидя за банкой пива с друзьями. " Ты, Михалыч, про дневную смену не забудь : она тоже в ту шахту спускалась. Не один ты у нас забойщик, " - подкалывали его мужики. Глаза у Наты были мамины- голубые. Она с детства была резва и обаятельна. Из тех девчонок, которые могут прыгнуть мальчику на колени и не понять, отчего тот покраснел. Половое созревание находилось где-то на периферии её сознания.

Я смотрю на школьную фотографию, стоящую на моём столе: от природы густые и длинные ресницы, влажные глаза, как будто вот-вот заплачет, капризный изгиб губы, небольшая родинка слева от рта. " Бог шельму метит, " - сказала бы моя мама.

Я вспоминаю двор своего детства. " Санёк ! Идём Андрюху вафлИть! "- зовёт меня Артём. Андрюша украл что-то у своих и был пойман. Причём, не первый раз. Водился за ним грех. Стайка пацанов сбивает Андрюху с ног, встают вокруг и дружно на него ссут, норовя попасть в лицо. Андрюша уворачивается, валяясь в пыли, которая на глазах превращается в грязь. Натка - с нами. Сдвинула рукой трусы с промежности, и, встав над ним, активно участвует в процессе. Через час, умывшись и переодевшись, Андрюша опять играл во дворе: дети бывают жестоки, но они не злопамятны. Как же мне этого не хватало потом во взрослой жизни! А воду вы никогда не грели? Это когда летним утром первый раз заходишь в речку. Мы стоим впятером на огромной, торчащей из воды коряге, озябшие от утренней прохлады, и дружно писаем в воду. Причём Ната дует сквозь трусы, и моча стекает по её тонким ногам. " Зачем снимать, всё равно нырять сейчас будем, "- думает она. Вода и правда становилась теплее. По крайней мере, нам так казалось.

" Ты понимаешь, Санёк, "- делился со мной впечатлениями от Наты Артём, когда мы доросли до девушек: " Она- красивая девчонка, но не про это дело... Нет у неё огня в глазах. Ты правильно пойми: можно ведь и сосне в дупло вставить. А смысл? Дерево- оно и есть дерево. К тому же в торец может двинуть. Это она- запросто." Она как тефлоновая была. К ней не липли. " Без пизды, "- так у нас говорили, когда хотели подчеркнуть, что не врут. Например: " Слышь, Санёк! Я вчера лобань вытащил в метр длиной. Без пизды. Правду говорю." Вот и Натка для нас была человеком "без пизды", то есть правильным пацаном.

Сергуня был не из нашего двора. Таких, как Сергуня, во двор вообще старались не выпускать. По ходу, правильно делали. У наших ребят с оценками было неважно: кто в менты пошёл, кто - в бандиты. А Сергуня в Москву поступил учиться, на экономику и финансы. Там они с Натой и сошлись. Их родители дружили семьями, а тут у обеих семей дети в Москву поступают. Как говорится: у нас товар, у вас- купец. Да и снимать детишкам одну квартиру в столице дешевле, чем две. Конечно же, это не было решающим соображением. Но когда начинаешь мыслить рационально там, где рациональность противопоказана, доходит и до таких аргументов. " Ната, значит, ната, "- скаламбурил Сергунчик, выслушав волю семейного совета. Ната - той вообще было похуй. Ей все мужики были по одному месту. Сергуня- ничем не хуже.

Прошли годы. Сергунчик работал управляющим инвестиционным портфелем одного довольно известного банка. Квартира пару лет, как была своя. Была "Тойота" и домик в Подмосковье. Сергунчик хорошо зарабатывал." Рынки не падают, Наточка, они корректируются, - снисходительно поучал он её основам рыночной экономики, - Сегодня упал, завтра отрастёт." " Завтра, может, и отрастёт, - думала Ната, поглаживая поникший Сергунин член, - но ебаться хочется сегодня."

