Уязвимая

Самая хорошая девочка в выпускном классе — такое звание заслужить нелегко, но я за ним никогда и не гналась. Тем более, что количество славных парней, отваживающихся подойти, от этого только уменьшается, зато число завистливых одноклассниц увеличивается вдвое. А я ведь ничего специально не делала. Я не притворялась ни разу. Я просто была такой, какая я есть.

Да, я прилежная ученица. Да, я исполнительная. Да, я внимательна к родителям. Но разве это плохо? Да, у меня красивые волосы и второй размер лифчика, но это ведь от мамы досталось, я ведь не специально!

Если мама приходит поздно с работы, то я ей помогаю не потому, что так надо — я просто по-другому не могу. Она же устала, нужно дать ей возможность отдохнуть. Вот, например, я сама поглажу белье и разложу на полочки. Вот мамина блузка для работы, как всегда белоснежная. Мама так бережно обращается с вещами. Эту блузку нужно гладить очень осторожно, а потом положить маме на полку.

Это моя юбка. Мама сшила ее для меня сама год назад на день рождения — она у меня такая заботливая! По юбке я быстро пройдусь утюжком и положу её на свою полку. Так, папины трусы и носки гладить не надо, просто убрать на полку. Помню, как мама принесла откуда-то эти носочки. Прибалтийские — во всем городе ни у кого таких нет. Приятный тёмно-зелёный оттенок и строгий узор в клеточку. Я очень гордилась тем, что папа ходит в таких носках. Глупо, правда?

Интересно, сколько людей считают меня глупой? Ну, хотя бы просто от зависти? Все девочки в школе наверняка. Половина мальчиков. Ну, кто еще? Может, кто если меня и не считает глупой, так уж точно относится ко мне снисходительно. Смазливенькая девочка, куда тебе учиться? Выскочишь замуж и будешь дома сидеть. Рррр! Раздражает это даже. А главное, во всем городе нет близкого человека, чтоб хоть просто понять меня. Лучшая подруга с четвертого класса, и та уехала.

Но иногда я тешу себя мыслью, глядя на всех свысока и понимая, как все одновременно считают меня пустой и хорошей девочкой. Они не знают. Я вовсе не такая хорошая! Вернее... совсем не хорошая.•  •  •

к этому, знаешь. Тебе понравится.

Я помедлила с ответом, потом призналась:

— Мне было хорошо. Я... я даже не думала.

Он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза. И я снова начала растворяться и таять, словно стекая вниз липким, вязким и тягучим. Как тогда, когда я ощутила на себе этот взгляд в первый раз. Боже, да разве хоть одна девочка из всей школы ощущала на себе такой взгляд!

— Видишь женщину?

Он указал на фигуру женщины, идущей вдоль дома по аллее.

— Как думаешь, она делала хоть раз в жизни то, что делала ты?

— Думаю, что нет.

— Именно! Во всем городе, даю тебе слово, во всем нашем городе женщин, умеющих то, что попробовала ты, можно по пальцам пересчитать. Ну, не считая дешевых шлюх с Заводской. Но они из другого мира.

Он знал. Он знал, чем зацепить меня! Мы всего лишь сидели в машине и разговаривали, а

меня уже пробирал озноб. Внизу живота прилила кровь, и от этого стало теплеть и пощипывать в месте, где ещё неделю назад была жгучая боль.

Его голос был тихим и спокойным. Он продолжал:

— Ты зашла дальше, чем следует. Дальше, чем следовало бы любой девушке, даже такой как ты. И я вижу, что ты боишся. Так?

Он нежно коснулся рукой моей щеки. Провел по ней и дальше, за ухо. Запустил руку в мои волосы. Наклонился ко мне и накрыл мои губы долгим поцелуем. Я почувствовала его язык, такой мягкий и гладкий. Он скользил по моим губам. Я таяла от электричества между нами. Мои глаза прикрылись. Он потянул меня легонько за волосы. Ай! Я запрокинула голову, повинуясь его воле. Я чувствовала, как его язык у меня во рту скользил, словно проверяя каждый уголок. А потом я ощутила, как его ладонь легла на мои трусики, забравшись под подол платья. И я выключилась.

Он гладил меня по оголенной коленке, пока я приходила в себя.

— Знаешь чем хорошая девочка отличается от шлюхи? Хорошей девочке нравится чувствовать себя уязвимой. Она питается этим чувством. А шлюхе всё равно. Ты очень хорошая девочка. И тебе очень нравится чувствовать себя уязвимой.

Он продолжал поглаживая колено.

— А знаешь, в чём беда всех хороших девочек? В том, что хорошие мальчики оберегают их, не давая им почувствовать себя уязвимой. Если же она выбирает себе плохого мальчика, то тогда он делает ее уязвимой. А ей это не надо. Ей надо чувствовать себя уязвимой, а не быть ею. Чувствуешь разницу?

Я кивнула.

