Анжелика и маркиз

Карета маркиза дю Плесси уносила его и Анжелику все дальше от родной провинции, где властвовали разбойники и бунтовщики, в город Орлеан, который был защищен несравненно лучше, чем старые замки дю Плесси и де Сансе. По дороге они подобрали растерзанную Франсину, трясущуюся от ужаса, а вскоре к ним присоединились Жюстен и Раймон, на добрых лошадях и с оружием. Сначала маркиз гневался на братьев, но вовремя остановился, потому что у них было два мушкета, две шпаги и четыре пистолета, а маркиза – ровно в два раза меньше. Да и охрана не помешает...

Франсина плакала навзрыд, и только после того, как маркиз насильно влил в рот из фляги коньяка, немного успокоилась и начала рассказывать.

— Едва мы легли спать, за воротами раздались крики, рев скотины и показалось зарево. Это пришли дезертиры. Их было много. Одни кинулись в хлев и начали выводить скот, другие стали искать деньги и перевернули все в доме, третьи накинулись на нас, женщин. Отец выстрелил из старого мушкета, убил одного из насильников, но был в ответ пронзен пикой. Эти дезертиры сорвали с нас одежды, положили всех на солому, и маменьку, и младшую сестру, и разбились на тройки: двое держали нас за ноги, чтобы мы не могли прикрыться, а третий вводил свой член, а потом они менялись. Меня изнасиловали таз пять или шесть, младшая сестренка умерла сразу после первого насильника, и к нам с маменькой досталось еще больше. Наш дом уже пылал, другие дома – тоже, а они все меня насиловали и не могли остановиться. Потом раздались выстрелы, дезертиры испугались, крича, что это войска принца Конде, но это были другие дезертиры, которые снова накинулись на маменьку, а я как-то убежала в лес. Вот и все...

— Куда катится Франция, – вздохнул маркиз дю Плесси. – На территории нашей бедной страны сейчас находятся пять армий. Юный король Людовик XIV и его мать-испанка – власть без силы, принц Конде и Фронда – сила без власти, а еще бандиты, дезертиры, бунтари, и еще черт знает кто. Поля вытоптаны, урожай вытоптан и погиб, а на юге – чума. По дорогам ездить можно только с сильным отрядом. Всюду распри, заговоры, бунты.

Он задумался, а потом сказал:

— Знаете, девушки, давайте я отвезу вас в монастырь августинок, вы там поживете, а уж потом я отвезу вас в Орлеан, если жив буду. Сегодня мы в монастырь засветло не успеем. Предлагаю переночевать в гостинице, а уж завтра мы отправимся в монастырь. Мы уже подъезжаем!

Он снял треуголку и высунулся в окно кареты.

— Жюстен, Раймон! Поезжайте вперед, скажите хозяину, что приехал маркиз дю Плесси, и что ему нужен добрый ужин и три комнаты.

Через пять минут они въехали на тускло освещенный двор, а через полчаса, расправившись с ужином, стали готовиться отойти ко сну. Маркиз занял лучшую и самую большую комнату, девушке поместили в комнату попроще, а братья готовились спать по очереди, не выпуская из рук оружия. Анжелика все угощала Франсину вином, пока та не уснула, а затем постучала в комнату маркиза.

Тот не спал, и сразу разрешил войти. Он лежал на спине, и его тонкая шелковая рубашка приподнималась конусом.

— Не спится, Анжелика?

— Не спится. Я взволнована рассказом Франсины, и все время представляю себя на ее месте. Сомневаюсь, что я могла бы пройти через такой ад и не умереть.

— Возможности женщины велики, – ответил маркиз, поглаживая свою рубашку в том месте, где она вздымалась и нервно подрагивала. – Моя жена рожала нашего первенца двое суток. Она кричала так, что я убежал на другую половину дворца и сидел там, сжимая голову руками, пока мне не сообщили, что она родила прекрасного младенца женского пола. Когда я пришел в ее спальню, она была еще обнажена. Повитухи уже омыли ее, но органы были еще широко раскрыты, как и ее прекрасные бедра, и она уже кормила грудью младенца и при этом улыбалась! Но когда чума унесла и ее, и младенца, и все муки оказались зря, я решил больше не жениться, и с тех пор пробавляюсь случайными удовольствиями. Не хочешь ли ты, о, прекрасное дитя с формами взрослой женщины, обнажиться и помочь уснуть своему соверену?

С этими словами он приподнял полу рубашки и показал Анжелике свой вздыбленный орган.

— Я должна взять его в рот? – деловито осведомилась Анжелика, снимая свою холщовую рубашку и забираясь на высокую кровать маркиза.

— Лучше оседлай меня сверху и получи удовольствие тоже.

Член маркиза был велик, больше, чем Николя, и Анжелика долго примеривалась, как усесться на него поудобнее, и в конце концов просто приставила его ко входу в свою розочку и расслабила ноги. Член маркиза вошел в нее до самых яичек, и она почувствовала их твердость своими нежными нижними губками. Ее нутро отозвалось на большой член маркиза сладкой болью, она захотела повторить ее и запрыгала, как амазонка на горячем жеребце, сотрясая своими нежными грудками.

О! – прошептал маркиз. – Как ты нежна там, внутри! Продолжай, продолжай, пожалуйста!

Она бы еще попрыгала на маркизе, но он вытащил из нее свое орудие, уложил Анжелику на спину, и, подняв ее ноги себе на плечи, вошел в нее снова и начал бешеные движения...

Маркиз дю Плесси не хотел, что бы Анжелика забеременела, поэтому, почувствовав приближение окончания страсти, вытащил из ее красного блестящего лона член и с содроганиями и воплями излил свое семя ей на плоский живот, грудки и ямочку на ее шее.

— О, как ты хороша, девочка! – задыхаясь, пробормотал маркиз. – Ты достойна быть женою короля!

Затем он лег с Анжеликой рядом и мгновенно уснул...

Она сползла на холодный пол, нашла свои туфли, подобрала с пола рубашку, и не надевая ее, вышла в коридор под холодный сквозняк, мгновенно остудивший ее разгоряченное тело. «Говорят, что это – хорошо, – подумала она, тихо шагая со свечой в руке. - Может быть. Но для этого нужно любить не головой, а сердцем!

Утром, едва поднялось солнце, маркиз дю Плесси отвез Анжелику и все еще страдающую Франсину Мерло под строгий, как казалось маркизу, надзор сестер августинок.