На день рождения Борисыча Ната идти не хотела. Она там никого не знала. А кого знала, лучше б не знала. Но мероприятие было полуофициальным: как ни как - директор. Форма одежды - с жёнами. Программа - обычная. Ели, пили, танцевали, опять пили, поздравляли именинника. Желали благ. Судя по огромной квартире и мебели "Маскерони" - зря желали. Блага были в наличии. Именинник пригласил Нату на медленный. Прижимался пузом, дышал закусками, упорно пытался отдавить ноги. Ближе к концу танца Ната с удивлением заметила: у старичка- то – стоит. «О душе бы подумал, старый хрен. 58 ему, кажется? » Борисыч продолжал прижимать Нату к своему животу, пока музыка не закончилась. Народ вышел покурить на террасу. Ната расслышала голос своего мужа: «Вообще-то, я парень хоть куда, только девушки туда не дают».

Смех и оживлённая беседа стали глуше: дверь на террасу закрылась. Ната сидела задумавшись на низком кожаном диване. Стоял полумрак, лишь огромная плазменная панель телевизора неровно освещала зал. Ната открыла рот от изумления, и так и не успела его закрыть. Кто-то сильно дёрнул её за волосы. Она почувствовала запах потной мужской промежности. Её губы едва успели сомкнуться на чьей-то плоти, как та тут же стала в ней пульсировать и извергаться. Рот наполнился чуть солоноватым содержимым, похожим на жидкий кисель. « Наточка, извини, извини, Наточка, - запыхтел у неё над ухом Борисыч, - сам не знаю, как вышло. Хорошо-то как ! – выдохнул он несколько не по теме, дав Нате повод усомниться в своём раскаянии. «Извините. Ну, прямо детский сад какой-то, - подумала Ната, - Тебе бы самому вставить в рот потный хер, а потом попросить извинения. Что бы ты ответил? » Ната смотрела на Борисыча холодным взглядом патологоанатома. Диагноз ложился в стихи:

Импотенция, цирроз печени,

Геморрой и анальные трещины.

Наточка сама удивлялась своему хладнокровию. Как будто ей каждый вечер незнакомые мужики в рот кончают. Да и что она могла ответить: рот был занят. Она ясно представляла себе ход мыслей этого старого пердуна. Своя старуха давно вышла в тираж. бляди, глядя на него, с каждым годом требуют больше денег. Так не долго и до резиновой куклы скатиться, а хочется чувств. На смену наслаждению у Борисыча пришло раскаяние. Пригласить сослуживца с женой к себе на день рождения и накончать ей полный рот. Как-то не гостеприимно. Или может, он так понимает хлебосольство? Наточка тем временем гадала, что же ей делать. В рот, как бы сказать помягче, натекло. В комнату вот-вот могли зайти. Вопрос: глотать или не глотать? Ната поперекатывала жидкость по рту, представив себя завзятым сомелье. Вкус оказался терпимым. Не мёд, конечно, но что-то в нём есть. На любителя, одним словом. Она вспомнила, как мама давала ей в детстве горькую настойку от кашля. Сейчас было лучше. Наточка глотнула, и с облегчением ощутила, что её положение улучшилось: можно говорить. Изменять мужу не входило в её планы на вечер. Ей, можно сказать, само залетело. Только вряд ли Сергуня поверит в её рассказ о непорочном зачатии. Поэтому надо скрыть следы. Ната облизнула губы. « Вышло эротично, - подумала она о себе с иронией, - Как бы этому козлу снова не захотелось». Борис Борисович с видом пойманного на сметане кошака продолжал топтаться рядом. « По крайней мере, прибор убрал, - подумала Ната, - Хорошо хоть до рта успел донести- залил бы всё платье. »

— Борис Борисович, не найдётся ли у вас чего-нибудь запить лекарство?- Спокойным, как если бы они продолжали давнюю беседу, голосом спросила она.

— Да, да, Наточка, - заелозил Борисыч, - Извините, какой я недогадливый.

