Красавец

... Он так красив, что я ненавижу его. Я ненавижу его спокойствие сейчас, когда он сидит передо мной, и я на полу, у его ног, как верная собака... или окончательно свихнувшаяся фанатка. Ненавижу его дьявольские подведённые глаза и дерзкий взгляд из под ресниц. Его ресницы похожи на крылья — и он сам — чёрный ангел искушения, явившийся из преисподней, чтобы забрать мою душу. Я ненавижу его руки с длинными пальцами и накрашенными ногтями. Ненавижу как сверкает в темноте его тяжёлая золотая печатка. Я ненавижу себя за то, что не могу оторвать от него взгляд. Он гипнотизирует, притягивает, ослепляет и подавляет своей красотой. Он — тёмный, горький, вязкий. И я как бабочка сама путаюсь в его тонких и липких сетях.

Я не вижу выхода и не стремлюсь к освобождению. Ему осталось только использовать меня и выбросить мою пустую оболочку. Но ему всё равно. Он сидит и даже не смотрит на меня, только курит, выдыхая вверх белесый дым и далеко отводя руку с сигаретой.

Он так красив, что я не могу удержаться и осторожно кладу свою руку на его колено поверх чёрных джинсов. На его идеальном надменном лице не дрогнул ни один мускул. Наглость просыпается во мне, и я двигаю ладонь дальше по его бедру, чувствуя через ткань тепло его кожи. Резко и неожиданно он кладёт свою твёрдую руку поверх моей, останавливая несмелое поползновение. Я осторожно поднимаю голову — он смотрит мне прямо в глаза своим жёстким, серо — стальным взглядом. От него у меня перехватывает дыхание и путаются мысли, и я теряюсь в пространстве, в котором кроме меня есть только он.

— Wаs fü r еin frеchеs Mä dchеn! — говорит он, ухмыляясь, при этом в темноте влажно поблёскивают его белые зубы. Я не знаю немецкого, поэтому не понимаю смысла его слов, хотя сейчас это совсем не важно. Он проводит ладонью по моему лицу и я ловлю зубами указательный палец. Ноготь на нём накрашен алым цветом, тогда как на других — чёрным. Не отводя взгляда от его лица, я начинаю обводить палец языком. Он с интересом следит за мной, а потом это начинает ему нравиться — довольная улыбка появляется на его красивых губах, а глаза начинают блестеть. Я даже могу разглядеть, как постепенно расширяются его зрачки. Свободной рукой он тушит сигарету в пепельнице, и я отвлекаюсь от своего дела, наблюдая, как гаснут её красноватые искорки в темноте, но он требовательно шевелит пальцем в моём рту.

— Wеitеr, wеitеr! — Тихо подгоняет он, и я принимаюсь облизывать его палец, как будто это вовсе и не палец, а кое — что намного лучше. Одной рукой я уже спокойно глажу его ногу и, кажется, мне это нравится ещё больше чем ему. Но мне недостаточно и, выпустив палец изо рта, я заискивающе смотрю ему в глаза. Он делает вид что не понимает. Вас ист лос, майн херр, не стройте из себя дурачка, до вас всё прекрасно дошло. Моя наглая рука поднимается всё выше и выше, но я всё же не решаюсь дотронуться до блестящей пряжки его ремня.

Он насмешливо поднимает одну бровь. Ещё бы, минуту назад я сама намекнула на это, и тут неожиданно растерялась. Но он решает помочь мне и, хитро улыбаясь, сам кладёт мою ладонь прямо на свою ширинку. Прохладное железо пряжки возбуждает меня ещё больше, и мне ничего не остаётся, как расстегнуть кожаный ремень... затем расправиться с молнией на джинсах — она расходится без звука и вот, я, практически не узнавая себя, засовываю руку внутрь, а потом достаю то, что собственно мне и было нужно. У него даже член очень красивый — впрочем, как я и ожидала. Сначала я, наслаждаясь одобрительным взглядом, медленно провожу им по своим губам — он кажется таким мягким и бархатным, что мне хочется заглотить его сразу и целиком. Его лицо не меняется, лишь глаза слегка прищуриваются и блестят ещё сильнее. И я перестаю останавливать себя, и начинаю делать с его членом то же самое, что недавно проделывала с пальцем. Ах, это намного лучше, намного приятнее, намного вкуснее. И вот до моих ушей доносится его первый вздох — ещё бы, какому мужчине это не нравится? Я продолжаю. То, чем я сейчас занимаюсь — предел моих мечтаний, и, вдохновляясь этим, я пытаюсь взять член как можно глубже в рот, при этом обвожу языком вены на этом твёрдом упругом стволе. Его руки опускаются мне на голову и, слегка погладив волосы, стараются усилить мои старания, но я уже понимаю, что дальше некуда, и работаю на пределе своих возможностей. Я вся дрожу и руки немеют, а перед глазами вспыхивают болезненно — яркие золотые фейерверки.

Он урчит как сытый кот, я поднимаю глаза, но не вижу его лица — я вообще не вижу ничего. Его руки нажимают на мой затылок всё сильнее, я двигаюсь всё быстрее и вот в какой-то момент я слышу его странный хриплый возглас и горьковатая горячая жидкость заполняет рот, течёт по подбородку, а я сплёвываю всё прямо на пол и вытираю руками лицо. Через несколько секунд всё постепенно начинает вставать на свои места, странные фейерверки изчезают, и я снова обретаю способность видеть. А он же застёгивает штаны и, прощально глянув на меня надменным серо — стальным взглядом, берёт с кресла свой длинный готический плащ, закуривает ещё одну сигарету и, больше не оглядывась, удаляется. Некоторое время я ещё сижу на полу. Это всё, что он мог мне позволить, и лишь руки всё ещё предательски дрожат...