— В этом вся сложность. Дать ей почувствовать себя уязвимой, сделав при этом всё, чтоб обезопасить себя от губительных последствий. Это тонкая игра. И мало кому удается в нее сыграть по-настоящему хорошо.

Мне казалось, что он видит меня насквозь и что ему видно даже то, что не доступно мне. Я слушала и видела в нём учителя, врача, наставника и господа бога в одном лице.•  •  •

для прогулок. Мы присели с ним на деревянную потертую скамеечку. На улице никого не было, но всё равно было страшно: даже просто находясь в этом районе было неприятно дышать. Запах курева и алкоголя, казалось, прочно впитался в этот воздух.

Моя левая рука была сжата в кулачок. Крепко-крепко. Мне казалось, что если я разомкну пальцы хоть немного, то белая ткань зажатых в нём моих трусиков станет так видна, что на меня как коршуны со всей округи слетятся все желающие. Без трусиков было холодно и неприятно. Я старалась сидеть так, чтоб голые ягодицы не касались грязной скамейки, а умещались на подоле моего платьица подо мной. И да, я чувствовала себя уязвимой.

— Нравится ее вкус? — Спросил он.

Я поколебалась, прежде чем ответить:

— Он другой, непривычный.

— Нет. Он именно неприятный. И тебе нравится, что он неприятный. И именно в этом для тебя удовольствие.

Он продолжал:

— Каждый мужчина пахнет по-разному. И вкус у каждого мужчины разный. Ты еще этого не знаешь, но когда поймёшь, то почувствуешь, что же именно во вкусе спермы делает её такой.

Я молчала. Мои губы были сжаты и я подрагивала от озноба.

— Раздвинь их.

Он указал на мои сжатые колени. Я покачала головой.

— Смотри, никто не заметит, что ты это сделала. Просто разведи их так, чтоб коленки не соприкасались, а чтоб между ними можно было просунуть три моих пальца. Вот так.

И она чуть расставил мои колени в стороны, вставив меж ними свои пальцы. Я покорно поддалась.

— Я сейчас встану, сяду в машину и отъеду недалеко — вон туда, видишь? Ты останешься сидеть здесь. Ты будешь сидеть и чувтсвовать, каково это — быть уязвимой. Я хочу, чтоб ты прочувствсовала этот вкус целиком. Поняла? Не бойся, я всё время буду рядом и буду следить за тобой. Как только ты почувствуешь, что я нужен, закинь ногу на ногу. Этот жест я замечу и через секунду моя машина будет здесь. Хорошо, золотце?

— Я... я не уверена что смогу .

— Тебе страшно?

— Да.

— Посмотри на меня, ты можешь отказаться от этого прямо сейчас и мы просто уедем. Только приподними свою правую ногу и положи ее на левую. Всё просто. Это ты решаешь, готова ли ты к этому или нет.

Я глядела в его глаза. Губы дрожали. Обе мои ноги оставались на земле.

— Вот и умница.

Звук мотора, и машина скрывается с глаз. Я сижу, крепко сжимая кулачок. Глаза в землю. По левой щеке вниз тянется мокрая дорожка от слезы — мне чуть холодно, когда ветер дует на неё. Я боюсь того, что кто-то сейчас может увидеть меня. Хочется спрятаться в домик. Я вся превратилась в усилитель звуков. От малейшего шороха моё сердечко ёкает. Шаги вдалеке — и вот я дрожу ещё сильнее, чем прежде. Они всё ближе, ближе. Я не выдерживаю этого закидываю ногу за ногу.•  •  •

волоски, а о мой затылок скользил руль, который поворачивался вправо-влево, держа машину на дороге. Я поглаживала губами уже опавшую вялую плоть.

Мои глаза были мокры от слез, а он то и дело поглаживал меня по голове:

— Поплачь моя хорошая, поплачь. Тебе будет легче.

Мне казалось, что я похожа была на ту девушку с картинки, которую я видела у него в журнале. Я помню, как я увидела выражение на лице мужчины, державшего руль: смесь гордости и наслаждения. Но теперь мне объяснили — я лучше, чем та девушка. Я воспринимала ее слишком всерьёз. А она просто шлюха, снимающаяся для журналов. Ее мужчина сделал ее по-настоящему уязвимой.

Прежде чем выйти из машины, я достала из кармана тщательно выглаженный мамой носовой платочек и не менее тщательно вытерла подбородок и губы. Когда я вынимала его из кармашка, он пах свежестью. Когда я положила его обратно аккуратно свернутым, он пах тем, что моя мама не одобрила бы ни за что.

— Спасибо, — сказала я, захлопывая дверь машины.•  •  •

ему такое же удовольствие, которое ты доставляешь мне, пока он сидит за столом.

Я молчала. Почему-то труднее протестовать, когда лежишь голая.

— Ты его не увидишь, он тебя не увидит. Я буду в соседней комнате, всё будет безопасно. Просто сделай ему так же хорошо, как ты умеешь делать мне, поняла?

Сглотнув, я кивнула.

— Умничка.•  •  •