На дальнем конце стола оставался «Мартини», и Борисыч нацедил фужер. Позже Ната пыталась оценить, сколько же казус с Борисычем занял времени? Выходило: не более трёх минут. Вместе с «Мартини». Гостей у Борисыча было десятка два. Это просто счастье, что в комнату никто не зашёл. «Всё-таки большая квартира у Борисыча. В отличии от члена., »- подумала она. Так вышло, что впервые изменив мужу, Ната испытала не муки совести, а облегчение от того, что удалось выпутаться из сложной ситуации. Вечером, вернувшись домой, она лежала в темноте в постели. Рядом сопел получивший своё и заснувший муж. Она вдыхала знакомый запах его волос, улыбалась и вспоминала вкус спермы у себя во рту. Вдруг ей остро, до спазма в груди захотелось почувствовать его вновь, как будто какой-то нюанс, какая-то нота того вкуса ускользала от неё, а ей – мучительно хотелось вспомнить. Нату бросило в жар. Теперь она была благодарна Борисычу за то томление, которое испытывала сейчас, лёжа в темноте; за те чувства, которые он в ней пробудил и которые она с удивлением в себе обнаруживала. У ней падали гири с ног и отрастали крылья. Она ощутила свою силу и власть над миром. « Бедный Борисыч, - думала она, - никто не вставит ему хуй в рот! Никого не возбудит его обвисший живот и кургузая жопа. Значит, когда мужчины смотрят на меня, в мои глаза, на пушок над верхней губой и родинку на щеке; они хотят вставить мне за эту щёку, они хотят видеть мои губы сосущими их член. Это не сперма из них течёт – любовь и обожание. Ей хотелось моря любви и обожания. Она хотела купаться в этом белом тёплом солоноватом море. Нате захотелось осчастливить их всех, а не одного Сергуню. « Сколько потеряно времени, »- с лёгкой досадой думала она о годах, прожитых с ним. Словно услышав её мысли, Сергуня повернулся на другой бок. Последнее озарение накрыло Нату перед тем, как ей заснуть: «Когда у мужей отрастают рога, они ворочаются во сне. » С того дня Наточка пустилась на поиск новых грёз и ощущений.

Между тем, дела у Сергуни шли хуже и хуже, и уж мелькал за окном небольшой чешский городок Жопец. Тренд не ловился. Движуха на рынке присутствовала, но всё как-то не в ту сторону. Стоило ему откупить дно, усреднившись на убытках, как он тут же получал второе дно в подарок. Похоже, он сам убедил себя в том, что рынок не падает, а корректируется. Жаль, рынок об этом не знал. К тому времени, как биржевые индексы легли в боковик и каждый добытый баррель нефти приносил 15 $ убытка, он потерял денег столько, сколько их с Натой родной городок зарабатывал за год. « Хорошо хоть деньги государственные, - утешал его Борисыч, - иначе тебя бы давно за яйца подвесили. Но ты же, Сергуня, понимаешь, что совсем ничьих денег не бывает. Лучшее, что ты можешь сделать – уёбывать из банка нахуй, - срывался под конец Борисыч, - Чтоб я тебя, уёбище, больше здесь не видел! Тоже мне, Жером Кервьель! »

Пиздец, наставший в стране после того, как все заёмные деньги были потрачены, распилены и разворованы, люди, эти самые деньги разворовавшие, предпочитали называть мировым финансовым кризисом. Пошли массовые увольнения. Сергуня понимал: другой работы ему сейчас не найти. Ната пыталась разобраться в своих чувствах к мужу. Был соблазн послать его на хуй со всеми его головняками. Она понимала: назвать любовью её отношение к мужу было бы очень большим преувеличением. Но она его ценила. Представьте: вам покупают в Сексшопе резиновую куклу, которая в меру пьёт, иногда худо-бедно ебёт и к тому же деньги зарабатывает. Вы её будете любить? Вряд ли. Но ценить – будете. Сергунчик был её собственностью, которой она ни с кем не хотела делиться. Она позвонила Борисычу.

— Наточка, вы же знаете, как я вас уважаю, - скулил Борисыч, - но у нас – сокращения.

— Знаю, Борис Борисович. У меня ваше уважение до сих пор колом в горле стоит, - соврала Ната.

Борисыч замолчал.

— Ну, хорошо, - наконец выдавил он, - Ещё раз.

Ната почувствовала, как он весь взмок от возбуждения.

— Борис Борисович, вы не могли бы выражаться яснее ?

— Наточка, ну, куда уж яснее? – зашептал он в трубку, - Я хочу ещё.

— Это я поняла. Я – по поводу Сергуни...

— Да хрен с ним, с твоим Сергуней! Пусть работает. Не томи !

— Я перезвоню, - выдержав долгую паузу, ответила Ната и, улыбнувшись, положила трубку.

Так наша Наточка превратилась в современную деловую женщину.